Леди Бэйнтон занялась подготовкой гардероба, который понадобится Кэт в эти последние дни ее жизни. Остальные всячески пытались занять и развлечь бывшую королеву, чтобы хоть как-то отвлечь ее от мыслей о неизбежном. Никто из них не был готов к тому, что уже на следующее утро Тайный совет опять приедет — на этот раз чтобы забрать Кэтрин Говард из Сион-Хауса.
Кэт плохо спала эту ночь и только что встала с постели.
Узнав, что ее дядя и остальные прибыли, чтобы препроводить ее в Тауэр, она снова прыгнула в кровать и, зарывшись в подушки, закричала:
— Нет! Слишком скоро! Я не могу ехать сегодня! Не могу! Стараясь удержаться от слез, служанки приготовили ей горячую ванну, добавив в воду масло дамасской розы — любимый аромат Кэт. Они выкупали ее, вымыли ей голову, насухо вытерли и одели во все чистое.
— Ну, долго еще все это будет продолжаться? — недовольно ворчал герцог Суффолк.
— Милорд, вы же не предупредили нас о своем приезде, — вежливо напомнила ему Нисса. — Госпожа Кэтрин сегодня почти не спала, поэтому встала поздно. По утрам она всегда принимает ванну. Надеюсь, вы не откажете ей в таком пустяке? Ведь мы все знаем, как мало времени ей осталось жить.
Чарльз Брэндон, герцог Суффолк, понял, что получил выговор, но это было проделано так изящно, что он даже не рассердился.
— Она что, после этого еще будет завтракать? — спросил герцог Норфолк.
— Да, — сказала Нисса, поглядев ему прямо в глаза. Герцог отвернулся. Он знал, что она хочет сказать этим осуждающим взором. Нисса считает его ответственным за то, что ее муж оказался в Тауэре, разделив судьбу своих неудачливых родственников. Герцог и сам чувствовал себя виноватым, но ни за что бы в этом не признался. С какой стати?
Бывшей королеве подали скромный завтрак, но в это утро она не могла есть. Она была слишком напугана. Кэт оставила еду нетронутой. Затем ее одели в черный бархат и накинули на плечи расшитый золотом плащ с меховой оторочкой. Голову прикрыли капюшоном, на руки натянули кожаные перчатки, обшитые кроличьим мехом.
Когда Кэт ввели в гостиную и она увидела суровые лица мужчин, которые когда-то заискивали и склонялись перед ней, ее охватил безудержный страх.
— Я не поеду, — срывающимся голосом произнесла она.
— У вас нет выбора, мадам, — нетерпеливо сказал герцог Суффолк. — Пойдемте. — Он предложил ей опереться на его руку.
Кэтрин отпрянула.
— Убирайтесь! — взвизгнула она.
— Вспомните же о том, что вы — Говард, мадам! — грозно рыкнул герцог Норфолк. — Не теряйте достоинства!
— Отойдите от меня, дядя! — крикнула Кэт, швыряя в него перчатки. — Я не поеду! Не поеду! Вы не можете меня заставить! Если я должна умереть, убейте меня здесь и сейчас, но я никуда с вами не пойду! Вы поняли меня? Не пойду!
Архиепископ Кранмер и епископы Танстолл, Сэмпсон и Гардинер попытались мягко урезонить объятую ужасом женщину, однако ни угрозы, ни уговоры, ни лесть на нее не действовали. Она наотрез отказалась добровольно покинуть Сион. В конце концов Суффолку пришлось подать знак двум сопровождавшим его стражникам и они потащили плачущую и сопротивляющуюся Кэтрин Говард к пристани, где их ждала специальная, выкрашенная в черный цвет барка.
— Если кто-нибудь из вас сейчас расплачется, — предупредила Нисса Кейт и Бесси, — то я надаю ей оплеух. Одной истерики более чем достаточно. Если мы не будем держать себя в руках, нам не позволят остаться с ней до конца. Не захотите же вы, чтобы она одна была в Тауэре и одна шла на казнь?
Кейт и Бесси испуганно покачали головами, а затем вслед за леди Бэйнтон и Ниссой покинули Сион-Хаус. Спустившись к реке, они услышали доносящиеся с черной барки жалобные вопли Кэт, Вместе с ней находились Норфолк, Кранмер и епископ Гардинер. Присоединившись к ним, женщины попытались успокоить свою госпожу. Герцог Суффолк, лорд Бэйнтон и остальные лорды плыли на второй барке. В третьей разместились служанки, духовник королевы и стражники.
Барки спустились по реке, пройдя под Лондонским мостом, где до сих пор еще висели головы Фрэнсиса Дерехэма и Томаса Калпепера. К счастью, занавески каюты были задернуты и Кэт не увидела того, что осталось от ее бывших любовников. На ступеньках Тауэра Кэтрин Говард ожидал его комендант сэр Джон Гэйдж. Он в такой уважительной манере приветствовал ее, что казалось, будто ничего не изменилось и королева прибыла в Тауэр с обычным визитом.
Дрожащей и всхлипывающей Кэтрин помогли сойти с барки. Ее отвели в специальное помещение для узников королевской крови. Сознание того, что она находится в тех самых комнатах, где когда-то провела последние дни ее кузина Анна, отнюдь не утешало бывшую королеву. Вечером того же дня пришел епископ Линкольнский. Кэтрин исповедалась ему, но это не принесло ей душевного успокоения.
Тем временем Тайный совет прилагал все усилия, чтобы как можно скорее покончить с делом. Отчасти для того, чтобы лишний раз не бередить сердечную рану короля, а отчасти из опасения, что он может смягчиться. Учитывая это, решили применить процедуру, позволяющую не посылать обвинительный акт на подпись королю. Для этого на документе поставили большую печать и рядом начертали слова: ‹Такова моя королевская воля›. Таким образом формальности были соблюдены, и в обеих палатах парламента официально объявили, что получена королевская санкция. Приговор Кэтрин Говард и Джейн Рочфорд с этой минуты считался утвержденным и мог быть приведен в исполнение. Все сделали по закону.
Однако следующим днем было воскресенье, а поскольку и речи не могло быть о том, чтобы проводить казнь в воскресенье, Кэтрин Говард получила в подарок еще один день жизни. В воскресенье вечером сэр Джон Гэйдж попросил позволения посетить бывшую королеву, и его просьбу немедленно удовлетворили.
Церемонно поклонившись своей узнице, комендант Тауэра заговорил так мягко, как только мог:
— Мадам, завтра утром вы будете казнены. Мы придем за вами в семь часов. Я просил бы вас к этому времени подготовиться. Если вы изъявите такое желание, исповедаться и причаститься. Если я могу что-нибудь для вас сделать, мадам, вам нужно только сказать мне об этом. — Он еще раз поклонился.
Женщины замерли в испуге, ожидая новой истерики. Вместо этого Кэтрин Говард спокойно и с достоинством произнесла:
— Я хотела бы, сэр, если это возможно, чтобы сюда сейчас принесли плаху, на которой оборвется моя несчастная жизнь. Я хочу научиться поизящнее класть на нее голову, чтобы не оставить о себе напоследок плохого впечатления. Больше ничего мне не нужно, однако я благодарю вас за то, что вы спросили.
Коменданта несколько ошарашила такая необычная последняя просьба, однако он не возражал:
— Все будет немедленно выполнено, мадам. — Поклонившись в третий раз, он исчез.
— Как же ты можешь?.. — прошептала Бесси Фицджеральд. Ее голубые глаза расширились от страха и удивления. Она никак не могла поверить, что завтра в это время ее подруги уже не будет в живых. Ведь они еще так молоды, а молодые не должны умирать!