Она в ответ взмахнула ресницами.
– Вы – Торганов? – обратился к Николаю старший группы. А, когда Николай кивнул в ответ, сказал: – Опустите руки. Что здесь произошло?
– Шабанов стрелял в меня, но Алиса прикрыла. Сейчас…
Николай вошел в комнату, опустился на корточки возле огромной телевизионной тумбы, вынул из записывающего устройства DVD-диск и протянул офицеру:
– Здесь записано все произошедшее сейчас и признание самого Шабанова.
Потом Николай достал из-под кровати папку Шамина.
– А здесь материалы, подтверждающие невиновность Татьяны Рощиной.
Офицер принял все это, поправил каску на голове и просто сказал:
– Ну все – свободен! – Тут же поправился: – Можете идти. Спасибо.
То же самое говорил Спилберг статисту на своей съемочной площадке. А может, и до сих пор говорит. Но только это теперь так далеко!
Через несколько минут прилетел и медицинский вертолет, зависший на некоторое время над пустым бассейном. Потом он все же приземлился на газоне, и на носилках вынесли Алису. Она была бледной и смотрела в серое осеннее небо, но Николая заметила и позвала тихо:
– Торганов, подойди ко мне!
Коля подошел, и она шепнула:
– Наклонись поближе!
Он склонился к ее уху, но услышал всего два слова:
– Прости меня.
Маруся с дочерьми как раз собирались обедать. Перед Николаем тоже поставили тарелку с грибным супом. Поверх грибов в тарелке плавали куски обжаренной копченой грудинки и мелко нарубленные соленые огурцы. Сестры ели сосредоточенно, только Маша изредка поглядывала на старшего брата, с трудом сдерживая радостную улыбку: похоже было, что им всем известно нечто такое, от чего и самому Николаю скоро станет весело. Но ему не хотелось веселиться, ему не хотелось и есть, да его самого грызла тревога, потому что Тани в квартире не было. И терпеть неопределенность уже не было сил.
– Может, хватит в молчанку играть? – сказал Торганов, откладывая ложку.
Сестры, словно ожидая именно этих слов, тут же начали переглядываться и улыбаться.
– Когда ты ушел, то я сразу позвонила Александру Михайловичу, – начала рассказывать Маруся, – а он попросил передать трубку Татьяне. Я вышла из комнаты, чтобы не мешать разговору. А перед тем, как пришла за ней машина с охраной, Таня заглянула в Машкину комнату, увидела фотографию, на которой ты с Алисой Шабановой, и попросила, чтобы я тебе позвонила.
– А куда ее повезли? – спросил Николай.
– К президенту, – улыбнулась Маруся. – Президент сказал, что никогда не верил в ее виновность, а теперь хочет все услышать из первых уст. Времени для специальной встречи у него нет, но пообедать вместе и поговорить можно. Ее увезли, а мне она ничего не успела или не захотела рассказать. Правда, я и не интересовалась.
– Здесь она оказалась, потому что я ее сюда привез. А вообще-то я Таню из тюрьмы выкрал.
Николай произнес это и засмеялся, словно только что сообщил фантастическую выдумку, в которую и сам не верил. А может быть, оттого, что все наконец закончилось.
Или что-то начинается новое – то, что он ждал давно и устал от ожидания.
Она вернулась под вечер, радостная – настолько, что Торганову показалась, будто Таня пьяна. «Неужели президент постарался?» – удивился он. Но улыбался и Александр Михайлович, вернувшийся вместе с Татьяной.
– Президент только что подписал указ о помиловании Рощиной, – шепнул отец Николаю. – Так что для нее все уже закончилось.
И подмигнул Тане: похоже было, что они уже успели подружиться.
– А что, если Шабанов вдруг выкрутится? – предположил Николай.
– Теперь уже вряд ли. Когда министр внутренних дел пришел ко мне и доложил, что в отношении Пал Палыча имеются серьезные подозрения о его причастности к убийству депутата Рощина, я и сам не поверил. Но министр сказал, что существуют материалы некоего частного расследования, показания свидетелей, известен даже номер машины, на которой приезжали убийцы. И машина эта принадлежала дочери Шабанова – Ларисе. Естественно, что я пожелал ознакомиться с документами, но тут узнаю, что данная папка находится у моего сына, а сам сын неизвестно где.
– Когда это было? – спросил Николай.
– Три дня назад.
– Я находился в Вологде. А от кого стало известно о документах?
– От Алексея Романовича Шамина.
– Так он же…
– Он живой, – сказала Татьяна. – Мы к нему в больницу заезжали и поговорили немного. Он перевязанный весь, но улыбается.
– А телевизионщики сказали, что он погиб.
– Они передали то, что надо было сказать. А на самом деле Шамина только ранили. Тяжело, правда. Киллеры спешили – им надо было поскорее исчезнуть с места преступления, тем более что один из них был убит. На место прибыла патрульная машина, кто-то из прибывших милиционеров знал Алексея Романовича еще в бытность его работы следователем. Шамин попросил связаться с прокурором района, с которым когда-то вместе учился, а тот взял дело под свой контроль, и телевизионщикам пошла информация о гибели адвоката. Потом Шамин попросил прокурора выйти на некоего Торганова из аппарата президента, на что ушла неделя. Когда решено было взять Шабанова в разработку, он улетел на вертолете в Белозерск, но все телефоны его уже были на прослушке.
– Значит, я зря поехал к нему, – огорчился Николай. – Не было бы стрельбы.
– Зря ничего не бывает, – сказала Таня.
Николай и не жалел. Он и мечтать не мог о такой радости: Татьяна стояла рядом, и ему оставалось только одно – глупо улыбаться. Впрочем, если человек понимает, что улыбается глупо, значит, он далеко не дурак. К тому же у счастливых, даже очень образованных людей, умных улыбок не бывает.
За окном стоял вечер.
– И что теперь? – спросил Торганов-старший.
– А теперь все хорошо, – ответила Татьяна, – только очень хочется Святослава увидеть. Но прежде, наверное, надо в Петербург съездить, встретиться с одноклассниками. Если, конечно…
Она посмотрела на Николая.
– А я не против, – согласился тот, – вместе и поедем.
Торганов привез Таню в свою квартиру. Не в свою, конечно, а в ту, что снял для него Витальев. Возвращаться туда не хотелось, но все же эта квартира была единственным местом, куда Николай мог привести любимую женщину.
Теперь они сидели, обнявшись, на диванчике, и Таня негромко рассказывала свою историю.
– …Я приехала в Москву, хотела поступать в консерваторию, но не решилась. Пошла в институт народного хозяйства. Еще на экзаменах познакомилась с Ларисой Шабановой, а потом уж с Ириной Рощиной. Дружить стала с обеими, но с Ирой больше, к тому же у нее здоровье становилось все хуже и хуже, и я часто приезжала к ней домой: привозила конспекты лекций, учебники и книги, помогала ей по дому и с ребенком. Оставалась ночевать, потому что Михаил Юрьевич почти все время находился в разъездах. Потом уже, когда Ирина умерла, я осталась с их сыном, потому что Светик привык ко мне, да и я его любила. А затем Рощин сделал мне предложение. Но еще до нашей свадьбы Лариса Шабанова стала просить меня организовать встречу ее отца с Михаилом Юрьевичем. Почему Шабанов хотел познакомиться с ним через меня – до сих пор не понимаю: у него возможностей для встречи было много. Пал Палыч был тогда генералом ФСБ. И когда встреча состоялась, Шабанов предложил Рощину решение многих его проблем, а за это Михаил Юрьевич ввел Пал Палыча в совет директоров и поручил заниматься обеспечением безопасности своего бизнеса. А позднее переписал на него часть акций. Не кто иной, как Шабанов, уговаривал Рощина заняться политикой, о чем и сам Михаил Юрьевич часто подумывал. Только уговаривал его Пал Палыч, преследуя свои интересы. Когда Рощин стал депутатом, руководить его бизнесом начал Шабанов. На свое имя он открыл пару офшорных фирм на Кипре, на одну уводил прибыль, через другую закупал оборудование для предприятий Рощина – втридорога, естественно. Михаилу Юрьевичу об этом докладывали, но он или не верил, или отмахивался. Потом все-таки распорядился о проведении аудиторской проверки, результаты которой его потрясли. Тогда же узнал о романе своей родной сестры с Пал Палычем. Людмила, когда приехала из Ростова, сначала жила у нас, а потом упросила брата купить ей квартиру. Она у Михаила Юрьевича все время деньги брала, у меня тоже – говорила, что на жизнь ей надо. Тратила очень много, а когда я отвечала, что у меня денег нет, требовала, скандалила. А Рощин уже знал, что сестра не вылезает из казино. Он понимал, кто ее пристрастил к ночным клубам, к тусовкам с артистами и к рулетке…