С этого дня она стала его любовницей. Правда, сама Нюта в таком контексте никогда о себе не думала, предпочитая красивое слово «возлюбленная». Они встречались несколько раз в неделю на съемной квартире, и Нюта жила от встречи до встречи, почти не замечая, что происходит в те дни, когда они не виделись.
С избирательной слепотой, свойственной только любящим, Нюта не замечала ни единого черного пятнышка в образе Иннокентия и восхищалась его достоинствами. Он был прекрасно образован, эрудирован и охотно делился с Нютой знаниями (тем более, что так, как она, Анциферова больше никто не слушал). Нюта подчинялась ему так же, как когда-то подчинялась сестре, счастливая от того, что нашелся главный человек в ее жизни.
К Вере Львовне она по-прежнему приходила делать уколы и ставить капельницу. И не испытывала ни капли смущения, встречаясь с ней взглядом. Вера Львовна была для Нюты необязательным придатком Иннокентия Петровича, неприятным, но не слишком обременительным.
Если бы кто-то сказал Нюте, что она – любовница женатого мужчины, Игнатова очень удивилась бы. Нет, возразила бы она, все не так! Просто у ее возлюбленного, предназначенного ей судьбой, по несчастливой случайности когда-то завелась жена. С мужчинами такое бывает. Но это не может стать препятствием для настоящей любви!
Ее немного смущало, что Иннокентий не спешит разводиться с постылой супругой. Но Нюта оправдывала его тем, что добрый, заботливый человек не может бросить больную женщину, уйдя к другой, молодой и здоровой.
И светлый лик Иннокентия оставался незапятнанным.
Иннокентий
Иннокентий Петрович любил воображать себя актером. Вот шуршит занавес, перекатывается волна рукоплесканий по зрительному залу, и выходит он – в черном плаще и в маске, чувственный и дерзкий. Дон Жуан.
Анциферов всегда в мечтах исполнял одну и ту же роль. Прочие герои мировой литературы его не интересовали.
И эту же роль Иннокентий с упоением играл и в жизни.
В прежние времена Анциферова назвали бы распутником. Сам же он считал себя сексуально открытым миру. К его сожалению, между ним и миром в этой области имелось одно значительное препятствие: супруга, Вера Львовна.
Иннокентий женился рано и на женщине старше себя. Отец Веры, Лев Сергеевич Котов, уже отчаявшийся выдать замуж некрасивую сварливую дочь, обрадовался голодранцу Анциферову, но ничем эту радость не показал. Напротив, как человек умный, донес до Иннокентия, что их семья осчастливила его этим браком, согласившись на мезальянс. Дочь ректора известного московского вуза – и какой-то хлыщ с невнятной биографией! К тому же безработный.
Анциферов действительно не работал после института, объясняя это сложными духовными исканиями. Правда же заключалась в том, что ни к какой осмысленной продуктивной деятельности Иннокентий не был пригоден. Все, на что хватало его способностей – пересказывать написанное другими людьми. Но до сих пор Анциферов не нашел ниши, где его умения были бы оценены по достоинству.
Конечно, можно было бы устроиться менеджером, вариться в котле мелкой торговой компании, предлагая покупателям зубные щетки или пылесосы. Но согласиться на такое унижение Иннокентию не позволяла гордость. Как?! Он, Анциферов, и станет продавцом?! Он, рожденный для свершений и полета?! Никогда. Поэтому Иннокентий проедал остатки родительских сбережений.
Когда он познакомился с Верой Котовой, дно родительской копилки уже показалось. Несколько недель подряд Анциферов питался одной гречкой, поскольку в доме хранились огромные запасы крупы, а на мясо денег ему не хватало.
Решение жениться на выгодной невесте Иннокентий принял через десять минут после знакомства.
Нельзя сказать, что Котова была хороша собой: оплывшая, с глазами навыкате и вечно брюзгливым выражением лица. Но в приданое ей полагались квартира, машина и дача, да и папу-ректора нельзя было списывать со счетов.
Приняв решение, Иннокентий ринулся в бой за руку и сердце избранницы со всем пылом человека, которому опротивела гречка и страстно хочется мяса. Он занял денег по знакомым, забросал Веру Львовну скромными букетиками, ходил под ее окнами, обмотав шею длинным шарфом, и встречал ее с работы. Имущественному положению Веры Иннокентий противопоставил богатства духа и водил ее по выставкам, театрам и творческим встречам, где не нужно было платить за входной билет. Анциферов даже разорился на коробочку пудры и перед встречей аккуратно припудривал лицо, чтобы романтическая бледность покрывала его чело и все, что ниже.
Через три месяца он старомодно попросил у Льва Сергеевича руки его дочери.
Лев Сергеевич приятно улыбнулся. Так мог бы улыбнуться паук, расставивший сети в том месте, где мух отродясь не водилось, и вдруг обнаруживший запутавшуюся в них добычу. Ректор нежно взял бледного тонкого Иннокентия под локоток и увлек в свой кабинет, незаметно потирая лапки.
Анциферов с порога забормотал про единение душ, про любовь и смысл жизни, но Лев Сергеевич, как человек дела, оборвал это бормотание. И огласил условия сделки.
Иннокентий принимался в их семью, приобретал право проживания в квартире Веры Львовны и пользования ее дачей. Кроме того, Лев Сергеевич пообещал пристроить Анциферова в свой институт.
Взамен от Иннокентия требовалось любить и уважать супругу, не приносить ей ни горестей, ни бед и хранить верность до конца их дней.
Услышав про верность, Анциферов ухмыльнулся про себя и решил, что дело в шляпе. Но тут будущий тесть вышел из-за стола и подошел вплотную к Иннокентию. Лев Сергеевич был крупным человеком с таким же брюзгливым выражением лица, как у дочери. Он взял жениха за воротник рубашки и притянул к себе.
– И вот что я тебе еще скажу, юноша, – выдохнул Котов в лицо Анциферову. – Если ты хоть чем-то обидишь Верочку, считай, что все наши договоренности отменяются. Вылетишь из моего дома, как пробка. Я тебя, поганца, готов и приласкать, и обогреть, но только в том случае, если Верочке твое присутствие будет в радость.
И тут Анциферову открылась страшная истина: Лев Сергеевич очень любил свою некрасивую и неудачливую дочь. Так любил, что готов был купить для нее выбранного жениха. И обижать Веру ему не позволит.
Пудра осыпалась с Иннокентия, как пыльца с крыльев мотылька, и лицо его покрылось вполне натуральной бледностью.
– Н-ну что вы, Лев Сергеевич! – пробормотал он, дергая шейкой в тщетных попытках вырваться из тисков. – К-к-как я могу! Обидеть – да никогда! Клянусь! Был бы счастлив… если бы вы… и Вера Львовна… сочли меня достойным высокой чести…
Ректор выпустил рубашку Анциферова.
– Высокой чести? – усмехнулся он. – Вот именно – высокой! Хорошо, что ты это понимаешь.
Свадьбу сыграли небольшую, но торжественную. Иннокентий успел поближе узнать характер невесты и в загсе чувствовал себя как Красная Шапочка, обреченно глядящая на поросшую серой шерстью бабушку и понимающая, что уже не до пирожков – уйти бы живой. Перспективы маячили самые безрадостные, а на помощь дровосеков рассчитывать не приходилось. У него даже мелькнула мысль удрать, но призрак гречневой диеты заставил отказаться от этой идеи.