— Уилл, Уилл… — жалобно протянул король. — Ты единственный, кто говорит мне правду. Это тебя следовало бы послать к герцогу Клевскому, несмотря на то что я не могу обходиться без твоего общества. — Еще раз горестно вздохнув, он допил вино и, поставив кубок, тяжело поднялся. — Помоги мне лечь в постель, шут, и останься со мной. Мы поговорим о былом, о счастливых временах. Ты помнишь Блейз Уиндхем, Уилл? Мою деревенскую девочку?
— Конечно, Гэл, хорошо помню. Добрая и красивая женщина.
Уилл Саммерс подставил королю плечо, чтобы тот смог о него опереться, отвел его к кровати и помог улечься. Шут вместе с обезьянкой устроились в ногах королевской постели.
— Ее дочь теперь при дворе, Уилл, — продолжал король. — Милая девочка, но не во всем похожа на мать. Леди Нисса Уиндхем — настоящая английская дикая роза. Она одна из фрейлин принцессы Клевской. Я дал ей это место по просьбе матери.
— Которая это? — поинтересовался шут. — Я знаю малютку Кэри, Бесси Фицджеральд и сестриц Бассет. Есть еще две, которых я не знаю: госпожа Каштановые Кудри и темноволосая красавица.
— Темноволосая — это и есть Нисса. Глаза у нее точно как у матери. Вторая — Кэтрин Говард, племянница Норфолка. — Он хмыкнул; — Госпожа Каштановые Кудри! В самую точку, Уилл. У госпожи Говард и впрямь чудесные волосы. Она очень хорошенькая, правда? Господи! Да любая из этих фрейлин устроила бы меня куда больше, чем эта фламандская кобыла! И зачем я только послушался Крома? Мне надо было как следует поискать у себя дома и взять себе английскую жену. Разве моя возлюбленная Джейн не была прекраснейшей из роз Англии?
— Ох, Гэл, неужели ты потерял вкус к разнообразию? — поддразнил шут. — Мне кажется, немки у тебя еще не было. По крайней мере на моей памяти. Была у тебя немка до того, как я поступил к тебе, Гэл? Правда ли то, что говорят о немецких женщинах?
— А что о них говорят? — с подозрением спросил король.
— Не знаю! — фыркнул шут. — У меня никогда не было немки.
— И у меня не будет, — сказал король. — Не представляю, как я заставлю себя спать с ней. Кровь Господня, я мог бы жениться на Марии де Гиз или Христине Датской, а не на этой лошади!
— Какая у тебя короткая память, Гэл! — напомнил шут без всякого снисхождения. — Мария де Гиз так испугалась твоего предложения, что поспешно вышла замуж за Якова Шотландского. Наверное, ей больше нравится шотландский климат. Что до красавицы Христины, то она прямо сказала твоему послу, что будь у нее две головы, одна была бы в твоем распоряжении, но поскольку голова у нее все-таки одна, то она не хочет ею рисковать и предпочитает еще год-другой оплакивать своего покойного супруга. Ты уже не такая завидная добыча, Гэл, как когда-то. Женщины наслышаны о том, как ты обращался с предыдущими женами, и боятся тебя. Будь счастлив, что сумел заполучить принцессу Клевскую, хотя я отнюдь не утверждаю, что она счастлива, заполучив тебя.
— По острию ходишь, шут! — прохрипел король.
— Я говорю тебе правду, Генрих Тюдор, в отличие от тех, кто только льстит тебе, потому что боится.
— А ты не боишься?
— Не боюсь, Гэл. Я видел тебя в чем мать родила. Ты такой же человек, как и я. Все это игра случая. Родись каждый из нас в семье другого, глядишь, Генрих был бы придворным дураком, а Уилл — королем.
— Я и есть дурак, коли позволил другим выбирать для меня жену, — заявил Генрих Тюдор. — Но теперь этому горю уже не поможешь.
— Если не имеешь лучшего, извлеки пользу из того, что имеешь, — посоветовал шут. — Может быть, леди Анна еще приятно удивит тебя.
Он слез с кровати, и Марго тут же, проворно взобравшись ему на плечо, нахлобучила на голову Уилла берет.
— Спи, Гэл. Тебе надо выспаться, да и мне тоже. Мы оба уже немолоды, а ближайшие дни будут чертовски хлопотными и утомительными. Опять придется слишком много пить вина и есть чересчур жирную пищу. Ты не умеешь ничего делать наполовину, поэтому обязательно опять переешь и перепьешь всех, а потом будешь мучиться.
Король сонно улыбнулся.
— Наверное, ты прав, Уилл, — сказал он, закрывая глаза. Дождавшись, когда король захрапел, шут тихонько выскользнул из спальни и сообщил придворным, ожидавшим за дверью, что его величество, ко всеобщему облегчению, спокойно спит.
Шестого января мороз стал еще сильнее. С перламутрового неба светило по-зимнему слабое солнце. С Темзы дул колючий морозный ветер. Короля разбудили в шесть часов утра, но он еще около получаса оставался в постели. Это был день его свадьбы, но он не находил в себе силы встать и начать этот длинный, полный забот день. Осознав наконец, что у него уже нет выбора, король кликнул камергера. В спальню, переговариваясь и улыбаясь, вошли придворные и внесли свадебный костюм короля. Генриху помогли выбраться из кровати, затем его побрили, он принял ванну, после чего начал облачаться в наряд, предназначенный для сегодняшнего спектакля.» Какая гадость! — думал он, и глаза его наполнялись слезами. — Я еще не настолько стар, мне хочется насладиться хорошенькой девушкой «.
Свадебный наряд короля выглядел поистине великолепно. Парчовый камзол расшит серебряными цветами, отделан роскошными соболями. Плащ из багряно-алого сатина расшит не менее пышно, чем камзол, и украшен огромными круглыми пуговицами из отшлифованных алмазов. Шею туго охватывал золотой воротник. Сапоги короля сшиты по последней моде — с узкими закругленными носами — и тоже щедро усыпаны жемчугом и бриллиантами. Все пальцы короля унизаны перстнями.
— Ваше величество выглядит превосходно, — объявил молодой Томас Калпепер.
Остальные придворные одобрительно зашушукались и закивали, соглашаясь с этим мнением.
— Если бы эта свадьба не была нужна моей стране, — заявил король, — никакая сила на земле не заставила бы меня сделать это.
— Кромвель — конченый человек, — прошептал Томас Говард, герцог Норфолк.
— Не очень-то обольщайтесь, — вполголоса ответил ему Чарльз Брэндон, герцог Суффолк. — Старина Кром — хитрая лиса и еще может ускользнуть.
— Посмотрим, — пожал плечами герцог Норфолк, и на лице его заиграла улыбка — явление для него чрезвычайно редкое. Это была улыбка триумфатора.
— Что это вы задумали. Том? — спросил герцог Суффолк. Чарльз Брэндон знал, что Томас Говард близок со Стивеном Гардинером, епископом Уинчестерским. Епископ поддерживал короля во всем, что касалось противоборства с папой римским и отрицания верховенства Ватикана над английской церковью, однако при этом он оставался ярым противником изменений в доктрине, проводимых архиепископом Томасом Кранмером, ставленником Кромвеля.
— Вы переоцениваете меня, Чарльз, — ответил Норфолк, все так же улыбаясь. — Я — самый преданный слуга короля и всегда им оставался.
— Скорее, я недооцениваю вас. Том, — парировал Суффолк. — Иногда вы меня пугаете. Ваше честолюбие беспредельно.