— Эй! — закричала она, вскакивая. — А велосипед?!
Гурий даже не оглянулся.
Проклиная на чем свет стоит и припадочного велосипедиста, и предмет его обожания, и репертуар предмета обожания — от «Разноцветных кибиток» до идиотически-радостного «Манжерока», Лена подтащила велосипед к «шестерке» и открыла багажник. После того, как туда было водружено столь легкомысленное средство передвижения, багажник категорически отказался закрываться. Но Лене уже не было дела до его капризов: Гурий мог скрыться из виду в любую минуту. Прямо на трассе она сделала разворот (автошкола № 4 могла бы ею гордиться!) и через секунду нагнала Гурия. Теперь они оба двигались с крейсерской скоростью три километра в час.
— Эй, ненормальный! А велосипед?
Гурий ускорил шаг.
— Но это же глупо! Я же не могу ехать за вами всю оставшуюся жизнь!..
Гурий перешел с шага на трусцу.
— Послушайте! Я извинилась, я готова заплатить за моральный и материальный ущерб… Чего еще вы хотите?! Упечь меня в каталажку?! — Лена с трудом подавила в себе желание вывернуть руль и переехать упрямца.
Она так и сделает, видит бог, она так и сделает, если чертов Гурий решит, что трусцы недостаточно, а вот марафонский бег — самое то. Чтобы не допустить развития событий по столь жесткому сценарию, Лена прибавила скорости, обогнала Гурия и остановилась метрах в десяти от него.
И принялась отчаянно сигналить. Как ни странно, это возымело действие. Гурий подошел к машине, открыл заднюю дверцу и втиснулся в салон.
— Подача звуковых сигналов в населенных пунктах запрещена, — хмуро сказал он. — За исключением экстренных случаев.
— Считайте, что это — экстренный случай. Куда вас отвезти?
— Теперь все равно… В Пеники.
— Где это — Пеники?
— За Ломоносовом — налево. И вверх по трассе. Я покажу.
Пеники оказались никчемной деревушкой, кишкой вытянувшейся вдоль наспех заасфальтированной дороги. Пеники изнемогали от ленивых, кое-как сколоченных домишек, ленивых собак, ленивых гусей, ленивых палисадников с ленивой, поздно зацветающей сиренью. И никак не хотели монтироваться с большеголовым ретро-Гурием. И его эксцентричной ретрострастью.
— Это здесь, — сказал Гурий, указывая на дом, оттяпавший высшую точку Пеников.
Дом Гурия (ничем, впрочем, не отличающийся от соседних) подпирал редкий штакетник. За штакетником виднелись теплица, загончик с поросенком, старый яблоневый сад, с десяток рассудительных куриц и грядки с зеленью. На одной из грядок копошилась пожилая женщина.
Гурий не произнес больше ни слова.
Ни «спасибо», ни «до свидания», ни даже сакраментального «вы меня убили». Он вылез из машины и скрылся в калитке. На Лену он ни разу не оглянулся. Ну что ж, тем лучше, тягостная история с наездом подошла к своему логическому завершению, арриведерчи, Пеники!.. Но стоило ей только дернуться с места, как в багажнике что-то загрохотало: это напомнил о себе велосипед. Велосипед, о котором обидчивый придурок позабыл напрочь. Чертыхаясь и проклиная свою горькую судьбу, Лена вылезла из машины, подхватила велосипед и направилась к штакетнику. Сейчас она швырнет эту груду железа на доски, и инцидент будет исчерпан. Она навсегда забудет о деревне Пеники. И о раскуроченной ею яхте. И о Гурии, будь он неладен!
Но легко отделаться от Пеников не удалось. Пожилая женщина, еще секунду назад сосредоточенно копавшаяся в огороде, уже открывала калитку.
— Здравствуйте, — женщина обнажила бледно-розовые десны в самой радушной улыбке. — А я слышу, вроде машина подъехала… Это вы Гурия привезли?
— Да, — призналась Лена. — Это я.
Женщина обшарила Лену взглядом и улыбнулась еще шире.
— Что ж не заходите?
— Я, собственно…
— Отец! — зычным, хорошо поставленным голосом корабельного боцмана крикнула женщина. — Отец! Гости к нам, а ты возишься!
— ??
— Я — мама Гурия, Клавдия Петровна.
А тебя как зовут, деточка? — мать Гурия шла на сближение семимильными шагами.
— Елена.
— Красивое имя. А вы давно с Гурием знакомы?
— Как вам сказать… — замялась Лена.
— А он ни словом о тебе не обмолвился, надо же! О такой красавице — и молчок! Он всегда был скрытным, наш Гурий, с самого детства… Отец, да иди же ты сюда!
Только теперь до Лены стала доходить двусмысленность ситуации. За кого они ее принимают, в самом деле? Судя по тому, как неистовая Клавдия пялится на ее безымянный палец (очевидно, в поисках обручального кольца); судя по тому, как хищно вытянулся ее нос и как, подчиняясь охотничьему азарту, вибрируют ноздри… Судя по всему этому, сейчас сюда припожалует главный егерь с английским рожком, соколом на запястье и мотыгой вместо вабила [10] .
Он протрубит в рожок, снимет колпачок с головы ловчей птицы, и… Бедная, бедная Лена, до норы ей не добежать! Тем более что престарелая такса Клавдия Петровна уже вцепилась мертвой хваткой в растерявшийся Ленин хвост.
— Вообще-то, Гурий у нас замечательный, ничего дурного про него не скажу. Не курит, в рюмку не заглядывает, а это по нынешним временам редкость…
— Редкость, — безвольно подтвердила Лена.
— А безотказный! И дров поколет, и баню натопит, а уж как на работе его ценят!
Вот на повышение недавно пошел. А работа у него ответственная, все с людьми да с людьми. Нет, у меня к сыну претензий нету. Старшие что? Старшие — отрезанные ломти. О родителях только по праздникам вспоминают. Да к зиме ближе, как поросенка закалываем… А Гурий только о нас и печется. Мы при нем как сыры в масле катаемся. Иногда смотрю на него, как он ловко с хозяйством управляется, слезы на глаза наворачиваются. Веришь?
— Отчего же не верить? Верю. — Вот тут Лена была вполне искренней: такого инвалида детства, как Гурий, только и остается, что обнять и плакать.
— Вот, думаю, повезет той девушке, которая женой ему станет. Уж он-то на нее не надышится, уж он-то в шелка ее оденет, соболя к ногам кинет, пылинки будет сдувать… Я своего сына знаю. А ты, Еленочка, — Клавдия набрала в рот побольше воздуха и округлила глаза, — не замужем?
— Нет.
Господи, зачем она соврала? Или это сработал инстинкт самосохранения, — чтобы в самый последний момент успеть увернуться от острых и безжалостных зубов таксы?
— Отец!!! — снова завопила Клавдия.
Ждать появления папаши Гурия Лена не стала — из все того же инстинкта самосохранения. И с Клавдией, нагулявшей мышцы на тяжелом пейзанском труде, справиться весьма проблематично, а если уж они навалятся вдвоем…