Лена виновато посмотрела на Марфу и побежала за ним.
– Господи… – пробормотал ошеломленный Иннокентий. – Что это с Коровкиным? Никогда его таким не видел…
– Расстроился из-за жабы! – хохотнул Борис.
Но Маша видела, что ему тоже не по себе. Как и всем им. От тихого незаметного Коровкина никто не ожидал восстания.
Как же теперь будут выкручиваться Матвей с Марфой? Отъезд двоих подозреваемых превращает их замысел в пустую трату времени. Поступок Гены не доказывает ни его вины, ни невиновности: он мог искренне возмущаться, но мог и воспользоваться подходящим поводом, чтобы сбежать.
Судя по хмурому лицу Матвея, он думал именно об этом. Зато Марфа единственная из всех присутствующих выглядела абсолютно безмятежной.
– Как же так… – огорченно сказала Нюта. – Марфа Степановна, неужели Гена с Леной так и уедут?
– Уедут, милая, уедут, – ласково подтвердила Олейникова. – А потом вернутся. Как уедут, так и вернутся.
– Э-э, нет, – усмехнулся Борис. – Не такой Генка человек, чтобы возвращаться. Если уж его довели, на попятный он не пойдет.
Впервые Маша была полностью согласна с Ярошкевичем.
Коровкины собрались так быстро, что не успела семья закончить завтрак, как снаружи затявкала собака.
– Машина уезжает, – определил Борис. – И не попрощались…
Марфа встала и подошла к окну. Дождь закончился, но чернильное небо висело почти над дорогой.
– Рано им прощаться, – загадочно сказала она. – Скоро увидимся.
Все с сомнением посмотрели на старуху. Во время своей короткой речи Геннадий выглядел как человек, ноги которого больше не будет в этом доме. Как же они увидятся?
Но Марфа оказалась права. Не прошло и получаса, как во дворе возникла широкая фигура в плаще-дождевике. Лена Коровкина выглядела грязной и измученной.
– Боюсь, нам нужна помощь, – виновато сказала она. – Мы застряли.
На выручку отправились все, кроме Марфы. Нюта тоже хотела остаться, но Иннокентий потащил ее с собой, приговаривая, что дыхание полей после дождя полезно и для плода, и для будущей матери. Будущая мать с видимой неохотой согласилась.
Выйдя за ограду, Маша сразу поняла, почему Марфа была так уверена в скором возвращении Коровкиных.
Проселочную дорогу развезло так, словно дождь лил две недели. Ямы залило водой, обочины пузырились грязью. Коричневая жижа безрадостно хлюпала под сапогами.
Бедный Коровкин на своем «опеле» не смог доехать даже до леса. Машина застряла в коварной луже, разлившейся посреди дороги. Глянцевая жижа облепила машину со всех сторон. Забрызганной оказалась даже крыша.
Сам же Коровкин представлял собой трагикомическое зрелище. Видно было, что он вел неравный бой с лужей, но потерпел сокрушительное поражение. Маленький Гена был покрыт ровным шоколадным слоем и походил на фигурку на торте.
Машину пришлось выталкивать Борису с Матвеем. Ева, сморщив носик, вернулась обратно. А Иннокентий с Нютой тем временем добрели до леса и, вернувшись, сообщили, что проехать по дороге нельзя. То есть можно, но лишь на вездеходе.
– Почвы глинистые, все размыло, – выдохнул Матвей, толкая «опель». – Теперь отсюда только пешком можно уйти. Или на автобусе из деревни. Но до той деревни еще надо добраться…
– И когда все это высохнет? – заинтересовалась Маша.
– Если дождя ночью не будет, то завтра. А если будет…
Они с Борисом дружно толкнули раскачавшуюся машину, Гена сдал назад, и «опель», разбрызгивая грязь из-под колес, выбрался из лужи на относительно сухое место.
– А если будет, то сидеть нам здесь до осени, – закончил Матвей и вытер пот со лба.
Возвращение Коровкиных нельзя было назвать триумфальным. Даже Тявка, увидев заезжающую на двор машину, лениво приподняла голову и уронила на лапы. Она лежала в конуре, свернувшись клубком, и время от времени поскуливала, жалуясь на погоду.
Марфа вышла на крыльцо, лучась доброжелательством.
– Куда же вы в такую погоду, голубчики мои? – мягко укорила она. – Рассердились, укатили… И нашли на кого обижаться – на старуху восьмидесятилетнюю! Да я пять минут назад ляпнула, а сию секунду уже забыла, о чем говорила. Прости, милый мой, не хотела тебя рассердить.
Геннадий устыдился.
Старуха ободряюще похлопала его по плечу и повела их с Леной в дом.
А Маша, глядя им вслед, внезапно осознала, что ее утренняя фантазия оказалась пугающе близка к реальности. Ловушка захлопнулась. Пока льет дождь, ни один из них не сможет выбраться из дома Марфы.
Она вспомнила, каким был следующий этап их воображаемого заточения, и поежилась.
Остаток дня Маша провела в напряжении. За каждым углом ей мерещился убийца, подстерегающий Марфу. После обеда она попыталась поспать, но через десять минут поняла, что прислушивается к каждому звуку, доносящемуся из-за двери. Ей чудился скрежет открываемого засова, тихие шаги человека, крадущегося к ее кровати…
«Ну что за глупости?! – сердилась Маша. – Меня-то зачем убивать?»
Но ей было страшно. Страх был внелогический и аргументам не поддавался.
Она вскочила и рассерженно заходила по комнате. Маша сердилась на всех: на Матвея, затеявшего свое невозможное расследование, на Марфу, которая согласилась ему подыграть, на всех остальных, послушно идущих у них на поводу… Но больше всех – на себя. Она здесь всего два дня, но успела по уши увязнуть в этом деле. Нормальный человек давно бежал бы прочь сломя голову, а она сидит в своей «светелке» и прикидывает, как вычислить убийцу.
Конечно, сейчас они заперты здесь из-за дождя, и ей никуда не деться…
«А если бы дороги были сухими? – вкрадчиво спросил внутренний голос. – Тогда бы ты уехала, а?»
Маша вздохнула, села на стул и запустила тонкие пальцы в волосы.
К чему притворяться? Нет, не уехала бы.
«Ты так жаждешь проявить себя в роли сыщика?»
Маша покачала головой. Нет, роль сыщика ее не интересовала.
Но она не могла уехать, не узнав, чем все закончится. Не могла оставить Марфу. В конце концов, она просто не могла сбежать – побег был трусостью.
Ничего не оставалось, как сидеть и размышлять над тем, кто же преступник. Представлять в этой роли одного за другим тех, кто сидел с ней за общим столом всего час назад. Вот Марфа идет по коридору, заворачивает за угол, и оттуда на нее из сумрака выступает…
Ответ был где-то совсем рядом, на поверхности!
Но, как ни старалась Успенская, она была не в силах выудить из воображения лицо того, кто поджидал старуху. Не получалось даже решить, мужчина это или женщина.
«Если интуиция безмолвствует, попробуем рассуждать логически. Для того чтобы утопить Марка, требовалась большая физическая сила, – размышляла Маша, глядя в окно, за которым опять пошел дождь. – Так что же – Борис? Ева? Все остальные слабее…»