– Ладно, после разберемся, – не дал сыну договорить Кущенко. – Я тоже думаю, что это маловероятно. Но ведь какова, а? Ничего не боится!
Алексей Филиппович посмотрел на сына и увидел, что Артем улыбается, и спросил:
– Много хоть на нее поставил?
– Почти все свои бабки. Двести тысяч баксов.
– Повезло, – вздохнул Алексей Филиппович. – Можешь ей спасибо сказать, сейчас ее привезут.
– Может, я сам за ней сгоняю? – предложил Артем.
– Куда? Ты хоть знаешь, где она живет?
Артем кивнул.
– Ни фига ты не знаешь! Она от нас скрывала, но Гонирубель ее сдала за пять тонн. У нее даже ключ от Машкиной квартиры имелся. Я уже послал ребят туда. Если дома никого, будут внутри дожидаться. Толпой накинутся, ничего она сделать не успеет. Главное, чтобы не помяли ее. А я уж тут…
– Отдай ее мне, – попросил Артем.
– Нет, – мотнул головой Алексей Филиппович, – не дорос еще. Если вообще когда-нибудь до такого дорастешь. Для начала слезь с бухла и марафета, тогда и поговорим. Но только не о ней.
– Она моя, – тихо произнес Артем.
– Вон, – спокойно откликнулся Кущенко-старший. – Вали отсюда быстро, пока я тебя не выкинул. Не зли меня, а то…
Артем направился к выходу, но перед тем, как закрыть за собой дверь, бросил через плечо:
– Ты еще пожалеешь!
Спускаясь по лестнице, он позвонил и узнал адрес, по которому отец отправил своих пацанов, и решил поспешить туда, чтобы забрать у них Машу.
Маша подъехала к дому, припарковалась и сразу увидела вышедшего из подъезда Андрея. Тот направился к машине, и она вышла навстречу ему.
– Прости, – сказала она, – мне тоже хочется поговорить с тобой, но давай в другой раз. Я обещаю. А сейчас рядом со мной опасно находиться.
– Я не тороплю, – пожал плечами Бармин, – в другой раз – значит, в другой раз.
Маша двинулась к подъезду. Бармин шагнул следом.
– Домой не ходи пока.
Она остановилась.
– А в чем дело?
– Там к тебе какие-то ребята заглянули. Пятеро в квартире сидели и один на лестнице. Я их связал парами. Захотят быстро освободиться – задушат друг друга. До утра потерпят, а потом за ними кто-нибудь заскочит. Я случайно мимо проходил и заметил их, как раз подъехали. – Андрей показал на стоявшие у подъезда внедорожники. – Ну и решил проверить, к кому это они.
– Не надо было, – нахмурилась Маша. – Наверняка ведь парни вооружены.
– Если хочешь, могу подняться и развязать.
– Да ладно, пусть отдохнут, я в другом месте сегодня переночую.
– Можешь у меня, – предложил Андрей, – а я погуляю пока.
– Спасибо, – покачала головой Маша, – я к маме отправлюсь, за город.
– До встречи.
Андрей повернулся, чтобы уйти, но Маша остановила его. Бармин оглянулся. Маша обняла его за шею и поцеловала коротко.
– От тебя бензином пахнет, – шепнул Андрей.
– О ки о цукэтэ, – сказала ему Маша.
– И ты поосторожней.
Синие сумерки накрыли город. Ярко сияли фонари, и сквозь их блеск едва пробивалась первая бледная звезда. Маша посмотрела на небо, а потом снова перевела взгляд на светофор. Сейчас вспыхнет зеленый, и она помчится к маме, не зная толком, что делать дальше. С мамой не посоветуешься. Наверное, надо было поговорить с Андреем. Но рассказать ему все, рассказать именно сейчас, когда…
Ей посигналили – зажегся зеленый. Маша мягко нажала педаль акселератора, автомобиль послушно тронулся с места. И, уже проехав перекресток, в последний момент она увидела, как из припаркованного у обочины «Лексуса» вышел прокурор Порываев и подошел к стоящему на краю газона мальчику лет десяти. Маша резко затормозила, и мимо, сигналя, пронесся автомобиль, едва успевший избежать столкновения.
Порываев подошел к ребенку, обнял его за плечо и повел к машине. Причем делал это с такой заботой, что со стороны могло показаться, будто внимательный отец усаживает в машину дожидавшегося его сына. «Лексус» выехал на перекресток и повернул.
Маша вдавила педаль в пол, развернулась через двойную сплошную, не замечая красного сигнала и едва не врезавшись в грузовик, потом вырулила перед самым носом автобуса и помчалась в погоню. В потоке машин «Лексуса» не было видно. Но Маша помнила, где живет Порываев, – когда Артем подвозил его, сидела в машине и видела шлагбаум перед въездом во двор, будку охранника, камеры видеонаблюдения на столбах… Теперь она спешила туда, чтобы оказаться на месте одновременно с машиной прокурора.
Успела вовремя – шлагбаум поднимался – и прибавила скорость. А потом резко затормозила, въезжая в полированный бок «Лексуса». Перед самым столкновением увидела, как Порываев обернулся – глаза его округлились от ужаса.
Тормоза у автомобилей, которые выпускаются за пределами нашей родины, хорошие. Маша почти не ощутила удара, только услышала, как что-то хрустнуло и раздался треск разбитого стекла. Она вышла из машины и шагнула навстречу Порываеву, который медленно, с достоинством открывал дверь своего «Лексуса». На заднем крыле его авто появилась большая вмятина, а бампер прокурорской машины был расколот. У автомобиля Маши также был поврежден бампер и еще разбита фара.
– Ты попала, девочка, – произнес прокурор, доставая из кармана мобильник и набирая номер, – ты мне новую машину купишь, если не хочешь, чтобы я тебя упаковал лет на пять.
– Отпусти ребенка, – сказала Маша.
Прокурор даже не взглянул на нее: на его звонок ответили.
– У меня неприятности, – деловым голосом заговорил Порываев в трубку. – В мою машину врезалась какая-то наркоманка, я был за рулем и чудом выжил. Давай ее по полной…
Маша выбила из его рук телефон и повторила:
– Выпусти мальчика.
Порываев отпрыгнул в сторону, посмотрел на «наркоманку» внимательнее и узнал. Тут как раз подбежал выскочивший из своей будки охранник, чтобы посмотреть на повреждения. Подбежал и тут же рванул обратно, потому что увидел в руках прокурора пистолет.
Служитель закона направлял оружие на Машу.
– Вернись в свою машину, Мотылек долбаный, – приказал он, – а не то я сделаю дырку в твоей безмозглой башке.
– Да что ты говоришь? – удивилась Маша.
Пистолет был в метре от ее головы, выбить его не составило труда. Но все же прокурор успел выстрелить, пуля просвистела рядом со щекой Маши. Вторым ударом Порываев был отброшен на капот своего автомобиля. Он начал сползать на землю, а Маша продолжала наносить удары – в пах, в грудь, в голову.
В последний раз она пнула ногой Порываева, когда тот уже лежал на асфальте, а потом сказала испуганному мальчику: