— Н-нет, — помедлив, ответил Харальд, и Елисава с удивлением и даже радостью отметила, что он смущен. — Я имел в виду нечто другое.
— И это «нечто другое» тоже обладает колдовской силой?
— О да! — Харальд снова повеселел. — Ты даже не представляешь, насколько эта сила велика!
Елисава только повела плечом и больше ничего не спросила. Конечно, ей было любопытно, что еще припас для нее непредсказуемый Харальд сын Сигурда, но показывать ему этого она не собиралась.
До самого вечера терем так и не успокоился, и обе младшие княжны запросились ночевать к матери. Елисава была бы не против присоединиться к ним, но в горнице княгини уже не осталось места, да и сама княжна стыдилась признаться, что ей почти так же страшно, как скулящей Прямиславе. С ней в горнице легли Будениха и горничная девка Куница, но заснуть было трудно. Только когда совсем стемнело, Елисава, наконец, согрелась под извлеченной ради такого случая зимней периной, уняла дрожь и постепенно погрузилась в зыбкий сон.
Очнулась она от смутного ощущения какого-то движения рядом. Пытаясь понять, то ли она проснулась, то ли продолжает видеть сон, Елисава схватилась за крест на груди и с трудом разлепила тяжелые веки. Горел огонек в светильнике литой бронзы, оставленный, чтобы подбодрить княжну после всех ужасов прошедшего дня. Нянька сопела на своем месте, Куницы почему-то не было, а рядом с лежанкой обнаружилась фигура мужчины, как раз сейчас присевшего на край.
Елисава вскрикнула от неожиданности, и ночной гость поспешно зажал ей рот. Княжна узнала Харальда и, резко дернувшись, с негодованием оторвала его жесткую руку от своего лица. Одновременно она почувствовала запах — смесь пота с какими-то византийскими благовониями, которыми насквозь пропахли все его вещи. Этот смешанный запах казался ей приятным и будоражащим. Но сейчас она совсем не обрадовалась — именно запах убедил ее, что все происходит наяву. Сны не пахнут.
— Что ты здесь делаешь? — шепотом спросила Елисава, не желая будить няньку и вообще привлекать чье-либо внимание к нежданной встрече. Пуще всего она боялась, что кто-нибудь увидит здесь Харальда — ночью, возле ее лежанки! — Ты как сюда попал?
— Хотел бы сказать, что прилетел соколом через окно. Но буду честен: по лестнице пришел, — шепнул Харальд.
— Что тебе надо?
— Я принес тебе мой обещанный дар.
— Какой еще дар?
— Тот, который докажет тебе мою любовь. Помнишь, ты сегодня снова о нем спрашивала?
— Докажет мне твою наглость и бесстыдство, ты хотел сказать! Но они в доказательствах не нуждаются и ясны как день! И ни о чем я не спрашивала! Это ты направо и налево хвалишься своими подвигами, своей знаменитой родней и даже колдовскими чарами. Я многое пропустила, если в Нордлёнде мужчины стали похваляться колдовством! Моя мать рассказывала, что во времена ее молодости это считалось женским занятием!
— Успокойся, Эллисив! — миролюбиво произнес Харальд и взял ее за руку. Елисава попыталась выдернуть ее, но он не отпустил, и она сдалась, не желая шумом борьбы разбудить няньку. К тому же от жесткой руки Харальда исходили тепло, сила и надежность, что было даже приятно. — Если бы я оставил чары женщинам, что было бы с нами сегодня? Ты ведь не обучалась тайному искусству управлять рунами, и кто защитил бы нас от колдуна?
— Хочешь сказать, что ты один можешь защитить Русскую землю? Странно, как она столько лет справлялась без тебя?
— Я хочу сказать, что могу защитить тебя, Эллисив. А до Русской земли мне нет особого дела, и пусть ее, как и раньше, защищают те, кто столько лет справлялся с этим без меня.
— Ну, среди ночи у себя в постели я не нуждаюсь в защите, — язвительно произнесла Елисава. — И я тебя не приглашала. Так ты, может, будешь защищать днем?
— Тот подарок, который я принес, преподносят только ночью.
— Это плод какой-нибудь загадочной ворожбы, который тает при дневном свете? Боюсь, такого сомнительного сокровища мне не нужно.
— Это не плод ворожбы. Это плод моего сердца, которое все эти годы помнило о тебе.
— Надо же, как ты заговорил! — недоверчиво хмыкнула Елисава. — Сердце! Да есть ли оно у тебя? Что-то я сомневаюсь.
— Оно вот здесь. — Харальд прижал ее руку к своей груди, чтобы она могла ощутить стук сердца. — Ты можешь мне не верить, но я действительно все эти годы помнил о тебе и ждал, когда мы снова встретимся.
— Рассказывай эти сказки кому-нибудь поглупее. Когда ты сватался, мне было всего десять лет. Ты был взрослым мужчиной. Не будешь же ты утверждать, что влюбился в девчонку, которая и понятия ни о чем таком не имела! Расскажи ты мне все это тогда, я, пожалуй, поверила бы. Но теперь — нет. За эти десять лет, пока ты там совершал подвиги, я немного поднабралась ума.
— А теперь, Эллисив, ты имеешь понятие о нем-то таком? — проникновенно прошептал Харальд и, не отпуская ее руки, наклонился к ней. Так близко, что она почувствовала тепло его тела, а усы и борода пощекотали кожу на ее шее. — Ты понимаешь, о чем я?
Елисаве стало жарко. Покраснев от мысли, что она действительно понимает, княжна попыталась отодвинуться, но двигаться, сидя в постели, было неудобно, и ей пришлось почти откинуться на спину. Харальд немедленно воспользовался этим и, наклонившись еще ниже, стал целовать ее шею, поднимаясь выше и явно пытаясь добраться до губ.
Елисава онемела от такой наглости, а еще больше от обуревавших ее чувств. Это было так приятно, что захватывало дух. Хотелось забыть обо всем, расслабиться и дать ему волю… В то же время ее охватил ужас: до чего она докатилась! Разве мало им объясняли с самого детства, кто они такие, дочери Ярослава, разве не учили высоко ценить себя, не внушали им, как важно сохранять чистоту, чтобы не вызвать гнев Бога и презрение людей?
Упершись обеими руками в плечи Харальда, Елисава попыталась оттолкнуть его, взбрыкнула, чтобы высвободиться из объятий, но он только крепче прижался к ней всем телом. И тогда, извернувшись, она укусила его за ухо — не шутя, со всей силы.
Харальд коротко вскрикнул и отпустил ее, а Елисава тут же отшатнулась к дальнему краю лежанки и прижалась к стене.
— С ума, что ли, сошла? — буркнул Харальд, держась за ухо.
— Это ты с ума сошел, — сердито прошипела Елисава. — Уходи сейчас же! Ты что задумал? Ты за кого меня принимаешь?
— Не спорь с судьбой, Эллисив. — Держась за ухо, он пристально смотрел на нее, и в глазах его была не только насмешка над своей болью, но и уверенность в конечной победе. — Твоя судьба навек связана с моей судьбой. Я завязал один узелок, и ты не сможешь развязать его. Я знаю не только защитные руны.
— О чем ты говоришь?
По спине Елисавы пробежала холодная дрожь. Голос Харальда звучал миролюбиво, но она кожей чувствовала угрозу в его словах. Узелок… На Руси такие узелки называются наузами. Опять ворожба!
— Вот об этом! — Харальд извлек из-за пазухи некий предмет и, положив его на ладонь, показал ей. Но когда Елисава из любопытства протянула к нему руку, он мгновенно отдернул свою, давая понять, что никогда не позволит ей к этому прикоснуться.