– Потрясающе. – Бэби в очередной раз ослепила меня ямочками на щеках. – Вы тонкая штучка.
– Девушка на миллион баксов.
– Именно.
Бэби не покоробили ни «девушка», ни «миллион». У меня нет шансов. Никаких.
– И вы здесь одна?
– Одна!
– Почему? – Простота вопросов бэби граничила с откровенным бесстыдством.
– А почему я должна быть не одна?
– Такие места не рассчитаны на одиночество. Разве что вы решили оторваться. Подснять себе кого-нибудь.
– Я похожа на человека, который нуждается в том, чтобы кого-то подснять?
Бэби принялась изучать меня: пытливо, сосредоточенно, закусив от напряжения нижнюю губу. С таким выражением лица изучают старинные манускрипты, годовые кольца на деревьях, анатомическое строение морского конька.
– Нет, пожалуй, нет. Вы похожи на человека, который нуждается в том, чтобы кого-то любить. Без памяти.
Разбитая музыкальная шкатулка в моей груди издала прощальный звон: последняя пружина ее механизма лопнула.
– Я и любила… И люблю. Без памяти. Только это ему больше не нужно. Он встретил другую.
– Ну и мудак! – Бэби так грохнула кулаком по столу, что рюмка с недопитой водкой подпрыгнула и опрокинулась.
– Я тоже так думала…
– А теперь?
– Теперь нет. Он просто встретил другую. Полюбил заново. А новая любовь никогда не платит по старым векселям.
Стоило мне только сказать это… Стоило мне только произнести, как случилось уж совершенно невероятное: бэби перегнулась через столик и поцеловала меня в щеку.
– Если я скажу тебе «забей», – она перешла на «ты» совершенно естественно, – ты все равно меня не услышишь. Так?
– Да.
– Значит, должен быть еще какой-нибудь выход.
– Какой?
– Анаша! – Бэби снова качнулась на стуле и рассмеялась беззаботным бесстрашным смехом. – Я привезла с собой шикарную таджикскую дурь. Айда ко мне в номер курить!..
* * *
…Ее номер был полностью идентичен моему. Стой лишь разницей, что в окне не было никакой сосны. Одни лишь горы. На полу перед дверью валялся потертый кожаный рюкзак (бэби даже не удосужилась распаковать вещи), а на столе стоял ноутбук. Старенький ноутбук, напомнивший мне мой собственный – пятилетней, а то и семилетней давности. «Compaq» или что-то вроде того.
– Садись, ложись, делай что хочешь, – жестом гостеприимной хозяйки бэби развела руками.
Я нацелилась было на кровать, но неожиданно меня обдала арктическим холодом мысль: пройдет каких-нибудь вшивых три дня, приедет Влад и они начнут заниматься любовью. На этой самой кровати. И Влад будет запускать руки под майку бэби, и расстегивать пуговицы на ее мешковатых джинсах, и касаться ртом ее татуировок, и трогать языком крест в ее ухе, и покусывать зубами ее торчащие победительные соски, и… и… Подойти ближе к сплетенным телам Влада и бэби я не решилась. И как подкошенная рухнула на пол у кровати.
Бэби посмотрела на меня с одобрением.
– Вот и я обожаю сидеть на полу… Сейчас забьем косячок, и нам захорошеет.
Она устроилась неподалеку от меня, вытащила из внешнего кармана рюкзака пачку «Беломора», а из внутреннего пакет с анашой и с поразительной ловкостью забила косяк, послюнив напоследок его кончик.
– Не много у тебя вещей, – заметила я.
– Я просто мобильный человек. К тому же вещи меня утомляют. У меня с ними сложные отношения. И вообще… Если честно, я бы хотела родиться во Французской Полинезии и всю жизнь проходить голой.
– Завидная мечта. И легко выполнимая. – Ревность снова полоснула ножом мне по глазам. – С такой-то фигурой.
– Ну, тебе тоже грех жаловаться. – «Беломорина» вспыхнула красным огоньком и затрещала: это бэби сделала первую затяжку. – Ты, кстати, откуда?
– Я? Из Питера.
– Круто! Бывает же такое!.. Я тоже из Питера. Нет, ну надо же! Земеля земелю всегда поддержит, а? Права я?
– В каком смысле поддержит?
– Ну… Вот ты на лыжах катаешься?
– Катаюсь.
– А я нет.
– Правда, что ли? – изумилась я.
– Истинная. – Для убедительности бэби прикусила ноготь большого пальца. – Я на них даже не стою. Научишь меня?
– Не знаю… Лучше бы тебе обратиться к инструкторам. Их здесь как грязи.
– Держи! – «Беломорина» перекочевала в мои руки. – Я не хочу, чтобы инструкторы. Я хочу, чтобы ты. Не переживай, я способная. С парашютом уже прыгала, с аквалангом спускалась, теперь остались горные лыжи.
– Ну, много чего осталось… Гонки на собачьих упряжках, например. Полет на воздушном шаре… Вокруг света за восемьдесят дней.
– Все впереди.
Бэби придвинулась ко мне близко, слишком близко. Ее глаза плыли надо мной грозовым облаком, ее губы покачивались надо мной, как лодки, ее подбородок опрокинулся, как чаша, полная молока.
– Все впереди, слышишь? У нас вся жизнь впереди. Целая огромная жизнь.
* * *
…Я проснулась от глухого стука в окно.
Стекло было залеплено точками снега, и пока я соображала, что бы это могло быть, в него ударил очередной снежок. После чего последовал пронзительный короткий свист.
Бэби.
Бэби сидела на сосне прямо напротив окна моего номера, оседлав толстую ветку. Высота была приличная, сосновый ствол – абсолютно гладким, как ей удалось забраться сюда, оставалось загадкой. Она могла бы постучать в двери номера, но предпочла разбудить меня таким экстравагантным способом. Она была бэби, и это все объясняло.
– Сума сошла! – крикнула я, открывая окно. – Зачем ты залезла туда, сумасшедшая?
– Чтобы сказать, что день сегодня будет офигительным! И еще, что ты обещала научить меня кататься на лыжах.
– Разве?
– Стопудово. Жду тебя в холле через двадцать минут.
– Через сорок.
– Через полчаса, – отрезала бэби и, совершив головокружительный кульбит, спрыгнула на землю.
Я даже не успела испугаться за нее.
Пока я мылась в душе, натиралась кремом от солнца и натягивала на себя комбинезон, меня не оставляли мысли о прошедшей ночи.
Ночи с бэби.
Я провела ночь с девушкой, которая отбила у меня Влада, и теперь могла с уверенностью сказать: такой ночи у меня еще не было. Никогда в жизни.
И анаша здесь ни при чем.