Голос Алиэн затрепетал, когда ее чистое сопрано без малейших усилий взмыло в пронизывающей душу песне. Она пела «Мой красавец синеглазый», старинную балладу, которая – Элана знала это – имела особое значение для ее камеристки и светловолосого пандионца. Королева припала к окну. Человек в простой потрепанной одежде застыл на улице точно изваяние, окаменев при первом же звуке песни Алиэн.
Последние сомнения испарились. Келтэн! Это Келтэн! Из глаз его струились слезы, и на лице отразилось восторженное обожание.
А потом он вдруг сделал то, что заставило Элану пересмотреть свое прежнее мнение о сообразительности Келтэна. Он уселся на замшелые камни мостовой, снял башмак и принялся насвистывать мелодию песни Алиэн. Он понял! И свистел, желая дать им знать, что понял! Даже Спархок не мог бы так быстро сообразить что к чему и придумать такой великолепный способ дать понять, что ему все ясно.
– Довольно, Алиэн! – свистящим шепотом бросила Элана. – Он получил наше послание! Алиэн оборвала песню.
– Что это ты здесь расселся? – осведомился, подходя к Келтэну, один из охранявших дверь арджунцев.
– Камешек попал в башмак, – пояснил Келтэн, помахав только что снятым башмаком. – Здоровый такой, сущий булыжник.
– Ладно, а теперь убирайся.
Незнакомое лицо Келтэна приобрело свирепое и вызывающее выражение. Он натянул башмак и поднялся.
– Приятель, – выразительно проговорил он, – ты очень скоро сменишься с дежурства и, может, захочешь заглянуть в таверну Сенги на пару кружек пива. Я там вроде как главный охранник, и если ты начнешь грубить мне здесь, я ведь могу решить, что ты ведешь себя слишком шумно, чтобы тебя обслужили там. Дошло?
– Но я должен никого не подпускать к этому дому, – уже другим тоном пояснил стражник.
– Но вежливо, приятель, вежливо. В этом городе все вооружены до зубов, так что лучше нам всем быть вежливыми друг с другом. – Келтэн бросил осторожный взгляд на зарешеченное окно, за которым притаилась Элана. – Я быстро научился вежливости, когда связался с Шеллагом – ты ведь его знаешь, верно? Одноглазый громила с локабером.
Стражник содрогнулся.
– А он и вправду так страшен, как выглядит?
– Хуже. Он снесет тебе голову начисто, если ты только нечаянно чихнешь на него. – Келтэн расправил плечи. – Что ж, пора мне, пожалуй, возвращаться в таверну. Как поговаривает мой дружок Эзек: «Шляючись без дела по улицам, не жди, что деньжата обломятся». Заходи в таверну, когда сменишься, приятель. Я угощу тебя кружкой пива. – И он зашагал прочь по улице, продолжая насвистывать «Мой красавец синеглазый».
– Цени его, Алиэн, он настоящее сокровище, – прошептала Элана, сердце которой все еще парило от радости, – и не позволяй его внешности обмануть тебя. За две минуты он сообщил мне больше, чем Спархок успел бы за час.
– Госпожа?.. – озадаченно переспросила девушка.
– Он знает, что мы здесь. Он начал насвистывать, когда ты запела. Кроме того, он сказал мне, что с ним сэр Бевьер и Кааладор.
– Как же он это сделал?
– Он говорил со стражником. Бевьер, наверное, единственный человек в Дарезии, который носит локабер, а второй его приятель говорит на том же простонародном говоре, что и Кааладор. Они знают, что мы здесь, Алиэн, а если знают они, то знает и Спархок. Мы можем хоть сейчас собирать вещи. Скоро мы уедем отсюда и вернемся в Материон!
Она счастливо рассмеялась и заключила камеристку в объятия.
***
Возвращаясь к таверне Сенги по заросшим мхом улицам, Келтэн изо всех сил старался сохранять бесстрастное выражение лица, но возбуждение бурлило и клокотало в нем, и очень трудно было удержаться, чтобы не расхохотаться во все горло.
Армия Скарпы, прибыв в Натайос, кое-как расчистила северную часть города и восстановила дома, чтобы в них можно было жить; однако большая часть Натайоса по-прежнему представляла собой перевитые лианами развалины. В распоряжении Сенги было несколько мест, где он мог устроить таверну, и в конце концов он мудро решил вести свои дела поглубже, в старой части города, чтобы избавиться от назойливости сержантов или молодых эленийских офицеров, которые еще не растеряли убеждений, но и не приобрели житейского здравого смысла. Он выбрал приземистое низкое здание с крепкими стенами, но без крыши – впрочем, этот недостаток легко устранялся холщовым навесом. Сенга подумывал о том, чтобы нанять свободных от службы солдат расчистить улицу, которая вела к его таверне от главного лагеря Скарпы, однако Кааладор убедил его поберечь денежки. «На кой это надобно, Сенга? – сказал каммориец запыхавшемуся от дел торговцу, переходя на привычный говор. – Коли солдатикам невтерпеж налакаться, они дорожку к тебе языками вылижут и денег не запросят». Так таверна втиснулась среди развалин Натайоса, почти неотличимая от соседних домов, если не считать холщовой крыши и грубо намалеванной вывески «У Сенги» над входной дверью.
Келтэн вошел в таверну через черный ход и остановился, чтобы дать глазам привыкнуть к тусклому полумраку. Хотя была еще середина дня, в таверне было многолюдно, и шесть разбойников из шайки Нарстила, обряженные в фартуки, так и метались вдоль грубо сколоченной дощатой стойки, еле успевая разливать пенистое пиво и получать плату.
Келтэн проталкивался через шумную толпу, ища взглядом Бевьера и Кааладора. Они сидели за столом неподалеку от входной двери. Обнаженный локабер Бевьера и увесистая дубинка Кааладора лежали на столе, на виду у всех, молчаливо напоминая клиентам, что веселиться, конечно, им дозволено, однако в разумных пределах.
Келтэн осторожно опустился на скамью, стараясь не выпустить на волю клокотавший в нем восторг. Он подался вперед, давая знак друзьям придвинуться ближе.
– Они здесь, – прошептал он.
Кааладор оглядел таверну.
– Эт-точно, – промурлыкал он, – коли не все, так те, кто не на дежурстве, – всенепременно.
– Я говорю не об этой толпе, Эзек. Речь о доме с зарешеченными окнами. Те, кого мы искали, определенно находятся там.
– Откуда ты знаешь? – напряженным шепотом спросил Бевьер. – Ты их видел?
– Мне и не пришлось. Один из них – мой близкий друг, и этот друг узнал меня – даже вот с этим лицом. Не спрашивайте как – я все равно не знаю.
– Ты уверен? – настаивал Бевьер.