Потаенный город | Страница: 41

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Они вошли в южное крыло огромного города-дома, который представлял собой Дэльфиус, и по тускло освещенному коридору подошли к дверям жилища Кедона. Анари ожидал их, и на его древнем лице было написано изумление. Когда слепящий свет, бывший Эдемусом, приблизился к нему, он упал на колени, однако его бог потускнел, принял человеческий облик и с сердечностью помог старику подняться.

– В сем нет необходимости, старый мой друг, – проговорил он.

– Послушай, Эдемус, – воскликнула Афраэль, – да ты же красавец! И к чему было скрывать от нас этакую красоту в пятне света?

Слабая усмешка промелькнула на вечно юном лице бога дэльфов.

– Не пытайся обольстить меня сладкими речами, Афраэль. Хорошо ведом мне твой нрав и ведомы твои уловки. Не так легко будет тебе уловить меня в свои тенета.

– В самом деле? Однако же ты уже уловлен, Эдемус. Ныне я лишь играю с тобой, не более. Сердце твое давно уже в моей руке. Настанет время, когда я сожму его, и ты станешь всецело моим. – И Богиня-Дитя рассмеялась звонким серебристым смехом. – Впрочем, кузен, это наше с тобой личное дело. Сейчас у нас достаточно иных хлопот.

Ксанетия нежно обняла почтенного Кедона.

– Как ты, верно, понял уже, дорогой мой старинный друг, грядут важные перемены. Грозная опасность, пред ликом коей мы все оказались, грозит изменить весь наш мир. Поговорим прежде о сей опасности, а потом уже будем в свое удовольствие дивиться тому, как все вокруг переменилось.

Кедон провел их по трем истертым от времени ступенькам в знакомую комнату с низким потолком, вогнутыми белыми стенами, удобной мебелью и очагом, в котором жарко плясал огонь.

– Расскажи им обо всем, Ксанетия, – предложила Афраэль, взбираясь на колени Сефрении. – Это, по крайней мере, объяснит, почему мне пришлось нарушить все правила и явиться сюда. – Она лукаво взглянула на Эдемуса. – Что бы ты там ни думал, кузен, я знаю правила приличия, просто у нас сейчас неотложные дела.

Сефрения откинулась в кресле, слушая, как Ксанетия повествует о событиях последних месяцев. В Дэльфиусе царило ощущение мира, ничем не потревоженного покоя, которое Сефрения не сумела уловить в минувшее пребывание здесь. Тогда ее разум был настолько поглощен исступленной ненавистью, что она почти не обращала внимания на окружающее. Дэльфы хотели, чтобы Спархок отделил их долину от всего мира, – но вряд ли в этом была необходимость. Они уже существовали отдельно от мира – настолько отдельно, что, казалось, перестали быть людьми. Странным образом Сефрения завидовала им.

– Раздражает, правда? – прошептала ей на ухо Богиня-Дитя. – А слово, которое ты ищешь, – «безмятежность».

– И ты делаешь все, что в твоей власти, чтобы нарушить ее, верно?

– Дэльфы все еще принадлежат этому миру, Сефрения, – хотя и ненадолго. Я просто напоминаю им о нашем существовании.

– Ты дурно ведешь себя с Эдемусом.

– Я стараюсь вернуть его к действительности, только и всего. Десять тысяч лет он был сам по себе и уже забыл, что такое наша компания. Я ему об этом напомнила. В сущности, ему это даже на пользу. Он уже начал погрязать в самодовольстве. – Афраэль соскользнула с колен сестры. – Извини, – продолжала она, – но пришло время дать ему еще один урок.

Она пересекла комнату и остановилась перед Эдемусом, умильно заглядывая ему в лицо своими большими темными глазами.

Бог дэльфов был так поглощен рассказом Ксанетии, что едва заметил Афраэль, и, когда она протянула к нему руки, он рассеянно поднял ее и усадил к себе на колени.

Сефрения улыбнулась.

– И совсем недавно, – завершала Ксанетия свое повествование, – юному сэру Бериту присланы были новые указания. Велено ему повернуть и направиться в город Супаль, что на берегу Арджунского моря. О сих переменах сообщил он Богине-Дитя, она же, в свою очередь, осведомила всех нас. Тролли-Боги имеют намерение перенести сэра Улафа и сэра Тиниена в Супаль и сокрыть их там в том, что сами они называют «He-Время». Полагают они, что буде наши враги представят там королеву Элану, дабы обменять ее на Беллиом, выйдут они из своего укрытия и спасут королеву.

– «He-Время»? – озадаченно переспросил Кедон.

– Остановленное мгновение, – пояснила Афраэль. – Тролли ведь охотники, и их боги отыскали для них укрытие, чтобы они могли невидимыми выслеживать добычу. Хитроумная выдумка, но у нее есть свои недостатки.

Эдемус что-то спросил у нее на языке, который Сефрения не раз пыталась выучить, но так и не сумела понять в нем ни слова. Афраэль отвечала быстро, сухим деловитым тоном, дополняя свой ответ замысловатыми жестами.

– Ах вот как, – наконец проговорил Эдемус, снова переходя на тамульский, и на лице его выразилось понимание. – Какая, однако, странная идея.

– Ты же знаешь Троллей-Богов, – отозвалась Афраэль, скорчив гримаску.

– Неужто ты и впрямь вынудила их согласиться на чудовищные твои условия?

– У меня было то, что им хотелось получить, – пожала она плечами. – Они вот уже три сотни веков пытались измыслить способ вырваться из Беллиома. Конечно, мои условия им очень не понравились, но у них не было выбора.

– Ты весьма жестокосердна, Афраэль.

– Ничуть. Мной двигала необходимость, а необходимость не бывает ни жестока, ни милосердна. Она просто есть. Пару дней назад при встрече я расцеловала их, и это поправило им настроение – то есть после того, как они сообразили, что я не собираюсь их перекусать.

– Не может быть! – откровенно ужаснулся Эдемус.

– Они не так уж и плохи, – защищалась Афраэль. – Я, конечно, могла бы почесать их за ушами, но на это они могли бы и обидеться, так что я их попросту расцеловала. – Она усмехнулась. – Еще пара поцелуев – и они стали бы лизать мне руки, точно щенята.

Эдемус выпрямился в кресле и вдруг ошеломленно моргнул, словно лишь сейчас сообразив, где именно сидит Богиня-Дитя.

Она одарила его одной из своих загадочных улыбочек и погладила по щеке.

– Ничего страшного, кузен, – сказала она. – Ты скоро привыкнешь. Рано или поздно все привыкают.

И с этими словами Афраэль соскользнула с его колен и направилась через всю комнату к сестре.

***

– Это мое место! – угрожающе объявил кряжистый детина неопределенной национальности, когда Келтэн бросил свои седельные сумки и скатанную постель на полянке под большим деревом.