– А почему же не избавились?
– Я же говорю – повезло ей. Конечно, многие могут со мной не согласиться и сказать, что попасть под машину на пешеходном переходе – везенье весьма сомнительное, но это только в том случае, если бы Ольга при этом погибла. К счастью, она осталась жива.
– Думаете, авария была случайной?
– Пока трудно сказать, предстоит долгое следствие. Но вы, вероятно, получите интересующие вас сведения. Опять же, это просто удача: Ольга пролежала в коме около трех недель, а потом выяснилось, что она страдает провалами в памяти. Мне пришлось встретиться с ней несколько раз, чтобы она смогла рассказать более или менее связную историю. Теперь она почти в порядке – если не считать аппарата Илизарова на правой ноге и легких последствий сотрясения мозга.
Ольга лежала в переполненной народом палате. Просто ужас, как много человек оказалось в травматологии, а ведь до зимы с ее скользкими тротуарами, жуткими гигантскими сосульками и падающим с крыш снегом еще далеко! К моему удивлению, девушка, казалось, даже обрадовалась, увидев нас с капитаном. Особенно ее порадовали фрукты и сок.
– Спасибо! Знаете, меня ведь никто не навещает – лежу, как сирота казанская! Вот только капитан Яблочкин и приходит. А вы кто?
– Это та самая Агния, из Отдела медицинских расследований, – мы с вами о ней говорили, помните?
– А можно мне вас попросить? – последовал встречный вопрос, обращенный лично ко мне.
– Конечно. Что вы хотели?
– Вы не могли бы… помыть виноград, а? Здесь ужасно кормят, а я, как назло, отсутствием аппетита не страдаю. Извините, но мне еще не очень удобно ходить, и…
– Я помою, – сказал Яблочкин. – А вы пока поговорите.
– Глупо все вышло, да? – сказала Ольга, как только капитан вышел в поисках умывальника. Теперь я получила возможность рассмотреть девушку как следует. Ничем не примечательная, небольшого, даже, пожалуй, маленького роста, она могла бы сойти за пятнадцатилетнюю – особенно сейчас, в больничном халатике, без макияжа и с жиденьким «конским хвостиком» на затылке. – Думала, – продолжала медсестра, – мне счастье привалило – ведь такая возможность!
– Вы о квартире в Москве?
– Знали бы вы, как мне надоело скитаться по углам, не имя возможности приобрести собственное жилье! А ведь платили в клинике хорошо – достаточно, чтобы потратить деньги на красивую мебель, например, или на всякие милые штучки для ванной и кухни, но слишком мало для покупки квартиры или хотя бы комнаты в коммуналке. Видно, бог все же есть!
– Вы это к чему? – спросила я.
– Да все к тому же! Неправедная это квартира, и деньги – тоже… Наверное, с самого начала не следовало мне их брать!
Я как раз обмозговывала, как бы поделикатнее перейти от личных проблем Ольги к интересующей меня теме. Она сама мне помогла.
– Оля, – сказала я, – за какие именно заслуги вам купили квартиру?
Она опустила глаза на свои руки. Я обратила внимание на то, что ее ногти обкусаны, как у подростка, не умеющего сдерживать собственные эмоции.
– Честно говоря, – ответила она после некоторого колебания, – я и сама не вполне понимаю…
– То есть?
– Если я вам все расскажу, меня накажут?
– А есть за что? – встрепенулась я.
– Я же как бы взятку приняла, да?
– Насколько я понимаю, – осторожно начала я, – вам дали эту взятку не как должностному лицу, а как частному?
Ольга кивнула, напряженно глядя на меня.
– Значит, доказать, что это именно взятка, будет не так-то легко?
Она снова нерешительно кивнула, но ее лицо просветлело.
– Вы не нарушили своих должностных обязанностей, – продолжала я, – не совершили ничего противоправного. Кроме того, если вы станете с нами сотрудничать, мы что-нибудь придумаем, и вы никак не пострадаете.
– Хорошо, – вздохнула Ольга. – Что конкретно вы хотите знать?
– Я хочу выяснить, что заставило руководство «Соснового рая» купить вам квартиру. Мы выяснили, что Татьяна Донская жаловалась на приставания одного из врачей в клинике – я говорю о Геннадии Рубине. Его обвинили в изнасиловании певицы, а она покончила с собой.
– Обвинили?! – Ольга выглядела изумленной донельзя. – Но… как его могли в чем-то обвинить, ведь он же умер?
– Разве вы не разговаривали со следователем? – в свою очередь, удивилась я. – Он же взял у вас письменные показания!
– Да, но… Понимаете, Агния, он сказал, что это – простая формальность, мол, надо же как-то объяснить самоубийство Татьяны… Я не думала, что мертвого можно в чем-то обвинить!
– Жена Рубина пытается обелить его имя, так как не верит, что он был способен причинить вред женщине и довести ее до самоубийства.
Ольга снова опустила взгляд на свои руки. Ее тонкие пальцы с широкими подушечками нервно сжимались и разжимались.
– Помните, вы сказали, что я не совершила ничего противозаконного? – проговорила она наконец, не поднимая глаз.
– Конечно. Что-то не так?
– Я дала ложные показания. На самом деле Геннадий Борисович никого не насиловал… Господи, да он Таньку вообще всерьез никогда не воспринимал – она для него была слишком молодой, слишком глупой! Геннадию Борисовичу нравились женщины постарше и поопытнее.
– Кто-то конкретно? – насторожилась я.
– Не могу сказать наверняка, но за время работы с ним я некоторым образом изучила его вкусы.
– Почему вы солгали, Оля?
– Потому что я действительно не думала, что кто-то пострадает, ведь они оба, Геннадий Борисович и Татьяна, мертвы! Следователь сказал, что закрыть дело в таких обстоятельствах проще простого…
– Оля, мне нужно точно знать, что произошло в день убийства.
– Да я и сама не знаю! – кисло ответила девушка. – Дело было так. Татьяна обычно приходила в самом конце приема – не знаю, почему, так уж повелось, то есть не раньше восьми-девяти часов вечера. В тот день она опоздала и появилась только в половине десятого. Я готовила ее и стерилизовала иглы на массажном столе, а Геннадий Борисович находился в своем кабинете, смежном с процедурной. Потом мне позвонили по мобильному…
– Кто позвонил?
– Да так, парень один. Я не хотела, чтобы Татьяна слышала наш разговор, поэтому вышла, а когда вернулась…
– Погодите, Оля, – перебила я. – Когда вы выходили, Рубин был в своем кабинете, правильно?
– Да. Вернее, я знала, что он там, но не видела его: из процедурной есть еще один выход, прямо в коридор. «Гости» обычно входят через главный вход, а выходят через вторую дверь, чтобы не встречаться друг с другом в кабинете и не создавать толчею.
– Понятно. И как долго вы отсутствовали?