— Олев, — надменно процедил он. — Мне нужен Олев.
— Он в ванной. Скоро выйдет, — я постаралась придать дрожащему, как осиновый лист, голосу максимум легкомыслия. — Ему что-нибудь передать?
— Я бы хотел поговорить с ним. — Еще секунда, и он оттеснит меня плечом, войдет в номер и…
— Кажется, вас зовут…
Несколько секунд он изучал меня, русскую шлюху, вторгшуюся в святая святых — под своды молочно-розового и почти европейского eesti тела его босса.
— Калью, — наконец снизошел он.
— Да, Олев говорил мне о вас…
— В таком случае передайте ему, что он опаздывает на пресс-конференцию. Мы должны были выехать полчаса назад. Я жду его внизу. Через десять минут.
Он умудрился обхамить меня, не сказав ни одного дурного слова. Я вынула из рук Калыо табличку и снова водрузила ее на дверь.
— Что-нибудь еще?
— Plika! — бросил он мне напоследок.
И без тебя знаю, тоже мне, удивил!
…Я закрыла дверь и прижалась к ней горячим лбом: десять минут. У меня есть десять минут, чтобы унести отсюда ноги. Эти десять минут — мой единственный шанс. Потом я буду рвать на себе волосы, реветь белугой и кататься по полу; но это — потом. А сейчас мне нужна ясная голова. Ясная голова и хотя бы минимальная способность проанализировать ситуацию… Господи, ну почему я не имела склонностей ни к чему, кроме как к разгадыванию кроссвордов в журнале «Дамский вечерок»!
Впрочем, и этого мне хватило, чтобы сообразить: в шести клетках по горизонтали складывалось весьма неприятное слово. Оно рифмовалось со словом «конец», но было куда более емким.
Спокойно, Варвара. Не суетись под клиентом, как говаривал Стас Дремов. Сукин сын, втянувший меня в эту тухлую историю. Пусть сам теперь и вытаскивает.
В спальню к мертвому Киви я больше не заходила. Двух минут мне хватило на то, чтобы напялить платье и надеть туфли. Все остальное время я потратила на руку и нож. Я отмывала их с таким остервенением, что, казалось, протру до дыр. Просто сумасшествие какое-то! С трудом заставив себя оторваться от этого бесперспективного занятия, я выключила воду, завернула нож в несколько слоев туалетной бумаги и двинулась к выходу.
…Сволочной Калью наколол меня с самым очаровательным эстонским вероломством: он никуда не ушел, он вовсе не собирался ждать Олева внизу. Напротив, он занял ближние подступы к номеру и теперь сидел в глубоком кожаном кресле наискосок от двери. Я едва не потеряла сознание, когда увидела его унылую физиономию.
— Он сейчас выйдет, Калью! — Неужели это я? И даже голос у меня не дрожит.
— Onneks! [13] — Лицо подручного Киви исказила совершенно атеистическая гримаса.
Я еще нашла в себе силы помахать ему рукой (той самой, которую так долго оттирала от крови): мол, пока, красавчик, еще увидимся. Мы теперь часто будем видеться. Твой эксцентричный шеф предложил мне руку и сердце и всерьез подумывает, не завести ли нам детей…
И прошла мимо, едва сдерживая себя: только бы не сорваться, только бы не побежать! До спасительной лестницы было всего лишь несколько десятков метров, но их еще предстояло пройти.
Проигнорировав лифт в стиле модерн, невесть зачем пристегнутый к трехэтажному дому, и едва не сломав каблук, я скатилась с лестницы и оказалась в просторном холле. Мраморный пол, фонтан с такой же мраморной скульптурой какого-то античного говнюка; ненавязчивая стойка портье, за которой отирался теперь говнюк современный.
И три туполобых жеребца-секьюрити, от которых за версту несло журналом «Плейбой», чипсами и оружейной смазкой. Одного из них, стриженного под фээсбэшный бобрик, я видела вчера вечером. Два других скорее всего заступили на смену ночью. Или утром. Когда кто-то убил Олева Киви.
У-бил.
Ну, наконец-то! Вот меня и затошнило!
Не хватало еще выплюнуть желудочный сок здесь, в присутствии видеокамер. Трех видеокамер. Они лезли мне в глаза и напрочь лишали воли. Интересно, что сейчас поделывает верный Калью? Наверняка ворвался в номер, чтобы поторопить шефа… Боже, как ты несправедлив!
Шевели ногами, старуха, иначе ты выйдешь отсюда только под конвоем…
Двое свеженьких секьюрити двинулись было ко мне, но «бобрик» остановил их одним лишь коротким кивком головы: я была гостьей гостя и имела право на свободное передвижение. Приближаемся к Европе, совсем неплохо.
Но напрасно я радовалась: «бобрик» сам направился в мою сторону.
— Добрый день, — сказал он, профессионально обшарив меня с ног до головы.
Уже день, очень хорошо. Долгонько мы спали. А кое-кто вообще не проснулся…
— Добрый, — пролепетала я.
Должно быть, в прошлой жизни «бобрик» служил в каком-нибудь занюханном райотделе и курировал потаскух. Иначе между нами не установился бы такой трогательный контакт на уровне взгляда и легкого подрагивания ресниц.
«Отработала, красотка?» — спросили его глаза.
«Не то слово! Отпахала, паренек», — ответили мои.
«Ну, хоть прилично отстегнул?»
«На булавки хватит».
«Смотри не вляпайся в какой-нибудь СПИД. Кто их знает, этих граждан мира…»
«Постараюсь».
«Бобрик» распахнул передо мной двери и придержал за руку. Его пальцы были такими жесткими, что я с трудом удержалась от того, чтобы не написать заявление о явке с повинной.
— Всего хорошего, — улыбнулся «бобрик», обнажив вполне миролюбивые клыки волкодава.
— Вы не подскажете, который час? — набралась наглости я.
— Двенадцать. Без десяти.
— Опаздываю!..
Ослепительный летний день был совсем рядом. И я сделала шаг ему навстречу.
А теперь — бежать. Бежать отсюда со всех ног! Чертовы каблуки…
Но бежать не пришлось. За живой изгородью из жимолости дежурило такси. Значит, у меня еще остается шанс. Я бросилась к машине и сунула голову в салон.
— Свободны?..
Ну надо же! Это был вчерашний бугай, тот самый, который вез нас с Олевом на Крестовский. Бугай тоже узнал меня и растянул рот в улыбке — совсем как охранник минуту назад.
— Улица Верности?
Я опешила. Шоферюга оказался обладателем феноменальной памяти, он не забыл, какой адрес я назвала ему вчера. Факаная дура, ты еще не успела покинуть место преступления, а уже оставляешь следы и плодишь улики со скоростью кролика!
— Суворовский, — брякнула я первое, что пришло в голову, и только потом сообразила, что на Суворовском проживает Стас. Раньше двух он в конторе не появляется, а сейчас двенадцать. Что ж, отлично. Только Стас сможет защитить меня.