И все же позвонил Пятакову и сообщил, что Бородиной с Абдуразаковой стало совсем плохо.
– А я что тебе, «03»? – возмутился начальник колонии. – Вместо того чтобы нашего врача позвать, ты мне в час по сто раз названиваешь. Почему я должен все за вас решать! К тому же у меня у самого наркоз еще не отошел…
Михаил Степанович остановил машину. Пятьдесят пачек, перетянутых крест-накрест банковской лентой, покоились в продуктовом мешке, сшитом женой из старого плаща-болонья. Почти тридцать лет назад в день, когда Пятаков познакомился с будущей женой, на ней был именно тот самый плащ. Разве можно было тогда представить, что когда-нибудь в эту капроновую материю будут завернуты полмиллиона долларов! Укладывая пачки в мешок, полковник каждую протер ветошью, чтобы на всякий случай не оставались на купюрах отпечатки пальцев, потом бросил ветошь под сиденье, а мешок с деньгами поставил возле пассажирского кресла.
Жене о деньгах Михаил Степанович не говорил пока, решив сделать ей сюрприз: купить в Петербурге хорошую квартиру для сына, а чуть позже дом для себя и жены – тоже в каком-нибудь питерском пригороде. Две хороших машины тоже надо будет приобрести, потом…
Накануне вечером Пятаков зашел в камеру Рощиной, отдал ей коробку конфет, сказав при этом: «Не вздумай даже понюхать!»
Прислушался к шагам контролера в коридоре и шепотом проинструктировал:
– Конфеты спустишь в унитаз. Утром вызовешь контролера и скажешь, что тебе плохо и нужен врач. Доктор придет и сделает тебе укол. После и в самом деле, может, плохо будет, но ты не бойся: потом будет все хорошо и даже еще лучше. Поняла?
Рощина кивнула. Пятаков не стал больше задерживаться, только еще раз предупредил, чтобы конфеты отправила туда, куда он сказал.
Кто же знал, что она полкоробки оставит! Хотя убийца – она и есть убийца. Плохо только, что придется подыскивать новые кадры на место Абдуразаковой и Бородиной. Хотя, если побег удался, его точно попрут с должности, а значит, на укомплектование штата новыми кадрами можно наплевать. Самое главное, что его участие в организации побега никто не сможет доказать. А вот у Клешнина будут проблемы: ведь это он отправил осужденную без вооруженного сопровождения.
Пятаков вспомнил о второй медицинской машине и внезапно понял: писатель, судя по всему, изменил план – не было никакого нападения на бригаду «Скорой помощи», как не было и самой бригады, приехавшей через несколько минут после получения вызова. Это были люди Торганова! А значит, писатель каким-то образом получил известие о том, что Рощина уже находится у них. Но ведь ему никто не звонил! Пятаков попытался вспомнить, что предшествовало моменту, когда Торганов сказал, что дело сделано, и передал деньги. Может, ему дали знак из проезжавшей мимо машины? Но мимо проезжало много машин. Впрочем, Михаила Степановича это уже не интересовало. Он подумал о том, где может находиться теперь медицинский «рафик», в котором везут освобожденную Рощину. Если с момента выезда из колонии прошло два с половиной часа, то в Вологде ее нет наверняка. А куда ее повезли – неизвестно: дорог в России много, и все бесконечные. Если предположить худшее – вдруг начальство догадалось о побеге и уже сейчас на дорогах выставили кордоны, то далеко Рощиной не уйти – медицинский «рафик» перехватят обязательно. Если, конечно, у похитителей не предусмотрен на этот случай какой-то запасной вариант ухода от погони. Но пока начальству ничего не должно быть известно, и, кроме того, разве сам Пятаков не выполнил того, что от него просило начальство – он же передал осужденной коробку конфет, которые потом слопали две дуры!
Как бы то ни было, надо возвращаться на службу. Пятаков понимал, что всякая его задержка в городе может быть неправильно истолкована. А может, как раз и правильно, только кому это надо теперь?
Михаил Степанович планировал заскочить в гараж, где стояла его старая «Волга-21». Под полом гаража был оборудован тайник, в котором уже лежали полмиллиона. Теперь туда надо будет поместить содержимое и этого капронового мешочка.
Но в проезде между гаражами стояла бортовая фура, с которой рабочие вручную сгружали кирпичи. Внутрь своего гаража Пятаков еще мог бы протиснуться. Но выгнать «Волгу» не было никакой возможности.
– Надолго здесь застряли? – спросил Михаил Степанович у одного из рабочих.
– Пока все не выгрузим: часа четыре еще ковыряться будем.
Можно было бы, конечно, отвезти деньги домой, но дома жена. При ней спрятать полмиллиона весьма проблематично, а засовывать деньги абы куда – рискованно: обнаружит, придется объясняться. То есть, конечно, придется и потом. Только уж лучше привести ее сразу в роскошную квартиру или в коттедж и сказать, что копил всю жизнь, а тут случайно предложили квартиру в Петербурге по бросовой цене. Но сейчас лучше не думать об этом. Всегда лучше отложить на потом то, что объяснить сейчас не можешь.
И Пятаков решил отправиться на службу, не заезжая домой. Возвращаться в колонию с деньгами опаснее, чем тащить их домой, но все же Михаил Степанович предположил, что успеет их надежно спрятать до того момента, когда кому-либо взбредет в голову обыскать его кабинет. Да и вряд ли будут обыскивать кабинет: домашнюю квартиру при определенных подозрениях могут запросто, гараж тоже, но в гараже, чтобы обнаружить тайник, надо разобрать все строение. Только кому это нужно? Ведь начальник управления попросил об одолжении, Пятаков исполнил, осужденная Рощина оказалась при смерти, ее отправили куда следует, а в том, что она или тело ее пропало, вины начальника колонии никакой. Скорее заподозрят врача, поставившего неправильный диагноз, и уж наверняка майора Клешнина, отправившего Рощину без сопровождения. Клешнина погонят со службы, да и начальника колонии тоже не оставят на прежней должности, предложат написать заявление об уходе на пенсию по состоянию здоровья. Врача, конечно, уволят с треском. А тот не скажет ничего, ведь против него никаких улик. Тем более что врач и так уже многим обязан Пятакову и, кроме того, ждет обещанные ему пятьдесят тысяч долларов.
В стороне остался Белозерск, проехать надо было совсем немного, когда низко над дорогой пролетел вертолет.
«Ищут», – догадался Михаил Степанович, удивляясь тому, что беглянку пытаются отыскать совсем неподалеку от колонии.
Он остановил «уазик», попытался запихнуть мешок с деньгами под сидение, но что-то препятствовало. Пятаков пошарил под сиденьем рукой, обнаружил там не слишком чистую ветошь, сунул ветошь в мешок, прикрывая пачки с деньгами, а потом уж и сам мешок пропихнул под водительское кресло. Теперь можно было трогаться с места. Но проехать удалось не более полукилометра. За первым же поворотом дорога оказалась перекрыта двумя грузовиками, возле которых стояли вооруженные люди.
– Что случилось? – спросил Пятаков, когда к нему подошли.
У него потребовали предъявить документы, тут же забрали удостоверение личности и, приказав не выходить из машины, ушли. Некоторое время Михаил Степанович оставался за рулем, потом вышел и протиснулся между двумя грузовиками. За которыми, как оказалось, стоял милицейский микроавтобус, а чуть в стороне на обочине – черная «Волга» с тонированными стеклами. Снова над лесом показался вертолет, который явно шел на снижение.