– Что ж, мы можем прямо сейчас заехать ко мне за копией, – пожал плечами майор. – Все, что может нам помочь, поощряется!
* * *
С некоторых пор я стала ценить каждую минуту, которую провожу вместе с Шиловым. Ощущение грозящей ему опасности лишь усиливало наши эмоции. Возможно, это плохо: адреналин, выбрасываемый в кровь в избытке, приводит меня в состояние, близкое к экстазу. В обычной ситуации я ничего подобного не испытываю, и, наверное, узнай об этом Шилов, он бы немало удивился и, возможно, даже обиделся. Но я ничего не могу с собой поделать, и меня заводит тот факт, что где-то снаружи бродит убийца! Скорее всего, я просто ненормальная, поэтому ни за что не собираюсь делиться своими фантазиями с кем бы то ни было, особенно с Олегом.
Был тот редкий день, когда мы смогли попасть домой одновременно. После ужина отправились прямиком в постель – не для сна, разумеется. Примерно через сорок минут я почувствовала себя готовой к просмотру диска, переданного мне майором. Я вставила его в дисковод и снова улеглась в уютное кольцо рук мужа.
– Что мы смотрим? – поинтересовался он. – Эротику?
– Мечтай! Между прочим, это касается тебя лично.
И я в двух словах передала ему смысл того, что нам предстояло увидеть. Выслушав, Олег нахмурился.
– Я думал, ты больше не занимаешься этим делом, – сказал он разочарованно. – Разве Карпухин не просил тебя держаться подальше от расследования?
– Дело касается не только тебя, – возразила я. – В нем замешано чертовски много народу, включая моих коллег и друзей. Как я могу оставаться в стороне?
– Трудно поверить, что Татьяна согласилась снимать в клубе!
– И не говори, но гораздо труднее представить, что Альбина дала на это добро! – сказала я. – А теперь давай-ка поглядим, кого Извеков видел на пленке, ладно?
Запись длилась ровно шестьдесят минут – продолжительность обычного сеанса в «Начни сначала». Таня и в самом деле поработала на славу: мы увидели крупный план всех присутствующих. Люди рассказывали о том, какие изменения произошли в их жизни за последнее время. На встрече присутствовали несколько новеньких, и их душераздирающие истории пришлось выслушать нам с Олегом. Шилов чертыхался через каждые пять минут, а я, надо признать, уже не испытывала никаких эмоций: мною при просмотре видеозаписи руководил чистый расчет: я надеялась, что меня настигнет озарение – так уже несколько раз случалось за время работы в ОМР. Сначала, когда я слышала рассказы потерпевших от врачебной халатности и медицинских ошибок, то не могла отделаться от чувства, что все это – лишь отдельные случаи, но на общем фоне они никак не могут рассматриваться, как правило. Теперь же мне пришло в голову, что дело не в проблеме здравоохранения в частности. Если бы все обстояло так, то можно просто избавиться от «паршивых овец» и продолжать жить счастливо. Однако, видимо, беда в том, что люди изменились – все люди, а не только врачи. И изменения эти, к сожалению, в худшую сторону. Общество стало враждебно настроенным по отношению к каждому отдельному индивиду. Когда сталкиваешься с проявлениями агрессии или, в лучшем случае, равнодушия в общественном транспорте или на улице, это можно пережить – забыть и идти дальше. Если же вопрос касается здоровья, а то и самих жизни и смерти, невозможно этого сделать. Так уж вышло, что мы, медики, отвечаем за тех, кто попадает к нам в руки. Эти люди полностью от нас зависят, зачастую даже не понимая, что происходит и как, собственно, будет проходить лечение. Мы предпочитаем не вдаваться в лишние объяснения, экономя себе время и нервы. Мы оправдываем себя тем, что «пациенты все равно ничего не знают, а потому бесполезно тратить силы! Но тогда можно оправдать и то, что «лечение не удалось», «операция не оправдала ожидания», «пациента все равно невозможно было спасти» и так далее, до бесконечности. Невозможно вложить душу в человека, который утратил ее давным-давно. Жизнь наша, как это ни прискорбно, не располагает к доброте и состраданию. Порой мы забываем об отдельно взятом человека и думаем лишь о статистических данных. Или, если пациенту «повезет» и случай окажется по-настоящему интересным, он и в самом деле получит надлежащую помощь, но отнюдь не оттого, что медперсонал проникся его бедой, а лишь потому, что кто-то напишет еще одну диссертацию на малоизученную тему и сделает себе имя в научном мире.
– Это отвратительно! – сквозь зубы процедил Олег. Его рука, лежащая на моем плече, сжималась и разжималась, причиняя физическую боль. – Поверить не могу…
– А ты поверь, Шилов, – сказала я. – Поверь, потому что это – не постановочное шоу, это – жизнь.
– Вот я и говорю: отвратительно!
Я понимала его. Олег – человек исключительных душевных качеств. Для врача, особенно для хирурга, он вообще представляет собой вымирающий вид. Шилов полон сострадания к больному, готовности помочь. Он решает проблемы, которые находятся, в сущности, не в его компетенции, потому что бумажной волокитой должны заниматься чиновники, а не врачи. И тем не менее Олег берет на себя львиную долю этой чиновничьей работы, не уставая втолковывать пациентам их права, объяснять каждый шаг, необходимый на пути к получению льгот и дотаций на лечение и операционное вмешательство, направляя растерянных людей в нужное русло. И такого человека неизвестный убийца преследует и шлет ему мерзкие писульки с угрозами!
В этот момент он как раз посмотрел на меня и спросил:
– А тебя это, что, не прошибает?
– Прошибает, конечно, но…
– Но ты уже привыкла? В этом своем ОМР ты наверняка и не такое видела! Тебе не кажется, что это скорее плохо, чем хорошо?
– Нет, Шилов, не кажется. Я считаю, что тактика страуса прятать голову в песок и говорить: «Я не вижу проблемы, значит, ее не существует!» – лучше, чем знать все и пытаться с этим бороться!
Олег обиженно замолк, и я снова сосредоточилась на видео. Что-то не давало мне покоя, но я никак не могла понять, что именно. Просмотрев запись до конца, я стала смотреть ее по частям с самого начала, отключив звук.
– Я могу понять, что Татьяны нет на записи, – пробормотала я.
– Разумеется, – буркнул Шилов, – ведь она снимала!
– Да, но Карпухин сказал, что отсутствовали несколько человек. Он полагает, что среди них как раз и должен быть тот, кого мог опознать Извеков.
– Ну и что? – пожал плечами Олег.
– Знаешь, кого точно нет на записи? – вместо ответа спросила я. – Вовки.
– Татьяниного мужа?
– Правда, она говорила, что с некоторых пор он почему-то перестал посещать собрания клуба. Ее это беспокоит, потому что Вовка, похоже, разочаровался в «Начни сначала».
– Что ж, – вздохнул Шилов, – его можно понять.
– Что ты имеешь в виду? – удивилась я.
– Видишь ли, все эти «говорильни», типа обществ анонимных алкоголиков, помогают далеко не всем. Женщинам – возможно, некоторым мужчинам – допустим… Однако большинство мужчин по натуре более деятельны, чем женщины.