Лязгнул засов двери. Я встала:
– Наше время вышло. До свидания.
– До свидания…
Мы с Андреем снова шагали по длинному мрачному коридору, теперь уже в обратном направлении – в сторону выхода.
– Андрюш, а что сказала соседка насчет времени? Во сколько были скандалы?
– Первый – в начале четвертого. Но тогда она им в стену не стучала. А в пять начался какой-то ее любимый сериал, а соседи начали шуметь, и она постучала им кулаком в стену.
– Понятно. А во сколько наступила смерть девушки?
– В шесть – в половине седьмого.
– Андрюш, по какому адресу находится квартира, которую снимал Удовиченко?
– Калиновая, девяносто шесть. Квартира сорок два, на первом этаже. Поедешь туда?
– Да, надо бы побеседовать с бабушкой-соседкой. Пусть теперь расскажет мне, что она там слышала?
– Советую купить ей тортик. Очень уж бабушка любит сладкое. Под тортик она тебе все расскажет.
– А без тортика не расскажет?
– Нет, будет жаловаться, что ей чай попить не с чем, пенсия у нее маленькая.
Я усмехнулась:
– Находчивая бабуля! Ладно, купим тортик. И в какой квартире живет наша сладкоежка?
– В сорок третьей, а зовут ее Валентина Петровна.
Мы расстались за воротами изолятора. Мельников отправился к себе в отделение, а я – в магазин «Наполеон».
Я ехала на улицу Калиновую и переваривала то, что только что услышала от нашего подозреваемого. После разговора с ним мои предположения только подтвердились: Удовиченко не стрелял в девушку. Это во-первых, а во-вторых, я сделала одно очень важное открытие: он влюбился в нее по-настоящему! Невероятно! Отец семейства, в преддверии полтинника, влюбился, как мальчишка. Он даже краснел, говоря о ней. Но, как человек благородный, он не мог бросить семью. Вот и маялся, бедолага, между двух женщин… Что ж, у каждой зверюшки свои игрушки.
А насчет пистолетика, это он мне хорошо сказал: значит, все-таки умеем стрелять, да? Всем семейством! А мне Маргарита Игоревна и ее мама говорили обратное. Значит, лгали. А когда люди лгут, значит, им есть что скрывать. Но этот вопрос можно поднять и потом. Главное сейчас – вытащить Виталия Яковлевича из изолятора.
В этот момент я заметила, что подъехала к нужному мне дому. Эта была не слишком новая девятиэтажка почти в центре. Постояв буквально несколько минут у второго подъезда, я дождалась выхода на улицу какой-то мамочки с коляской. Я даже помогла ей, придержав дверь, в которую сама потом и прошмыгнула.
На мой звонок Валентина Петровна отреагировала довольно своеобразно. Она крикнула мне громко с той стороны двери:
– Уходите! Ничего не покупаю! Уходите, вам говорят! А то милицию позову…
За кого она меня приняла? За коммивояжера? Скорее всего.
– Валентина Петровна, я ничего не продаю. Откройте, пожалуйста!
– А кто вы?
– Я – частный сыщик Татьяна Иванова. Мне необходимо поговорить с вами.
– О чем поговорить-то?
– Об убийстве вашей соседки. Да вы не бойтесь, посмотрите в глазок: я покажу вам свое удостоверение.
Я полезла в сумку, но тут дверь приоткрылась.
– Чевой-то вы сказали, я не расслышала… Вы кто?
Я популярно объяснила бабушке, кто я и чем занимаюсь. Дверь приоткрылась чуть шире.
– Так вы насчет этой вертихвостки, прости господи?!
– Да, я собираю сведения…
Но в этот момент бабушка заметила в моей руке торт:
– А это, простите, что у вас?
– Да вот думала угостить вас… К чаю…
Дверь моментально распахнулась широко, и я увидела старушку во всей красе. На вид ей было за семьдесят, но она была еще довольно бодренькая и активная. Пучок седых волос был собран на ее макушке, немного линялое домашнее платье и стоптанные тапочки довершали образ бедной заводской вахтерши на пенсии.
– Так чего же вы стоите? – удивилась хозяйка. – Проходите…
Чайник шумел закипая. Мы с Валентиной Петровной сидели за столом и готовились пить чай. Она хлопотала с посудой и заваркой, а я, не теряя времени даром, задавала ей вопросы:
– Валентина Петровна, скажите, пожалуйста, в тот день, когда убили вашу соседку, вы кого-нибудь видели возле ее двери? Кто-то к ней приходил?
– Да я уж вашим-то все обсказала! – удивилась старушка. – Чего же вы теперь опять меня пытаете?
«Вероятно, она не понимает, что такое частный детектив, – подумала я, – и решила, что я из полиции. Что ж, не будем разочаровывать женщину, так оно даже лучше».
– Тот следователь, которому вы все рассказали, уехал в командировку, – не моргнув глазом, соврала я, – и теперь мне поручили вести это дело. Так, если вам не трудно, расскажите, пожалуйста, видели ли вы, кто приходил к вашей соседке Карине?
– Это, значит, ее так звали? А она мне сказала, что ее зовут Ирина. Вот рыжая шельма! Прости господи!.. Мужики к ней ходили, кто ж еще?! Один молодой, совсем еще сосунок зеленый, а второй – в годах мужчина. И как только людям не совестно, а?
Я кивнула, сделав вид, что поддерживаю ее благородное негодование, а потом спросила:
– Так кто здесь был в тот день, когда ее убили?
В это время чайник закипел, и старушка налила воду в заварник.
– Тот, что в годах. И пришел он в тот день часа в два. Пришел, как всегда, открыл своим ключом, а я в глазок-то все видела!
Валентина Петровна сказала это таким тоном, как будто собиралась вывести на чистую воду закоренелого преступника.
– А во сколько они ругались? – спросила я.
– А ты почем знаешь, что они ругались? – округлила глаза старушка.
– Работа такая, – уклончиво ответила я.
– Да, ругались они, это точно. Кричали что-то сильно. В основном мужик кричал. Меня, говорит, не проведешь! Я, говорит, тебя знаю, ты все врешь… А что она врет, бог ее знает!
– И больше вы ничего не слышали?
– Слов-то не разобрать! Шум слышно было, а что именно кричали, не знаю.
Хозяйка налила в старинные чашки с замысловатым узором чай и порезала торт. Один кусок она тут же положила на свое блюдце. Взявшись за второй, она посмотрела на меня вопросительно. Я отрицательно мотнула головой. Старушка, как мне показалось, этому очень обрадовалась: значит, весь торт достанется только ей. Я между тем продолжала расспрос:
– А второй раз когда они кричали?
– Второй раз… А, так это, сериал мой начался, ровно в пять на Российском канале. А эти придурки давай опять орать! Ну, не слышно же ничего! Ругаются и ругаются, сериал не дают смотреть, окаянные. Я им кулаком в стену и постучала, и еще крикнула: потише, мол, вы там! Совесть имейте, горлопаны!