– Так, – подтвердила Марфа.
– Ну и прекрасно!
Генка вернулся на место и трижды поцеловал жену в макушку. Выглядел он и в самом деле не вполне вменяемым.
Лена терпеливо снесла излияния супруга.
– Сядь, не пугай людей, – попросила она. – Говорила я тебе, что ты ерундой маешься…
Ева отодвинула тарелку и встала.
– Отвратительно! – сказала она, будто выплюнула. – Я уезжаю сейчас же.
– И я, – поднялся Борис.
– Вы что же, ради денег приезжали? – удивилась Марфа. – Вот те раз. А я-то думала, ко мне на праздник!
Борис снова что-то закричал в ответ, Ева не отставала. У них на подпевках дискантом выступал Иннокентий, свирепо тряся бородкой. Марфа уверенно оборонялась.
Матвей перестал вслушиваться в то, что они выкрикивали друг другу. В общем хоре голосов пять минут назад прозвучало что-то важное, и он пытался понять, что именно.
Ведь прозвучало же.
Буквально только что.
Свинья, базар, село Свиридово… Служение Господу, издевательство над людьми, будет жаловаться…
Что? Что?!
Матвей смотрел, как Нюта робко дергает мужа за рукав, а тот, брызжа слюной, не обращает на нее внимания… «Видно, Марфа здорово завела нашего Кешу, – подумал Олейников, – ведь обычно он так заботлив…»
Веточка моя.
Матвей медленно начал подниматься. Лицо его изменилось, и, видимо, изменилось сильно, потому что все скандалисты вдруг смолкли и испуганно уставились на него.
– Матвей, Матвей, – успокаивающе обратился Борис. – Ты чего, брат?
– Матюша, все в порядке, все в порядке, – забормотала тетушка, побледнев.
Наверное, решила, что сейчас он будет всех убивать.
Не всех. Только одного.
Кто-то мелькнул у входа в гостиную. Все обернулись, и Матвей тоже вынужден был посмотреть в ту сторону.
– Ох ты ж елки-палки… – пробормотал Генка.
В дверях стояла босая Маша Успенская в белом свитере и какой-то странной юбке, будто сшитой из заслуженной половой тряпки. Одну грязную ногу она поджимала под себя. По плечам золотистой мантией струились волосы. В руке она что-то сжимала.
– Матвей, – сказала Маша, игнорируя взгляды, – мне нужно с тобой поговорить. Сейчас же.
Матвей немного подумал.
– Всем сидеть здесь, – наконец произнес он без выражения. – Кто попробует уйти – догоню и ноги вырву.
Иннокентий поежился и поджал колени. Детская смешная угроза прозвучала совсем не по-детски. И вовсе не смешно.
– Я не понял… – начал Борис.
Но Матвей уже шел к выходу. На слова Ярошкевича он даже не обернулся.
В коридоре Маша схватила его за руку горячей ладонью, потащила за собой.
– Матвей, я поняла, поняла! – зашептала она. – Они нас не слышат?
– Нет, конечно.
Она остановилась и сунула ему под нос ржавые наручные часы.
– Это что за раритет? – поинтересовался Матвей.
– Ты не понимаешь! На, смотри!
Возбужденно дыша, она показала гравировку на обратной стороне часов.
– Ты видишь? Видишь?!
– «С любовью навсегда – А. И.», – прочитал Матвей.
– Я думала, думала, и вдруг мне все стало ясно! – быстро-быстро заговорила Маша. – Он их носил, потому что это был ее подарок! Даша подарила их ему, она была очень влюблена и купила хорошие часы. И сделала гравировку! Это очень важно, понимаешь?
Она все время повторяла это свое «понимаешь» и заглядывала в глаза. Это сбивало Матвея, мешало сосредоточиться на ее рассказе.
– Я понимаю, – раздраженно подтвердил он. – И что дальше?
– А дальше Марк каким-то образом понял, что это именно он! Может быть, догадался сопоставить институты. Ведь у них один институт, в этом не может быть сомнений. Именно там они и познакомились. Она – студентка, он – преподаватель. Такое часто случается. Понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Матвей.
– Марк решил поговорить с ним после ужина. Они стояли в библиотеке – то есть, по-нынешнему библиотеке, а тогда это был чулан – и разговаривали. Освальд сказал, что ему все известно. Или что-то в этом роде, не знаю… Может быть, предложил ему написать явку с повинной. Мог Марк такое предложить?
– Мог. Это было бы вполне в его духе.
– И после этого разговора Марк зашел к тебе и оставил ту самую записку. А он – он, оставшись один, сообразил, что часы – это единственное, что связывает его с девушкой! Ведь у механических часов есть номер, их можно отследить… Могли найтись свидетели, которые видели, как Даша покупала их в магазине. Она могла с кем-то советоваться! И что он сделал, поняв это? В комнате его ждала жена, он не хотел больше рисковать. Нельзя было позволить, чтобы кто-то заметил их на нем. И тогда он снял часы и бросил за окно, в заросли – туда, где никому и в голову не пришло бы искать.
– Вернее было бы закопать где-нибудь в лесу.
– Да, но не забывай, что у него не было времени! Он вынужден был действовать очень быстро, впопыхах. Но, открыв окно, увидел Марка, идущего на реку. От часов ему удалось избавиться…
Маша замолчала.
– Понимаю, – сказал Матей, хотя она больше не спрашивала его, понимает ли он. – И от Марка он избавился тоже.
– Ты мне веришь? – осторожно спросила Маша, хватая его тонкими пальцами за руку. – Веришь?
Матвей невесело усмехнулся.
– Мне не нужно тебе верить. Я точно знаю, что ты права. Я даже знаю, как Марк догадался, что убийца – именно Анциферов.
– Знаешь? – недоверчиво переспросила Маша.
– Тогда, на ужине, десять лет назад он назвал свою жену веточкой. При всех, за столом. Это редкое обращение. Даже я хорошо запомнил, как Освальд рассказывал об этом, а уж Марк наверняка не смог бы забыть, даже если бы очень захотел. Никто не обратил на это внимания, кроме Марка. Я выходил пару раз на кухню, помогал Марфе – должно быть, именно в это время Иннокентий и обратился к жене.
Когда я вернулся, Марк был уже хмур и неразговорчив. Потому что он все понял. Как и ты, вспомнил, в каком институте преподает наш Кеша, сопоставил, что влюбленность Даши совпала с ее поступлением на философский факультет, и у него не осталось сомнений.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что я только что слышал слова Иннокентия. Он сказал дословно следующее: «Нет, постой, веточка моя». Веточка моя!
Маша молча кивнула, глядя на остановившиеся часы.
– И что ты будешь делать? – негромко спросила она. – Теперь мы знаем правду. И что?
– Я придумаю что, – пообещал Матвей и пошел обратно в гостиную. – Прямо сейчас и придумаю.