Новая жизнь. Мысли о ней тревожили девушку и одновременно волновали ее. Лиша прочитала все книги из библиотеки Бруны, однако у Жизели их во много раз больше. Кроме того, Травницы в Анджире также могут поделиться с ней своими книгами.
По мере того как приближалось время отъезда, Лиша начала нервничать. Где же отец? Неужели он не придет проводить ее?
— Пора, — заметила Бруна.
Лиша подняла взгляд и поняла, что плачет.
— Надо прощаться, — сказала Бруна. — Может быть, другого случая нам больше не представится.
— Бруна, что ты говоришь? — воскликнула Лиша.
— Не валяй дурака, девочка, — сказала знахарка. — Ты прекрасно понимаешь, о чем идет речь. Я уже давно зажилась на этом свете.
— Бруна, мне не надо уезжать…
— Вздор! — замахала руками старуха. — Ты научилась всему, что я могла тебе дать, девочка, так пусть же мои последние годы станут подарком тебе. Поезжай, — подтолкнула она ее, — учись чему сможешь.
Она раскрыла объятия, и Лиша упала в них.
— Обещай мне, что будешь ухаживать за моими детьми после моей смерти. Они порой бывают глупы и своенравны, но по сути это добрые люди.
— Хорошо, — пообещала Лиша. — Ты будешь мною гордиться.
— Иначе ты и не могла бы поступить, — пробормотала старуха.
Лиша рыдала, уткнувшись в грубую шаль Бруны.
— Мне страшно, Бруна, — говорила она.
— Только круглая дура не боялась бы на твоем месте, — утешала ее знахарка, — но я сама немало поездила по свету и знаю, что ты нигде не пропадешь.
Вскоре Марик подвел лошадь к избушке. В руке у него новое копье, а к передней луке седла приторочен защищенный оберегами щит. Если раны и беспокоили его, то он не показывал виду.
— Здравствуй, Лиша! — приветствовал он девушку. — Готова к приключениям?
«Приключения». Это слово вмиг разогнало страх и грусть, вызвав прилив радостного волнения.
Марик взял сумки Лиши, закинул их на своего поджарого рысака. Лиша в последний раз повернулась к Бруне.
— Я слишком стара для прощаний, которые длятся полдня, — заметила старуха. — Береги себя, девочка.
Старуха вложила кошель ей в руки, и Лиша услышала звон милнийских монет, которые в Анджире стоят целое состояние. Прежде чем Лиша смогла возразить, Бруна повернулась и ушла в дом.
Девушка быстро положила кошель в карман. Вид металлических монет на таком большом расстоянии от Милна может ввести в искушение любого человека, даже Вестника. Они шли вдоль тропы, ведущей к деревне. Лиша позвала отца, когда они проходили мимо его дома, однако ответа не последовало. Элона заметила их и сразу же вошла в дом, захлопнув за собой дверь.
Лиша опустила голову. Девушка рассчитывала повидаться с отцом. Она думала обо всех поселянах, с которыми не смогла по-человечески попрощаться. Письма, оставленные ею у Бруны, вряд ли могли заменить живое общение.
Однако в центре деревни Лишу ждал сюрприз. Там ее поджидал отец, а за ним вдоль дороги выстроились все обитатели Ложбины. Они по одному подходили к девушке. Одни целовали ее, другие передавали ей подарки.
— Помни нас и возвращайся, — обратился к ней Эрни.
Лиша крепко обняла его, закрыв глаза, дабы преградить поток слез.
— Жители Ложбины любят тебя, — заметил Марик, когда они ехали лесом.
Деревня осталась далеко позади, а дневные тени становились все длиннее. Лиша сидела перед ним на широком седле рысака, который без труда нес всадников и багаж.
— Временами я и сама в это верю, — призналась Лиша.
— Почему бы тебе не верить? — спросил Марик. — Ты красавица, подобная утренней заре, и притом лечишь все болезни. Люди должны просто обожать тебя.
Лиша рассмеялась.
— Красавица, подобная утренней заре? — спросила она. — Найди беднягу Жонглера, у которого ты украл эту фразу, и скажи ему, чтобы он больше никогда не произносил ее.
Марик засмеялся и крепче обхватил девушку руками.
— Знаешь, — прошептал он ей прямо в ухо, — мы еще не обсудили размер моей платы за сопровождение тебя.
— Деньги у меня есть, — сказала Лиша.
— Да и у меня их хватает, — улыбнулся Марик. — Деньги меня не интересуют.
— Тогда о какой цене ты говоришь, господин Марик? — осведомилась Лиша. — Или опять хочешь выторговать поцелуй?
Марик захихикал, его волчьи глаза заблестели.
— Поцелуй — цена за доставку письма. А доставка в Анджир такой девушки, как ты, стоит гораздо… больше. — Он пошевелил бедрами за ее спиной, дабы пояснить значение своих слов.
— Ты всегда опережаешь события, — проговорила Лиша. — Тебе повезет, если ты получишь один поцелуй.
— Что ж, посмотрим.
Вскоре они расположились на ночь. Лиша варила ужин, а Марик расставлял обереги. Приготовив тушеное мясо, девушка покрошила в него особую траву, прежде чем передать миску Марику.
— Ешь быстро, — велел ей Марик, принимая блюдо и тотчас отправляя в рот полную ложку. — Надо укрыться в палатке до появления корелингов. Вид их вблизи может испугать тебя.
Лиша посмотрела на палатку, которую разбил Марик. Она могла едва-едва вместить одного человека.
— Маленькая, — подмигнул он ей, — зато мы согреем друг друга в ночной прохладе.
— Сейчас лето, — напомнила ему Лиша.
— Так ведь от твоих речей веет холодным ветром, — захихикал Марик. — Надо найти способ как-то растопить тебя. Кроме того, — он махнул рукой за магический круг, где уже поднимались и начинали формироваться туманные образы корелингов, — не похоже, что ты будешь сопротивляться.
Вестник сильнее ее, и она не сможет бороться с ним. Под дикие вопли корелингов Лиша терпела его поцелуи и всякие нежности. Когда же мужская сила подвела Марика, девушка стала утешать его и предложила лекарство из трав и корней, от которых бедняге стало только хуже.
Временами Вестник впадал в ярость, и ей казалось, что он ударит ее. Потом начинал плакать, ибо человека, который не может ронять семя, нельзя назвать мужчиной. Лиша терпела. Такое испытание не слишком высокая цена за путешествие в Анджир.
«Я спасаю его от самого себя», — думала она всякий раз, когда подсыпала траву в пищу Вестника. Какой же мужчина хочет стать насильником? По правде говоря, угрызений совести Лиша не испытывала. Она не получала удовольствия от того, что пользовалась своим искусством для умаления мужского достоинства Марика, однако в глубине души чувствовала удовлетворение. Казалось, все ее предки женского рода на протяжении многих веков, начиная с того времени, когда первый мужчина повалил женщину на землю, одобрительно кивали ей и улыбались. Она лишила его мужской силы, прежде чем он смог лишить ее девственности.