Максим покачал головой и, помолчав, произнес:
– Даша, я не хочу тебя обижать, но ты говоришь полную чушь. Конечно, то, что ты слышала, действительно не доказывает, что парня убили. Хотя я его видел и не думаю, что он выпивал. По-моему, он очень за работу держался. Но вот по поводу какого-то иска, морального вреда, который тебе хозяин может предъявить… Подумай сама, при чем здесь ты? Разве ты нанесла бы вред репутации отеля? Скорее уж убийца, если он был. И даже если бы ничего из того, о чем ты говоришь, не было доказано, твои слова всего лишь правдивые показания, данные полиции, и к отелю они не имеют никакого отношения. Ты же не собиралась давать интервью в газетах о том, что здешнее побережье кишмя кишит убийцами, а особенно в нашем отеле. Кстати, должен тебе сказать, что даже в таком случае доказать какой-то там вред, особенно моральный, было бы очень трудно. Правда, я ориентируюсь в основном на наше законодательство, но почти не сомневаюсь, что турецкое в данном вопросе принципиально не отличается.
– А ты уверен, что прав? – спросила Даша, смущаясь. – Не обижайся, просто ты же вроде занимаешься корпоративным правом? А тут совсем другое дело.
К ее облегчению, Максим не обиделся.
– Не хочу хвастаться, но я довольно хороший юрист, – усмехнулся он. – Понимаешь, меня в свое время взяли в ту контору, в которой я сейчас тружусь, по протекции одного приятеля. Он почему-то был уверен, что я талантливый и совершенно напрасно прозябаю в какой-то мелкой фирмочке, окучивая потенциальных приобретателей спутниковых тарелок. Так вот, он поговорил с управляющим корпорации, рассказал ему, что я там по совместительству еще и юридическими вопросами занимаюсь, поскольку у директора просто денег нет, чтобы еще и юриста нанять. В общем, меня взяли. С испытательным сроком, конечно, но я его благополучно прошел. А ведь у меня даже юридического образования до сих пор нет – времени не хватает, чтобы «корочки» получить. Так вот, я там пахал как лошадь, желая доказать, что они во мне не ошиблись, и чтобы приятеля своего не подставить. Я два года подряд ничего, кроме юридической литературы, не читал в принципе. Даже газет! Мне все новости сестренка рассказывала. Любой вопрос, с которым ко мне обращались, я дотошно прорабатывал, ночами над справочниками сидел, пока не понимал: я все понял и любому могу объяснить. А потом мне уже никому ничего доказывать не нужно было, но я все равно продолжал – по инерции, потому что втянулся уже. Так что ошибаться я, Даша, могу, конечно, но только не в этом вопросе.
– Значит, Алина в этом совершенно не разбиралась, – задумчиво сказала Даша.
– Ну да, – кивнул Максим. – Или, наоборот, разбиралась.
– В смысле?
– Понимаешь, меня очень удивляет, что Алина была против твоего обращения в полицию. Мало того, такие аргументы привела, что я не сомневаюсь: она не искренне ошибалась, а тебя хотела ввести в заблуждение. Сама же прекрасно все понимала.
– Почему ты так думаешь? – удивилась Даша.
– Интуитивная уверенность.
– Да ты же ее совсем не знал!
– Ладно, хватит об Алине, – помолчав, ответил Максим. – Вон наши собрались мячик покидать, пойду к ним. Ты присоединишься?
Даша отказалась и осталась сидеть на лежаке. Мысль о том, что Алина ей врала, оказалась очень неприятной. Но для чего, не могла она понять, для чего врала?
Посидев немного, Даша решила не забивать себе голову, а просто позагорать. Она сначала легла на спину, но солнце слишком припекало, и Даша перевернулась на бок. Слева от нее пожилая немка, обвешанная бижутерией, которую Даша несколько дней назад приняла за русскую, читала книжку необычного формата – не намного больше сигаретной коробки, но при этом очень толстую. Странно, подумала Даша, у нас такого еще не начали издавать. Она прикрыла глаза, но книжка в яркой обложке не выходила у нее из головы. То есть не книжка, а… Блокнот! Алинин блокнот, который Даша сунула в свое полотенце, а потом куда-то положила совершенно машинально… Куда же?
Даша начала рыться в пляжном пакете, который всегда таскала с собой, к неудовольствию Алины, считавшей, что с пакетами ходят только старушки на рынок, а приличная дама должна носить на пляж особую пляжную сумку. Даша бы и носила, но беда в том, что такой изумительной пляжной сумки, как у Алины, – вместительной, на широкой ручке через плечо, с крупными красно-золотыми рыбками, изгибавшимися на прозрачном пластике, – такой сумки у нее не было. Когда они ходили загорать вместе с Алиной, она складывала свое, как выражалась Алина, барахло к ней в сумку, а когда шла одна, брала этот самый пакет красивого зеленого цвета с надписью «Гленфилд». И вот теперь роясь в нем, Даша никак не могла вспомнить, сунула она сюда блокнот или нет.
Вот он! Даша выпрямилась, с удовлетворением рассматривая вишневую кожаную обложку. Даже такая ерунда, как обложка блокнота, была у Алины не из заменителя, а из натуральной кожи. Что же там Алина писала про заявление…
Листая блокнот, Даша наткнулась на несколько деловых записей (кто-то кому-то должен был позвонить), на несколько явно в спешке записанных телефонов, на какой-то непонятный рецепт, начинавшийся словами «Взять восемь трюфелей, чернику и триста двадцать граммов утиной печени», на какие-то наброски… Заявления не было. Удивленная Даша закрыла блокнот и уставилась в пространство. Она совершенно точно помнила, что, когда она вошла после завтрака в комнату, Алина писала что-то именно в блокноте. Не могла же она записывать рецепт с трюфелями!
Подумав, Даша опять открыла вишневую книжку и пролистала еще раз, гораздо медленнее, вглядываясь в каждую страницу. Может быть, у Алины был свой шифр? Например, трюфели означают полицейских. А что, очень даже похоже, решила Даша, в жизни своей не видевшая трюфелей. И все же, если серьезно, куда могли деться записи?
Обложка книжки была прочной, увесистой, сделанной на совесть. Такая точно не развалится, подумала Даша. Стоп! А зачем она такая толстая? Даша торопливо раскрыла блокнотик на первой странице, и в глаза ей сразу бросились несколько листочков, вложенных под обложку. Могла бы и сразу догадаться, обругала себя Даша, видела же, что Алина вырывала листики. Достав странички, исписанные мелким почерком, она аккуратно разложила их на колене и начала неторопливо просматривать.
Русские и английские слова шли сначала вперемешку, каким-то бессмысленным текстом, но потом Алина, видимо, поняла, что так ничего не выходит, и стала описывать обстоятельства кражи на русском. Она писала с сокращениями, и Даша с трудом разбирала слова. Потом Алина начала переводить текст, искусственно усложненный какими-то юридическими оборотами, на английский. Перевод был плохой. Даша только вздохнула при мысли о том, что работу, над которой Алина корпела все утро, она сама бы могла шутя сделать за полчаса. Просмотрев странички, которых оказалось всего шесть, Даша не нашла в них ничего, привлекающего внимание. Кроме…
Красивая буква «Н» была выписана на середине четвертой страницы, как раз там, где перевод особенно не удавался Алине, и она заменяла сложные предложения на более простые. Видимо, устав, она начала вырисовывать на полях эту изящную букву, обведя ее несколько раз и снабдив необходимым количеством завитушек. Почему «Н»? Неожиданно в Дашиной памяти ожило воспоминание о том, как шестнадцатилетней девчонкой она выписывала на песке тонким прутиком имя мальчика, в которого была без памяти влюблена, а потом стирала все буквы, кроме первой, чтобы никто не догадался. Звали мальчика Андреем, и она красиво выписывала заглавное «А». Мама долго потом натыкалась на букву, написанную в самых неожиданных местах – на обороте клеенки, на квитанции за электричество, на поздравительной открытке.