— Так уж и шакалье, — вступилась за «Антарес» я. — Просто люди занимаются своим делом.
— Значит, Станислава Дремова ты не знаешь.
— Фамилия довольно распространенная… А что с ним случилось?
— Я же сказал, его убили. Так же, как и Олева Киви. Так же, как и жену Олева Киви. Дырка в виске. Прости, что напоминаю.
— Ничего.
— А знаешь, что самое интересное в деле этого Дремова? Ведь это ты его убила.
И снова фраза, произнесенная Сергуней, причудливо изменила смысл. Теперь это было не просто предложением руки и сердца, «Если ты не останешься со мной, я не смогу жить. Без тебя все теряет смысл. Если ты не останешься со мной, я повешусь. Я нажрусь таблеток, я вскрою себе вены, я выброшусь из окна с бутылкой уксусной кислоты в руках. Останься со мной, единственная моя, останься, останься, останься-а-а!..»
— Я?! Убила какого-то Станислава Дремова? С какой стати мне нужно было его убивать?
Сергуня не отрываясь смотрел на меня: «О, как ты прекрасна, возлюбленная моя, обагренная кровью, как ты прекрасна…»
— Тебя видели, когда ты покидала его квартиру. Вера Константиновна, старая сука. Приходится признать, что у меня нет проблем только со свидетелями.
— И до этого ты неоднократно бывала у него. Ты работала в его фирме. — Сергуня неторопливо достал из своего потертого рюкзака сложенную вчетверо бумажку и помахал ею перед моим носом. — Сулейменова Варвара Андреевна, помощник менеджера. Думаю, ты была не только помощником менеджера. Ты выполняла еще и деликатные поручения разного свойства.
Я улыбнулась: свойство всегда было одним и тем же, а насчет деликатности… Еще никому не удавалось деликатно получить оргазм. Я, во всяком случае, такого не припомню.
— Допустим. Допустим, я знала Стаса Дремова. Работала в его фирме. Но это еще ничего не значит и к тому же уголовно ненаказуемо.
— Ты была в его квартире, когда произошло убийство.
— Я не была в его квартире.
— Ты была в его квартире, а домработнице, которую встретила у лифта, сказала, что он тебе не открыл.
— А он мне и вправду не открыл.
— Консьержка внизу запомнила примерное время твоего визита. Ты оставалась наверху больше получаса. Вполне достаточно, чтобы убить. Время убийства установлено с точностью до десяти минут. И ты в эти минуты попадаешь.
Черт, зачем же я ем так много сыра? Кусок за куском… Двадцать один по вертикали: нервное расстройство, характеризующееся патологически повышенным чувством голода, семь букв.
БУЛИМИЯ.
Тогда это слово из кроссворда в журнале «Дамский вечерок» я так и не отгадала. И нервы, оказывается, у меня ни к черту. Странно только одно: почему Сергуня пришел домой в гордом одиночестве, почему он не захватил с собой взвод спецназа? Если на моей совести два трупа, то я вполне подпадаю под определение «особо опасная преступница».
Или спецназ ждет меня за дверью, у лифта?..
Лифт.
Теперь я вспомнила: этот гнусный лифт ездил в моих извилинах туда-сюда, как ненормальный, — даже Веру Константиновну я встретила у лифта. А к Стасу я поднималась пешком, потому что… Потому что кто-то увел лифт из-под самого моего носа! И спускался этот «кто-то» с верхнего этажа. И вполне мог оказаться убийцей.
— По-моему, сыр великолепный, — медленно произнесла я, не спуская глаз с Сергуни. — Где твои дуболомы?
— Какие дуболомы?
— В бронежилетах. Ты ведь привел «хвост».
Сергуня неожиданно густо покраснел, а на глаза ему навернулись слезы. Я сильно подозревала, что крокодиловы.
— Выпьем? — подбодрила я его. — На посошок?
И тут произошла удивительная вещь: Сергуня приблизился ко мне и отвесил пощечину. Пощечина была не сильной, но достаточно обидной. Она возвращала меня к благословенным таллинским временам, когда именно таким способом Стас Дремов отучал меня утаивать часть денег, полученных от клиентов. Страх, который казался навсегда похороненным в фамильном склепе на задворках души, тотчас же выполз и продемонстрировал хорошо сохранившиеся мощи.
Я по-настоящему испугалась; я втянула голову в плечи и попыталась заслониться рукой.
Но еще больше испугался сам Сергуня.
— Неужели ты думаешь, что я могу сдать тебя?! — запричитал он фальцетом. — Неужели ты и вправду так думаешь?!
Любой нормальный человек поступил бы именно так. Но Синенко не был нормальным человеком, — он был ненормальным журналистом. Ненормальным журналистом, специализирующимся на криминале. Теперь, глядя ему прямо в глаза, я поняла это окончательно. Моя потенциальная виновность привлекала его так же, как привлекает кобеля сука в течку. Он находил ее возбуждающей.
— Ты ведь это сделала, скажи мне?!
— Что именно?
Мы по-прежнему разговаривали страстным шепотом.
— Ты замочила этих двоих… А потом пришла ко мне. — Кажется, он даже не верил своему счастью.
— Не боишься? — спросила я.
— Ну, знаешь… Червей бояться — в гроб не сходить…
— А все-таки?
— Бояться? Тебя?
— А если я маньячка?
— На маньячку ты не похожа… Я исследовал маньяков. Написал кучу статей.
— А на кого я похожа?
— Ни на кого, — он говорил совершенно искренне. — Ты ведь расскажешь мне все, правда?
— Возможно… Если ты мне поможешь.
— Все, что угодно, — он клятвенно прижал руки к груди.
— Материал на книгу я тебе обещаю, — с пафосом сказала я, удивляясь лживости и спокойствию своего голоса. Откуда только что берется?..
— Они были как-то связаны — виолончелист и Дремов? Вместе проворачивали темные делишки в международном масштабе?
Теперь я знала, что делать. Я снова была в своей родной стихии.
Я коснулась губ Сергуни пальцами. Он моментально воспользовался ситуацией и залепил их поцелуями.
— Я же сказала — все объясню чуть позже.
— На кого ты работаешь?
— На себя… — Это было правдой лишь отчасти. Последний раз я работала на себя в возрасте семнадцати лет, когда по доброй воле отдалась Сюлеву Хаасу, своему первому парню и однокласснику. Поздним вечером, на веранде детского сада.
— Не страшно было убивать?
— Как два пальца об асфальт.
Вожделение размазало несчастного Сергуню по дивану с такой силой, что я искренне ему посочувствовала. Сейчас перед ним сидела не просто симпатичная телка, а симпатичная телка, убившая двух здоровых мужиков, потенциальный материал на книгу, не говоря уже о статьях в газете. Эта телка готова пролить свет на механизмы преступления и предлагает себя в качестве подопытного кролика. Есть от чего прийти в неистовство.