— Уж не задумала ли и ты из дому бежать? — в один из праздничных дней обронил, усмехаясь, Домагость. — То-то я все примечаю, ты с этим Стеней Вестимовым круги водишь? Будто своих парней тебе мало!
— Что я, с ума слетела? — возмутилась Велемила, твердо зная, что должна таить свои чувства: опыт Дивляны не пропал даром. — От своего счастья бегать! Я хочу плесковской княгиней быть!
— Ну, смотри! — Домагость не упорствовал в своих подозрениях. Он по привычке все считал, что Велеська — маленькая девочка, от которой можно ждать разве что мелких шалостей. — А ведь лихо было бы: одна девка у меня с Вольгой сбежала, а другая, того гляди, от Вольги сбежит!
— Уж больно ты, отец, девок народил красивых да бойких. За такими только и следи! — засмеялся Доброня.
Велемила и на самом деле сомневалась: она привыкла к мысли о том, что станет плесковской княгиней, и ей эта мысль нравилась. Но сам Вольга оставался очень далеко, даже когда стоял рядом. А Стейн был частью ее собственной, ей самой принадлежащей жизни. При мысли о нем в душе поднимались радость и нежность, и он казался ей близким, даже когда жил с «волками» в лесу. И теперь ее не оставляло чувство, что Родоумова избушка соединила их навсегда, сделала одним целым навеки. Ее касалось все, что касалось его, и она хотела, чтобы он добился чего-то большего. Ведь он может, и он достоин лучшей доли! Но скажется ли это на ее собственной судьбе — она пока не знала. И у нее было еще три года, чтобы Макошь соткала свое полотно.
Сам же Стейн так далеко пока не заглядывал — ему достаточно было знать, что Велемила любит его и что завтра, по крайней мере, они еще не расстанутся. Ему даже говорить с ней было не обязательно — хватало сидеть рядом на праздничных павечерницах молодежи и, если было достаточно темно, держать за руку.
И именно Велемиле первой пришло в голову то, до чего должен был додуматься сам Стейн.
Разумеется, великая битва с медведем-убийцей стала первым, о чем «волки» поведали девушкам после своего возвращения. Селяня все показывал в лицах, и в его рассказе медведь подрос разика в два, обзавелся вторым рядом жутких клыков, а также способностью говорить человеческим голосом и при этом грязно ругаться, к счастью для девичьих ушей, на чудском языке. Рассказывал он и о том, чем вся эта сага завершилась для людей из Юрканне. Но только на третий день Велемила, которая бывала и на молодежных павечерницах, и возле стола, где ее отец собирал старейшин, связала в уме все обстоятельства.
— Пойдем-ка! — Осознав все это, она поманила Селяню. — И этого, — она показала на Пето, — возьми с собой. Отцам расскажете. Он же хотел в Ладоге помощи просить, чтобы за родичей мстить?
— Хотел-то хотел, но куда сейчас идти? — усомнился Селяня. — Они там пьют и Велемовы диковины разглядывают. Потом разве что…
— Нет — сейчас! Они там не только про Корсунь говорят. А вернее, из-за Корсуня они вашим новостям так уж рады будут!
— Да чему тут радоваться? Смеешься, что ли!
— Они его обнимать будут за такие вести! Ты, пойг, в рубашке родился! — обратилась она к Пето, хотя он едва ли понял ее слова. — Сейчас за твою родню целое войско мстить пойдет, будто ты сам и есть сын Солнца и Месяца сразу!
Вторым, кто все понял, едва она заговорила, был Хрёрек.
— Я знал, я знал! — закричал он, вскочив на ноги. — Я знал, что боги с нами, боги нам помогут! Ведь его обидчики — большой богатый род? И он знает дорогу? Он нам ее покажет? Хёвдинги, вы понимаете, что дали нам боги? Они дали нам больше, чем проводника, они дали нам законный повод начать войну! Мы проверим, насколько легко нам удастся задуманное и как это воспримут финны. Это просто отлично. Твоя дочь, Домагест хёвдинг, умна, как настоящая королева!
Разумеется, Пето с полной готовностью согласился показать дорогу к Ротко, где жили его обидчики. Он тоже, подобно Хрёреку, подумал, что родился в счастливый день и боги на его стороне.
— Я знаю род Туоре из Ротко! — сказал Деленя, уразумев суть происшедшего. — Один из них, Вало, даже состоял в дружине моего отца, но отличался неуживчивым нравом и ушел обратно в лес еще лет пять назад. И я знал, что старый Кульво был убит прошлой зимой Тарвиттой сыном Йолли. Мне рассказали братья Войто-лапсед из Вирты, когда приезжали весной на торг. Они — братья жены Кульво, они хотели, чтобы я помог ей, как помог бы мой отец в таком случае, но я… Я разговаривал с ними, но сыновья Йолли сказали, что я больше не имею права вмешиваться в их дела, потому что со смертью моего отца мой род утратил власть… — Деленя бледнел и сжимал кулаки, вспоминая разговор с заносчивыми чудинами.
— Он должен был убить их прямо тогда, — склонив голову, шепнул Хакон Стейну. — И потом его не смели бы попрекать, что он утратил власть.
И Стейн кивнул.
— И Тарвитту я помню, — продолжал Деленя. — Он из тех, кто любит заводить свои порядки, но не терпит, когда кто-то указывает ему. Рано или поздно он должен был нарваться. И позор ему, что его убил отрок, вчерашний мальчик! Уж слишком он любил показывать свою силу над теми, кто слабее.
— Потому и жену колотил, — с презрением добавила Милорада.
— Если этот род не желает подчиняться никому, то очень удачно, что с него мы и начнем, — согласился Хрёрек. — И для нас это прекрасный случай показать, что мы сильнее тех, кого считали самым сильным. Может быть, после этого жители всей реки признают тебя своим господином и согласятся выплачивать дань, как и твоему отцу. Но добычу этой зимы мы поделим, как уговорились.
Он посмотрел на Домагостя, и тот кивнул. Деленя промолчал. Раздел добычи предполагался сообразно приведенным копьям, а у него их было от силы пять. Все, что удастся получить в этом году, он, таким образом, терял. Но Хрёрек обещал утвердить его власть над Сясьской волостью, а ради этого стоило принять даже такую дорогостоящую помощь.
— Ты не должен считать себя обиженным, — сказал ему проницательный Хрёрек. — Мы сделаем тебя большим хёвдингом, и богатство придет. Пойми, я сам… все хёвдинги Альдейгьи хотят, чтобы на Си… о… чтобы в округе Валаборга имелся сильный хёвдинг, дружественно настроенный по отношению к нам… тем более что ты женишься на дочери Сватибьёрна хёвдинга. — Он заметил Святобора и мгновенно вспомнил то, что связывало этих двоих. Он вообще был внимателен к мелочам, которые могут пригодиться. — Твоя область станет границей, можно сказать, стеной, прикрывающей Альдейгью в случае каких-то сложностей с финнами из леса. Альдейгье нужна такая стена, и ты ею станешь, потому что это положение почетно и выгодно для тебя. Мы сейчас поможем тебе, а ты потом поможешь нам.
— А ты из чего хлопочешь? — буркнул Творинег, которого только сейчас посвятили в эти воинственные замыслы.
— А мне обещана хёвдингами доля не только в нынешней добыче, но и в будущих данях. Сейчас между нами уже есть уговор, а когда наше дело этой зимы завершится, мы сообразно его плодам и составим договор на будущее. Чтобы потом не иметь поводов к ссоре.
— С ним вы уже все обсудили и докончание скрепили! — Творинег неприветливо глянул на Домагостя и кивнул на Хрёрека. — А нам с Путеней и слова не сказали! Может, и с нас хотите дань собрать?