Он уже начал ее не на шутку раздражать своей будто привязанной к ушам улыбкой. Но она и вправду вспомнила.
Вера тогда подумала, что у нее начинается мания преследования. Это у нее-то, у психотерапевта! А какой еще напрашивается вывод, если хочешь выйти из дому и вдруг не можешь себя заставить? Знобит, подташнивает — вот до такой степени не хочется выходить. Причем если идти обратно, вверх по лестнице — пожалуйста, сколько угодно, никаких протестов организм не выдвигает. И через черный ход во двор спуститься не препятствует. Только не через парадную дверь… Нет, это еще раньше началось. Раньше, раньше… Когда она приходила в клуб в образе Полины…
— Несчастные случаи, чтоб вы знали, требуют тщательной подготовки. — Хромченко не притворялся, он действительно получал удовольствие от этой шизофренической беседы. — Возле знакомого вам женского клуба, если помните, идет стройка.
— Секунду, — встрепенулась Лученко. — И вам знакомого клуба. Ведь это вы пресловутый «дон Марлон»? Ну признавайтесь уже, чего там.
Хромченко поморщился.
— Вернемся к Марлону позже. Не перебивайте меня, если хотите узнать все мои, как говорится, мотивации…
— Буду перебивать, — сказала Вера капризно. «Может, успею что-нибудь придумать, если потяну время».
— Как хотите, — развел руками директор. Видимо, это был его любимый жест. Наверное, когда-то ему сказали, что у него сильные руки и при таком развороте плеч они кажутся еще красивее мужской особой красотой. И, черт бы его побрал, это действительно так. — Значит, идет стройка и стоит башенный кран. Удобная позиция. Мы знали, что Полина Кутузова не подъезжает к клубу, как все, на личном автомобиле, а подходит пешком, потихоньку, выжидая удобный момент. Ведь Вера Лученко не умеет водить автомобиль. Так что Кутузова должна была появиться незаметно, чтобы все гадали: кто же привозит эту с виду простоватую, но таинственную блондинку.
Он говорил и явно наслаждался своей болтовней. Чепурной продолжал жадно ловить каждое слово, пребывая в заблуждении, будто он — участник игры. Наверное, он уже создавал в воображении подобный сценарий. Валерий Яремчук время от времени повторял свое «Урод», — видимо, со словарным запасом у него внезапно стало туго. Лиза с сыном сидели тихо, смирно. У Елизаветы даже слезы высохли. По ним не было заметно, что Вера очень осторожно, опасаясь вызвать подозрение Хромченко, их загипнотизировала. Весь разговор Романовы воспринимали как набор дежурных фраз о погоде, а может, как-то иначе, кто знает, чем их подсознание замещает скрытое от них. Главное, что это их обезопасит. Вера, хоть и совсем устала, все же сумела выключить их из разговора почти на автомате, рефлекторно, из милосердия. С Лизой могла случиться истерика от страха за сына, и тогда было бы много хуже…
Хромченко продолжал рассказывать:
— Но, к сожалению, всякий раз, когда готовились уронить бетонную балку на проходящую мимо забора Полину Кутузову, она выбирала другую сторону улицы.
…У Веры тогда начинала резко, толчком болеть голова. По мере приближения к стройке боль усиливалась. Причем именно с той стороны. В первую минуту она грешила на жаркое солнце и жару, заливавшую город уже третью неделю подряд. Но почему именно в этом месте? Она поворачивалась боком, и горячая точка перемещалась по коже, упорно указывая на строительный забор. Тогда женщина переходила дорогу между медленно ползущими автомобилями. Там становилось легче. А у входа в здание клуба, на мраморных его ступенях голова тут же прекращала болеть. И Вера-Полина, увы, сразу об этом забывала: ведь ей приходилось играть роль…
— Заметьте, — говорил Хромченко, — однажды я специально приказал просто наблюдать за вами сверху, не устанавливая балку. И тогда яркая блондинка спокойно шествовала мимо стройки. Увы… После этого было решено использовать известные пути ваших перемещений по городу. Проще всего было взорвать маршрутное такси, идущее от Майдана Независимости вверх, к Львовской площади. Вы ездили в нем два раза в день. Я удачно припомнил взрывы в общественном транспорте, случившиеся в начале года, которые приписали докатившейся до нас из России волне терроризма. Все решили бы, что это новый акт террора, и никто не стал бы его тщательно расследовать… В тот же день, когда утром вы вновь перешли на противоположную стройке сторону улицы, вас уже ожидали на остановке маршрутного такси. Во второй половине дня вы сели в него. Вместе с вами вошел и устроился позади вас человек с чемоданчиком. Он доехал до угла Владимирской улицы и покинул салон, оставив чемоданчик под сиденьем. В нем была взрывчатка.
Лученко вспомнила эту историю на минуту раньше, следом за первой. Неудивительно, что все еще свежо в памяти, ведь она тогда сильно испугалась сама и напугала других. А было так. Она не знала, конечно, что происходило на самом деле. Но, едва автобус свернул направо, в сторону Софиевской площади, Вера заволновалась, непонятно отчего. Потом запаниковала: она почувствовала смертельную опасность. Протолкалась к водителю и потребовала немедленно остановить. Он притормозил, открыл дверь: «Ну, чего ждешь?» Это было уже возле памятника Богдану Хмельницкому… Вера закричала: «Срочно выходите все! Сейчас здесь начнется пожар!» Люди вскочили, некоторые посыпались вон из маршрутки, другие в растерянности застыли. Водитель закричал: «Что ж ты делаешь, дура!» «Открой заднюю!!!» — рявкнула на него Лученко, и он ее, конечно, послушался. Она схватила его за руку и вытащила наружу, откуда силы только взялись. Отбежали в сторону, бросив автобус у тротуара на углу Рыльского переулка, к счастью, пустого в эту минуту. Тут и взорвалось. Стекла вылетели, и маршрутка изнутри вся выгорела в пять минут. Водитель автобуса крестился и оглядывался в поисках своей спасительницы. Некоторые пассажиры тоже пытались найти синеглазую девушку, которая подняла тревогу. Всех волновал, разумеется, один вопрос: как узнала? Но ее уже не было.
Этот сюжет потом вечером показали в передаче «Магнолия-ТВ». Спрашивали: почему женщина, поднявшая крик, потихоньку ушла, воспользовавшись всеобщим замешательством? Может, она и была террористкой, но в последний момент пожалела людей? Эта версия журналистов привлекла внимание к передаче…
— Смерть вашу и других пассажиров списали бы, разумеется, на террористов, — сказал Хромченко. — Но мой человек ехал вслед за автобусом и видел, что ничего не получилось. Убедившись, что попытки обставить вашу гибель как несчастный случай не удались из-за вашей уникально развитой интуиции, я решил просто и банально послать киллера к дому, где вы жили. Должны же вы были выйти в магазин или еще куда-то. За вами осторожно, издалека проследили — зная, что вы чуете слежку. Но стоило рискнуть…
— Я поняла, о чем вы, — сказала Лученко. — Вот только зачем…
— Снайпер занял позицию на крыше многоэтажного дома напротив, — не обращая на ее слова никакого внимания, продолжал Хромченко, — в двухстах метрах. В окно выстрелить не получалось, потому что вы, несмотря на жару, всегда задергивали шторы. Человек ждал. Но вы не появились. Точнее, вы спустились через черный ход во двор. Этого я не предусмотрел, к сожалению, хотя и знал о ваших особенностях, о пресловутом «тринадцатом чувстве» — кажется, так вы его называете среди близких? Был в курсе, но не предполагал, что это у вас до такой степени сильно развито и так безошибочно работает.