Раз в лесу, при лунном свете,

Видел я, как эльфы мчались;

Колокольчики с рожками

Всюду звонко раздавались.

Кони белые сквозь воздух,

Словно лебеди, летели

И оленьими рогами,

Золочеными, блестели.

И с улыбкой королева

Мне кивнула головою…

Что же будет? Вновь влюблюсь я

Или смерть придет за мною?

Генрих Гейне [1]

Человек-кабан

Посреди занесенной снегом поляны лежал труп самца лося. От растерзанной плоти поднимался пар. Мандред и его спутники понимали, что это означает: похоже, что они спугнули охотника. Все тело зверя было иссечено окровавленными полосами, тяжелый череп был раскроен. Мандред не знал животного, которое охотилось бы только затем, чтобы съесть мозг своей жертвы. Глухой шорох заставил их обернуться. С ветвей высокой сосны, росшей на краю поляны, густыми каскадами осыпался снег. Воздух был полон мелких кристалликов льда. Мандред недоверчиво вгляделся в подлесок. Однако в лесу снова стало тихо. Высоко над верхушками деревьев в небе плясало зеленое колдовское сияние. Не самая лучшая ночь, чтоб идти в лес!

— Просто ветка сломалась под весом снега, — заявил светловолосый Гудлейф, отряхивая тяжелую накидку. — Не смотри на меня разъяренным псом. Уверен, в конце концов окажется, что мы преследуем стаю волков.

Сердца четверых мужчин охватила тревога. Каждый думал о словах старика, который предупреждал о смертоносной твари, поселившейся в горах. Горячечный бред? Мандред был ярлом Фирнстайна, небольшой деревушки, расположенной на берегу фьорда, у подножия горы. В его обязанности входило отвращать любую опасность, которая могла угрожать деревне. Старик говорил так настойчиво, что он просто обязан был обратить на это внимание. И тем не менее…

В такие зимы, как эта, которые начинались рано, слишком холодные, когда к тому же на небе плясало зеленое колдовское сияние, в мир людей приходили дети альвов. Мандред знал об этом, знали и его спутники.

Асмунд положил стрелу на тетиву и нервно заморгал. Долговязый, рыжеволосый мужчина никогда не говорил много. Он пришел в Фирнстайн два года назад. Болтали, что на юге он был известным угонщиком скота, и король Хорса Крепкощит назначил награду за его голову. Мандреда это не волновало. Асмунд был хорошим охотником, приносившим в деревню много мяса. Это значило больше, чем какие-то там слухи.

Гудлейфа и Рагнара Мандред знал с детства. Оба они были рыболовами. Гудлейф был приземистым и сильным, словно медведь; настроение у него всегда было хорошее, друзей — много, несмотря на то, что он считался человеком несколько недалеким. Рагнар был низеньким и черноволосым, отличаясь от высоких, по большей части светловолосых обитателей Фьордландии. Иногда из-за этого над ним смеялись и шепотом называли ребенком кобольда. Это была, конечно, чушь. Рагнар был парнем что надо. На него всегда можно было положиться!

Мандред с болью подумал о Фрейе, своей жене. Сейчас она наверняка сидит у очага и вслушивается в шорохи ночи. Он взял с собой сигнальный рог. Если он дунет в него один раз, то это будет означать опасность; если же два, то все в деревне поймут, что опасности никакой нет и что охотники направляются домой.

Асмунд опустил лук и приложил палец к губам. Поднял голову, подобно охотничьему псу, почуявшему след. Теперь учуял и Мандред. Над поляной распространялся странный запах, напоминавший вонь тухлых яиц.

— Может быть, это даже тролль, — прошептал Гудлейф. — Говорят, что в суровые зимы они спускаются с гор. Тролль мог бы завалить лося ударом кулака.

Асмунд мрачно взглянул на Гудлейфа и жестом приказал молчать. Стволы негромко поскрипывали. Мандреду вдруг показалось, что за ним наблюдают. Что-то было здесь. Совсем рядом.

Внезапно ветви лещины разошлись в стороны и, громко хлопая крыльями, на поляну устремились две белые тени. Мандред невольно поднял копье, а затем облегченно вздохнул. То были всего лишь две белые куропатки!

Но что вспугнуло их? Рагнар направил лук на куст лещины. Ярл опустил оружие. Он почувствовал, как в животе что-то сжимается. Неужели же в кустарнике действительно таится чудовище? Охотники застыли.

Казалось, прошла целая вечность, однако ничто не шелохнулось. Четверо образовали перед зарослями широкий полукруг. Мандред ощущал, как по спине стекает холодный пот и собирается над поясом. До деревни было далеко. Если одежда его промокнет и перестанет защищать от холода, то они будут вынуждены разбить где-нибудь лагерь и разжечь костер.

Толстенький Гудлейф опустился на колени и вонзил копье в землю, затем зачерпнул свежего снега и слепил снежок. Воин взглянул на Мандреда, и ярл кивнул. Снежок взлетел высоко и приземлился в куст. Никакого шевеления.

Мандред облегченно вздохнул. Ночные тени пробудил их собственный страх. Белых куропаток вспугнули сами фьордландцы!

Гудлейф улыбнулся.

— Там ничего нет. Скотина, растерзавшая лося, давным-давно уже за тридевять земель.

— Хорошенькие мы охотники, — усмехнулся Рагнар. — Эдак мы скоро от зайцев бегать станем.

Гудлейф поднялся и ухватил копье.

— Сейчас я с этими призраками разделаюсь! — И он, смеясь, принялся ворошить копьем в кусте лещины.

И вдруг его рывком дернуло вперед. Мандред увидел, как большая когтистая лапа обхватила древко копья. Гудлейф издал пронзительный крик, внезапно перешедший в гортанное клокотанье. Коренастый парень пошатнулся, схватившись за горло обеими руками. Кровь брызнула между пальцами, потекла по жилету из волчьей шкуры.

Из кустов выбралось огромное существо, наполовину человек, наполовину кабан. Из-за массивной, тяжелой кабаньей головы существо немного склонялось вперед, и тем не менее росту в нем было более двух шагов. Туловище бестии было подобно телу мощного великана; по плечам и рукам тянулись толстые, узловатые мускулы. Ниже колен ноги были неестественно тонкие, густо покрытые серо-черной щетиной. Вместо ступней у существа были раздвоенные копыта.

Человек-кабан издал низкий гортанный рев. В пасти блеснули клыки, каждый величиной с кинжал. Глаза, казалось, готовы были просто проглотить Мандреда.

Асмунд поднял лук. С тетивы сорвалась стрела. Она прошла сбоку и царапнула голову существа, оставив тонкий красный шрам. Мандред крепче перехватил копье.

Гудлейф упал на колени, на миг, покачнувшись, застыл, а потом вдруг завалился на бок. Его сведенные судорогой руки разжались. Из горла по-прежнему хлестала кровь, а коренастые ноги беспомощно дергались.