«Навье окно» закрылось, а Лютава встала и закричала:
– Тихо! На нас дешняне войной идут, вот-вот здесь будут! Я к боярину!
– Вот, погуляли, блин, на посиделках! – отозвался Невесель, а остальные стали быстро доедать свою кашу. Имея некоторый опыт, бойники точно знали: на войну надо идти поевши!
Выслушав Лютаву, Благота сразу поверил ей – или предпочел поверить, потому что беспечность в таких делах обходится гораздо дороже, чем излишняя бдительность.
– Говорил я, говорил! – восклицал он, пока мужчины Чурославля спешно собирались на совет. – Он, князь Бранемер, дела-то вашего так не оставит! Не дали ему невесту добром, а он вот что задумал!
– Волок, ему волок нужен! – твердил один из его сродников, Святим. – Я и тогда еще сказал: за волок он сватается, а невеста – так, для порядку.
– Где же Ратиславичи? – горевал Мякуша. – Затем и поехал ваш брат, чтобы Ратиславичей упредить, и вон она, беда пришла, а их все нет!
– Сами будем справляться, не плачь, брат!
– Да ты гонца скорее пошли!
– Пошлю, вот-вот пошлю! Выясню только, что за дела, и пошлю.
– Да пока ты выяснишь…
– К Хортославу уже послали, и угренские бойники на волок побежали – скоро все знать будем.
По всем весям разослали гонцов с приказом всем мужчинам снаряжаться и подходить к Чурославлю. Все делалось быстро, без лишней суеты и криков. Потомки Чурослава и его бойников были полны решимости не опозорить памяти предков. Каждый из здешних мужчин имел в запасе стеганый доспех, не говоря уж о топорах и копьях. Целью дешнян, несомненно, будет захват Чурославля – городка, из которого управляется волок. Однако ров, вал и частокол Благотой содержались в порядке, что давало возможность и отсидеться, и отбиться.
Но сил одной волости для войны с дешнянами, конечно, хватить не могло. Как только вернулись бойники, посланные на разведку, Благота немедленно отправил гонца к князю Вершине. По пути тот должен был предупредить и две волости, лежавшие ниже по Рессе, чтобы там собирали ополчение, не дожидаясь князя. Чтобы поторопить соседей, Благота собирался послать туда сына, но Лютава сказала, что поедет сама.
Зная, что сама и послужила в какой-то мере причиной войны, она стремилась хоть что-то сделать и тем искупить свою невольную вину.
– Нечего тебе, воевода, мужчину подальше от войны посылать, – сказала она.
– Да я разве… – возмущенно начал Чуромил.
– Ты и здесь пригодишься. А в Коренск я сама съезжу.
– Поезжай. – Благота кивнул. Его вполне устраивало то, что дочь Вершины уезжает подальше от опасности. – Пришлешь сюда войско, да сама-то не возвращайся, пережди там, пока у нас все решится. А если что, то и назад к отцу отправляйся. И моих баб возьми заодно. Тут и без них тесно будет.
– Пусть следом едут, я их там встречу. А со мной не успеют, я быстро поскачу.
Гонец уехал с наказом гнать сразу в Ратиславль, не заворачивая в Коренск и Можеск, и одновременно с ним и Лютава тронулась в путь. С собой она взяла двух Лютомеровых бойников – только в прошлом году пришедших в Варгу тринадцатилетних Бадняка и Прибытка. Каждый взял заводного коня – Лютава понимала, что по пути раздобыть подходящих сменных лошадей едва ли будет возможно. Выехали почти сразу, еще пока челядинки не убрали со стола остатки того завтрака, за которым Лютаву застала весть из Навного мира.
Когда посланные варгой Хортославом бойники добрались до Медвежьего Бора, там их встретили немногочисленные беженцы из Журавличей – самого дальнего села, с которого брал дань угренский князь.
– Ой, войско идет, войско огромное! – причитали Журавличи.
Как выяснилось, у нападавших имелся конный отряд, пущенный впереди основного войска, и этот отряд налетел на Журавличей еще в предрассветной мгле. Не готовые ни обороняться, ни бежать, селяне стали легкой жертвой: большей частью их взяли в плен вместе со всем имуществом, и только некоторым удалось бежать.
– Коли так, то вот-вот и здесь будут, – решил Мыслята. – Бабы, детей собирайте, на волокуши, и бегом в лес. Если войско большое, то и на Чурославль надежда плохая, в лесу надежнее. А мы с мужиками здесь останемся. Помогайла, раз боярин уже знает, скачи во весь дух к Бобровичам. Пусть тоже баб с детьми отсылают, а сами вооружаются и к нам.
Так и вышло, что первый бой принял не князь, не воевода, а староста Мыслята. Он успел собрать далеко не всех мужчин широко расселившегося рода, но человек тридцать у него было. Вооружив своих братьев и племянников луками, он велел им переправиться на другой берег и там засесть на деревья. Остальных с топорами повел на тропу, тянувшуюся вдоль реки. Еще слабый лед не выдержал бы вес конного отряда, ехать можно было только вдоль берега, и здесь мужики подрубили несколько ветвистых сосен.
– Посмотрим, сколько их будет, – разъяснял Мыслята сродникам, которые слушали его, крепко сжимая топоры. – Если не больше нас – выйдем, пока кувыркаться будут, и ударим. Если больше – уходим в лес.
– Скачут! – крикнул с сосны Потворец, десятилетний Мыслятин неть. До Варги он еще не дорос, но теперь гордился, что воюет не хуже старших братьев.
– Сколько?
– Голов двадцать.
– Ну, братья! – Мыслята еще раз оглядел свое воинство. – Как крикну – валим деревья. Как упадут – стреляй. Как крикну – выбегаем, рубим. А ты, малый, гляди на дорогу. Сюда не гляди, что бы ни делалось – гляди на дорогу. Если еще увидишь, что скачут, – труби. А мы как услышим, если затрубит – отходим бегом в лес. Уходим по одному, встречаемся потом у Лесавиной избы. Все ясно?
Мужики закивали, сжимая луки со стрелами и топоры. Были времена, когда вот такое же собрание всех боеспособных мужчин рода и создавало единственный род войска. Теперь времена несколько изменились, но по-прежнему безопасность дома и семьи сплошь и рядом зависела от крепости рук, смелости сердца и умения слушать того, кто лучше знает.
Спрятавшись за деревьями и кустами опушки, стали ждать. За мелкими елями, среди пятен снега и груд палой листвы медвежеборцев, одетых в рыжие и бурые кожухи, едва ли бы кто разглядел. Дешнянский отряд быстро приближался. Уже можно было видеть золотую гривну на груди воеводы, железные шлемы некоторых его спутников. Остальные были облачены по большей части в стегачи, но деревянные круглые щиты, обтянутые кожей, имелись почти у всех. Всадники, как видно, были не из ополчения, а из нарочно обученной воеводской дружины. Обычно князь Бранемер держал ее на южных рубежах своих владений для обороны Подесенья от посягательств со стороны князя Радима, но теперь сам двинул дружину вперед.
Когда всадники миновали поворот реки, Потворец с сосны свистнул. По этому знаку мужики вскочили, налегли на подрубленные стволы и нажали.
Дешняне услышали свист и стали оглядываться. Но ветвистые деревья с шумом и треском уже падали; кто-то успел придержать коня, а молодой воевода даже сумел проскочить под первым падающим деревом, и его коня только хлестнуло сзади по крупу вершиной.