Не его, Сиверса, кое-как на глазок присобаченные к плечам грабли, — другие.
Они вообще были другими, все эти балетные мальчики и девочки. Не мальчики и не девочки, коню понятно, но все равно, предательски юные. Похабно стройные. Издевательски совершенные. В ярких немыслимых лосинах, небрежных платках, забавных гетрах. Конечно, у балетных была и другая одежонка, нерабочая — всякие там Гуччи-шмуччи, Кардены-мардены, Версачи-фигачи… Бычье Сердце тихо вздохнул и посмотрел на себя глазами балетных: замызганная потнючая футболка, мятый пиджачишко и подстреленные джинсы никому не известной турецкой артели «Коне». Все это тряпье было куплено на Апрашке [3] с единственной целью — прикрыть кусок нездорового ноздреватого мяса по имени Антон Сивере.
«Надо заниматься физкультурой. А лучше — акупунктурои. А лучше йогой, — подумал Бычье Сердце и принялся яростно чесать брюхо. — А лучше ничем не заниматься, а потрясти как следует всех этих балетных аскарид. Не ущучу, так хоть развлекусь».
…Развлекаться Бычье Сердце начал с кабинета директора «Лиллаби» Максима Векслера.
Максим Векслер оказался обладателем двойного подбородка и рыхловатой фигуры, что несколько утешило Бычье Сердце.
Векслер отнесся к Антохе как к родному, усадил в кресло и даже предложил хряпнуть коньячку.
— Я на службе, — мягко запротестовал Бычье Сердце.
— Да-да, конечно, извините, ради бога, — сразу опомнился Векслер. — Просто голова кругом со всеми этими событиями.
Рома, Рома… Уму непостижимо! У вас уже есть версии?
— А у вас?
Векслер посмотрел на Бычье Сердце с испугом.
— Что вы! Какие версии! Для меня это как гром с ясного неба. Что же теперь делать-то?
— В каком смысле? — осторожно поинтересовался Бычье Сердце.
— Вы понимаете… Наш проект «Русский Бродвей»… Он затевался под Валевского. И деньги давали под Валевского.
В Америке его обожают. Да и в Европе тоже. Это же темперамент Барышникова и нежность Нуриева! Новый русский гений танца!
Новый русский — это точно, судя по тачке.
— Рома, Рома! — продолжал заламывать руки Векслер. — Просто в голове не укладывается! Милейший человек, все его любили… Да что там любили — боготворили! Что же теперь будет со всеми нами?!
— А что будет? Ничего. Работайте, как работали.
— Не получится! — затряс обоими подбородками директор «Лиллаби». — От Сороса уже звонили с соболезнованиями. И из американского консульства. Они, конечно, дипломатически помалкивают, но проект на грани. На грани проект!
Рыхлый космополит-директор, метущий подолом перед америкашками, стал несколько раздражать Бычье Сердце.
— Так уж и на грани? — ощерившись в иронической улыбке, спросил он у Векслера.
— Валевский не только исполнитель ведущих партий, он — хореограф. Блистательный хореограф. Без него мы пропали…
— Ну, пока не пропали, ответьте на несколько вопросов, которые интересуют следствие.
Максим Векслер тотчас же перестал причитать, нервно поправил шейный платок и уставился на Бычье Сердце с почтением.
— Готов помочь, вот только не знаю, смогу ли я пролить свет…
— У Валевского были враги?
— Какие враги?
— Ну, не знаю… Другие хореографы, например, — ляпнул Бычье Сердце. — Не такие блистательные…
— Что вы! — Векслер даже рассмеялся абсурдности предположения майора. — Враги у Романа? Это нонсенс!
— Я слыхал, что в вашей.., так сказать, артистической среде люди не очень ладят между собой. Живут как пауки в банке, одним словом.
— Пауки в банке не живут, — проявил завидную осведомленность о мире членистоногих Векслер. — Пауки в банке умирают. Что же касается артистической среды, как вы изволили выразиться… Конечно, и у нас существуют завистники. Но завидовать можно таланту, который соизмерим с другим талантом. Или — с бесталанностью, если угодно. Валевский — не талант. Валевский — гений. А гениальность лежит в несколько иной плоскости. Талант — имеет человеческую природу, а гениальность есть промысел божий. И гению завидовать так же смешно и нелепо, как Иисусу Христу. Или солнцу, если вы материалист. Или Акрополю, потому что ему больше тысячи лет… Гений обречен либо на непонимание, либо на идолопоклонничество. О зависти и речи быть не может… Нет, у Романа не было врагов.
— Понятно. А когда вы видели Валевского в последний раз?
— Сразу скажу, что был не последним, кто видел его в.., добром здравии, — моментально отбоярился от контактов с трупом Векслер.
— А кто видел его последним?
— Из наших?
— Из ваших.
— Лика Куницына и Женя Мюрисепп…
Видите ли, произошла довольно странная история. Как раз вечером в прошлую пятницу… Они собирались на день рождения, сразу после репетиции. Все втроем… К одному из наших меценатов… Он американец, но человек русской, абсолютно русской души. Прекрасно разбирается в нашей культуре, сам женат на русской. Его зовут Грэг Маккой, и у него бизнес в России.
«Знаем мы этот бизнес, — с желчью подумал Бычье Сердце, — вынюхивать, высматривать, прикармливать потенциальных предателей и разваливать отечество изнутри. На пару с женой-шпионкой. Колобка Векслера тоже, видать, прикормили. И даже раскормили на нашу голову. Ишь как заливается, чуть из штанов не выпрыгивает».
— Мы все должны были встретиться у Грэга на вечеринке в честь дня рождения.
Но Роман туда не приехал. То есть не доехал. Лика и Женя были с ним…
— Может быть, пригласим их?
— Да-да, конечно, — засуетился Векслер. — Я к тому и веду. Информация из первых рук всегда важна. Они все обстоятельно вам расскажут…
Через десять минут в кабинете директора появился молодой человек, представленный Сиверсу как Евгений Мюрисепп.
Еще через пять подтянулась девушка — Лика Куницына.
— Не буду вам мешать, — интимно шепнул Векслер Бычьему Сердцу и с неожиданным для его комплекции проворством скрылся за дверью.
— Ну, — хорошо поставленным голосом произнес Бычье Сердце. — Будем знакомиться. Я майор Сивере, из уголовного розыска. Расследую дело об убийстве вашего коллеги.
В гробу они видели это знакомство.
В гробу они видели майора Сиверса. В гробу они видели уголовный розыск. Именно это было написано на их гладких отрешенных лицах — «в гробу». Бычье Сердце выждал секундную паузу, соображая, к кому бы из двоих обратиться. Девка была еще та, типичная балеринка, с тонкими, собранными в целеустремленный пучок волосами и костями, как у воблы. Эти кости самым гнусным образом лезли в глаза Бычьему Сердцу. Равно как выпирающие из-под трико ребра, с маху насаженные на позвоночный столб. Балеринка на Сиверса не смотрела, это было ниже ее одетт-одиллиевского, жизелевского, распротак его балетного достоинства. Она лишь слегка хмурила несуществующие, обозначенные серебряным колечком брови — тоже, нашли моду, кожу протыкать где ни попадя!