Лютава зажмурилась, потрясла головой – наваждение не проходило. При виде чужаков она сразу подумала о хазарах, о которых так много слышала совсем недавно, в начале этого лета, в земле вятичей. Там она даже видела кое-кого из них – мирных купцов, которые, как ей рассказала Святкина дочь Семьюшка, русские князья решили задержать пока у себя, чтобы вести о подготовке похода не просочились в Хазарский каганат.
Но откуда хазары могли взяться здесь! Лютава рывком подняла с травы Налетиху, затащила ее за куст, огляделась, изнывая от бессильного гнева. Нет при ней любимой сулицы, не на обряд ведь собиралась, а за ягодами! Быстро подняв руки, она шепнула несколько слов, накидывая на себя и Налетиху пелену чар – теперь их просто не увидят среди листвы и белизну их льняных рубашек примут за белую кору берез.
– Сиди тихо! – шепнула она молодухе, а сама, прижавшись к дереву, наблюдала за происходящим на поляне.
Если это не морок, то хазары, больше некому. Но как они сюда попали? Так далеко на запад! Что это – набег, которым угрян пугали вятичи? Но каким образом войско могло пробраться так далеко, пройти Оку и все нижнее течение Угры, чтобы никто о нем не знал и не предупредил! Любой набег порождает толпы беженцев, гонцов с просьбой о помощи от князей, живущих ближе к опасности, короче, слухи об опасности опережают ее надежно и быстро. Те же вятичи, будь они разбиты, давно уже плюнули бы на старые обиды и примчались снова просить помощи. Но все было тихо, и князь Вершина уже надеялся, что у него есть время не менее чем до зимы. И вот – нате вам!
Девушки и женщины подняли крик, стали отбиваться, разбегались во все стороны, путались в подолах, скользили мокрыми ногами по траве, падали, налетали друг на друга. Кто-то искал спасения в воде, но и там чужаки преследовали их, поднимая тучи брызг и поднятыми волнами сбивая женщин с ног. Вот один из чужаков схватил девушку и потащил на своего коня. Росомана, не растерявшись, бросилась было на него, схватила девушку за ноги и потянула к себе, но чужак вдруг выхватил саблю и со свистом описал над головой сверкающий круг, давая понять, что это не шутки. Отпихнув Росоману ногой, он попятился к тропе, а ту уже схватил за руки другой чужак…
Несколько серых размытых теней металось между людьми – трое или четверо волков прыгали на чужаков, вцеплялись зубами, катились по земле. Бросая добычу, те отбивались, и один из волков уже бился с ножом в брюхе, кусая костяную рукоять. Что может сделать зверь против острого железа? Выхватив сабли, чужаки отгоняли волков, свободной рукой придерживая за волосы пленниц.
– Назад! – крикнула волкам Лютава. Она не хотела, чтобы те гибли в заведомо неравной схватке. – В Варгу! К Лютомеру! Приведите его!
Послушавшись, трое уцелевших волков скользнули под ветви. Один из них прихрамывал. Самый старший на опушке оглянулся и посмотрел на Лютаву.
Но и без того она знала, что нужно делать. Выскочив на поляну, она подбежала к раненому волку, вынула нож из раны. Рана смертельна – ни человек, ни зверь после этого не выживает, только дольше мучается.
– Иди Ярилиной тропой, брат! – шепнула Лютава, бережно, но крепко взяв волка за уши. Он поднял морду, в его желтых глазах отражалась мучительная боль, отчаяние и надежда. – Ты выполнил долг, ты отдал жизнь за потомков Чура, ты – истинный Волк!
Она быстро перерезала зверю горло. И тут же вскочила, сжимая в руке чужой нож, с которого еще капала волчья кровь. Эта кровь призывала ее к отмщению – ее, сестру волка, отдавшего жизнь в попытке спасти женщин человеческого рода. Так Ярилиным псам завещано их предком, и Ратиславичи, с помощью бойников и Лютомера, жили в ладу с серым лесным братством. Угрянские волки честно старались выполнить свой долг, но бойники, Лютомер и Лютава первыми несли ответственность за то, чтобы и люди не забывали своего долга перед волками.
Выскочив из леса, Лютава оказалась на виду у чужаков. Сейчас кто-то ее заметил, подался к молодой и стройной девушке – и отскочил, увидев ее яростное лицо и сверкающий нож в руке. Не давая хозяину ножа времени выхватить саблю, Лютава прыгнула вперед и вонзила нож ему в грудь.
На тропе послышался конский топот, показались кони, а на них всадники – такие же чужаки. Лютава, видя, что врагов стало еще больше, метнулась к опушке. Нож остался торчать в груди упавшего. Кто-то из хазар тут же наткнулся на тело, закричал.
Кого-то из пленниц уже увозили с поляны – виднелись только отчаянно бьющиеся белые ноги под задранным мокрым подолом. А Лютава опомнилась и сообразила, что напрасно теряет время. Кто бы ни были эти люди и откуда бы ни взялись – нужно бежать за помощью.
В Ратиславле ее новость вызвала всеобще изумление, но не поверить ей было нельзя: взмокшая, растрепанная, с пылающим от бега лицом и горящими глазами, старшая княжна не походила на любительницу шутить. По пути она предупреждала всех, кого встречала на полях, чтобы женщины прятались, а мужчины вооружались. Волна всеобщего изумления, страха, гнева следовала за ней, иной раз каким-то чудом даже опережая – возле самого города Лютава уже видела на полусжатых полях брошенные серпы и косы, пустые кринки из-под воды, расстеленные полотенца с забытыми остатками полуденной трапезы – люди разбежались.
Хазары пришли! И не торговать, а воевать, украли женщин Гореничей! Лютава не могла сказать, сколько нападавших было в точности, она видела, как ей показалось, десятка два.
– Да откуда им тут быть, с неба, что ли, свалились, ядри их леший! – воскликнул князь Вершина, услышав ее новости.
– Могли скрытно пробраться! – ответил его средний сын, семнадцатилетний Борослав, иначе – Бороня.
– Как – скрытно, ты думай своей головой! – возразил ему двоюродный брат Хмелиня, средний сын стрыйки Молигневы, и выразительно постучал по лбу. – Где хазары и где мы! Волга, потом Ока, князь Святко! Неужто они бы всех их до нас пропустили, а нам бы ни единый человек ничего не сказал!
– А по Дону?
– А там опять князь Святко!
– А может, вятичи и пропустили! – сказал Годила, дядя Борослава по матери. – Да ведь князь Святко только о том и мечтает, чтобы нас всех кто-нибудь перебил, а он бы на Угре своих сыновей посадил! Особенно после давешнего он на нас обижен – мог и не предупредить, нарочно, стало быть.
– Хватит болтать, снаряжайтесь, орлы! – велел Богомер, старейшина рода Ратиславичей. С некоторых пор угренский князь, происходивший из старшей ветви потомков Ратислава Старого, верховную власть над самим родом уступал другому из сродников, которого выберут остальные.
Мужчины Ратиславля поспешно собирались. Князю Вершине, к счастью, редко приходилось воевать – с остатками голяди Ратиславичи давно уже жили мирно, а иных врагов поблизости не имелось. Поэтому, в отличие от того же князя Святомера оковского, никакой постоянной дружины он при себе не держал – дела ей мало, а кормить слишком дорого. В случае чего дружиной ему служило ополчение Ратиславля, население которого состояло по большей части из сродников Вершины, кто в более близкой, кто в более дальней степени родства. Мужчин, пригодных воевать, здесь насчитывалось человек тридцать, если считать всех – от крепких стариков до их подросших семнадцатилетних внуков, уже прошедших кузницу, то есть посвящение огня.