Портрет с одной неизвестной | Страница: 30

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Грузи, пожалуйста, сколько угодно, мне интересно. Я ведь о тебе так мало знаю. Ну и что там дальше с Василисой?

– Я тебя обязательно с ней познакомлю. Она, кстати, стихи сочиняет, с подружкой, чудные такие, забавные. Мы с ней вместе много времени проводим, по кафе, по гостям шлендраем. – Лиза задумалась. – Боже мой! Как хорошо, что я их отправила в Завидово и все это случилось без них! Ты не представляешь, какой был ужас, когда я увидела Леньку…

– Лиза, не надо. Все закончилось и, очевидно, обойдется. Завтра навестим твоего друга детства…

– Да, раньше мы с ним были не разлей вода, – она снова переключилась на Леньку. – Хотя, конечно, в основном на даче общались. Иногда, правда, и в Москве виделись. Я его все к себе в гости звала, но Батама редко отпускала. Вообще, мне его все время почему-то жалко было. То ли из-за бабки, то ли из-за того, что никто, кроме нее, им не интересовался. Помню, приехала я как-то в Валентиновку, каникулы уже начались, а папа мне из Венгрии привез джинсовый костюм. По тем временам просто отпад. И так я себе в нем нравилась, ну и фасонила, понятное дело, направо-налево. А когда Ленька меня в нем увидел, мне почему-то неловко стало. У него же такого нет. Все лето одни джинсы носила, куртку не надевала, чтоб ему обидно не было, а в конце лета ее Леньке подарила, родителям сказала, что потеряла.

– Лиза, скажи, а когда ты поняла, что он, словом, не как все юноши?

– Он, ты знаешь, всегда был какой-то не такой, отличался от других мальчишек. Время проводил или со мной, или с Наташкой. Она тут тоже недалеко жила. Я как-то интуитивно, на уровне подсознания почувствовала его отличие от других. Еще задолго до того, как он меня со своим первым бойфрендом познакомил, – Лизка потерла глаза и зевнула.

Павел уже открыл рот и хотел сказать, что они знакомы всего неделю, а ему кажется, будто это случилось давным-давно, что все время он только о ней и думал, а еще о том, как бы оказаться с ней наедине. Но понял, что после случившегося разговор этот заводить глупо и некстати, поэтому лишь шумно выдохнул скопившийся в легких воздух, подошел к ней, покрепче прижал ее к себе и сказал:

– Лиз, ты уже зеваешь. Тебе надо ложиться.


Ночью он долго не мог заснуть, выходил на улицу, курил, пил воду, чуть не упал на крыльце, поскользнувшись на яблоке, а когда наконец лег и выключил свет, она пришла к нему сама. Все, что случилось дальше, напоминало стремительное падение кометы, прекрасное и лаконичное. Павел даже не сразу понял, что это происходит с ним наяву, а не во сне. Лиза была такой страстной и непредсказуемой, невероятно нежной и в то же время очень трогательной. Засыпая, он уже отчетливо осознал, что еще никогда и ни с кем ему не было так хорошо.

20. В больничной палате Москва, август 20… г., гуашь/картон

Тихо выскользнув из объятий спящего Павла, Лиза посмотрела на часы и отправилась в душ. Так. Начало десятого, воскресенье. Картину украли. У меня в постели копиист, которого я знаю чуть больше недели, а Ленька с разбитой головой попал в больницу. Мысли заработали лихорадочно.

– Ленька – это сейчас главное. С него и начнем, – решила она и, наскоро приведя себя в порядок, стала собираться в больницу. Мыло, зубная паста и щетка, полотенце, тапки, кружка, две чистые футболки, старый мобильник… что еще ему может понадобиться. Минут через десять больничная сумка была готова.

– Как бы чего не забыть, – сказала она вслух и пошла будить Павла. Зайдя в спальню, Лиза задержалась на пороге и минуту-другую его разглядывала. Он спал, но даже от спящего Павла исходило чувство надежности, уверенности и какой-то доброй силы. С Сергеем такого не было…

Волной нахлынули воспоминания из прежней замужней жизни. Теперь ей казалось, будто это не она, не Лиза целых девять лет прожила в браке с Сергеем Селецким, который на всех вокруг умел произвести впечатление. А теперь совсем, совсем чужой человек из чужой жизни. Да, Сергей был другим… их с Павлом даже сравнивать нельзя.

Хотя, надо отдать должное, ее бывший муж всегда был веселым, остроумным, обаятельным, невероятно красноречивым. Он знал бесчисленное количество смешных историй, анекдотов и виртуозно их рассказывал. Друзья боготворили его, всюду он был желанным гостем, да и у них дома редкий вечер проходил без гостей. Веселье, смех, розыгрыши, эскапады, поездки, посиделки на кухне до петухов… Он нравился всем, и ему нравилось нравиться. Года за три до их развода Сергей устроился на новую работу в немецкую строительную фирму и быстро и легко поднимался по карьерной лестнице. Видимо, немцы тоже пали жертвой его обаяния. Зарплаты у них были высокие, и Сергей, почувствовав вкус денег, начал, как говорила Лизина мама, Ольга Васильевна, «валять дурака». Лиза по некоторым признакам по-другому обозначила ситуацию – у Сергея появилась любовница. Она и раньше замечала, догадывалась, но старалась не придавать значения тому, что муж избалован женским вниманием, которое постепенно превратилось для него в своего рода допинг. Однажды Лизины догадки получили, так сказать, вполне материальное подтверждение. Вечером, возвращаясь с работы и купив в киоске сигареты, она прошла через соседний двор. Там при свете одинокого фонаря она заметила знакомую машину, а в ней… если бы эти двое, в одном из которых она узнала своего Сергея, были не так заняты друг другом, они наверняка бы ее увидели, но… «Надо же так изголодаться! Ай-ай-ай. Во дворе, в машине. Что ж, им, должно быть, хорошо, – подумала Лизка и стучать в окошко не стала, – только гадко все это, и мириться с этим я не смогу». Ольга Васильевна ее, конечно, отговаривала: «У тебя дочь растет, не спеши, подумай о ней». Лизка подумала, поговорила с Сергеем, потом еще раз подумала и подала на развод. «В конце концов не на помойке себя нашла»: вкупе с другими недостатками Сергея последний его довод о «естественной полигамии мужчин» довершил дело.

После развода начались болезни, врачи, больницы. Нет, не клиника неврозов, а так, всякое разное: грипп, ОРЗ, ОРВИ, бронхит, астматический бронхит, снова грипп. Тянулось это полгода, не меньше. Мама самоотверженно ее лечила. Она вообще молодец, ведь тогда все легло на ее плечи. И Лизкины хвори, и Василисина школа, и дом, и дача. Ну да ладно, пережили и забыли. Тяжело, с трудом, но забыли. Теперь получается, что они с Сергеем совсем чужие люди.


Стоп! Если об этом думать, ни в какую больницу не успеешь! Пусть все идет как идет… Павел как будто прочел ее мысли и зашевелился. Открыв глаза и увидев Лизу, он расплылся в счастливой улыбке и уже собирался что-то ей сказать, но Лизка сразу пресекла все попытки пожелать ей доброго утра.

– Нам нужно в больницу. Я собралась – жду тебя, кофе на столе и вроде бы еще горячий, – по-деловому сказала она, но лучезарная улыбка, не сходящая с лица Павла, несколько растопила лед, и, смягчившись, она добавила: – Паш, я очень, очень волнуюсь, умоляю, давай побыстрее.

– Лизонька, через пятнадцать минут я буду готов. Ты, пожалуйста, не нервничай и не будь такой суровой.

Ровно через час, прорвавшись через все больничные кордоны, они уже общались с лечащим Ленькиным врачом, а еще через десять минут сидели в палате у страдальца. Слова «скоро поправится» прозвучали как гимн. Лиза была на седьмом небе от счастья: сотрясение мозга, гематома – это пройдет, главное, Ленька жив, слава тебе, Господи, и скоро его выпишут. Она захлопала в ладоши, бросилась обнимать и целовать сначала Павла, который с удовольствием подставлял то одну, то другую щеку, потом Леньку, несмотря на театрального вида синяк, сползающий со лба на правый глаз и щеку. Он морщился и говорил, что ему больно смеяться, а Лизка тараторила без умолку и все никак не могла успокоиться, пока в какой-то момент пациент не приуныл и не остановил ее.