— Пойди умойся, — велел он ей. — А то вся в слезах, соплях и в песке. И тина в волосах.
Она тут же убежала к воде, будто опомнилась и сообразила, на какое страшилище похожа. Совсем недавно ее это не беспокоило. Велем проводил ее глазами. Стройная, ноги длинные — загляденье. Только вот тоща, но это дело поправимое. А когда она распустила волосы и стала пальцами, за неимением гребня, вычесывать из них тину, ряску и песок, его осенило. Темные от воды, эти волосы изначально были вполне себе рыжими. Не такого солнечного, янтарного оттенка, как у Дивляны или Яромилы, темнее, но все-таки рыжие!
Когда русалка вернулась, рукавами вытирая лицо, он пригляделся внимательнее. После того, как грязь была смыта, стали видны веснушки, но не слишком много. Глаза серо-голубые… и синяк под правым глазом зеленью отливает, не свежий, но еще заметно. Нос немного вздернутый, губы обкусанные, вид изможденный, но если ее откормить немного…
— Тебя как зовут, русалка? — спросил он.
— Краса… — робко, как-то неуверенно призналась она. Легко было понять, что это имя она носила от рождения, но в последнее время не слышала. — Еще, правда, закликуха, кумаха [24] и гадюка конопатая…
— Это кто же тебя так ласково?
— Да баба эта. — Краса напоследок шмыгнула носом и кивнула на лес. — Добшина жена. Кудряшевна.
— Хозяйка?
— Ну да.
Пока они беседовали, расторопный Званец достал лесу с крючком, срезал в кустах удилище, добыл каких-то червяков и закинул снасть в ближайшую заводь. И хотя было не время клева, пара-тройка окуней уже вскоре трепыхалась рядом с ним на траве, а потом попала в котелок на костре. Видя, что они тут задержатся, парень решил не терять времени и подкрепиться. И это пришлось очень кстати, потому что, когда Красе дали Велемову ложку, она так жадно накинулась на уху, обжигаясь и кашляя, будто не ела целую пятерицу.
За разговором Велем выяснил, что некий Добша три с половиной месяца назад купил ее у Грима, наткнувшись во время поездки к брату на стоянку торговых гостей. Жена его в это время была в отъезде, у родни, иначе он не решился бы на такую покупку, тем более что Грим отдал полонянку отнюдь не дешево. Вернувшейся жене Добша потом объяснял, что здоровьем она, жена, слаба, за хозяйством не поспевает, руки нужны… Жена и правда была слаба здоровьем и угождать мужу как положено не годилась, но приобретению не обрадовалась и нехватку сил возмещала злостью. Робу она колотила всякий день, будто Краса была виновата в том, что дуралей Добша отдал за нее свою охотничью добычу за три зимы! Ночью ей досаждал сам Добша, и хорошо еще, если ей удавалось уйти на сеновал, а то ведь хозяйка требовала, чтобы она спала тут же, в избе. Но глядеть за мужем всю ночь хозяйке не удавалось, а Добша только и ждал, пока ее сморит. И если она просыпалась не вовремя, то ненавистные «утехи» с хозяином переходили в драку с хозяйкой. На беду Добши, жена происходила из местного старшего рода, и только благодаря этому родству Добша с братьями получил те угодья, которыми сейчас пользовался. Поэтому сам Добша на жену руку поднять никак не мог и защитить от нее робу пытался только уговорами. А уговоров баба не слушала. Весь день она искала для Красы работу, чтобы, дескать, блудить сил не осталось. Видимо, хотела, чтобы у той здоровья поскорее стало еще меньше, чем у нее самой, и муж направил своего коня в привычное стойло.
— Цьто с ней мужик жить не хоцьет, это понятно, — делилась Краса, налегая на уху. — Она лет семь назад родила неудачно, теперь такая… — Она сделала рукой в воздухе некое волнообразное движение.
— Какая — такая? — попытался уточнить Званец, тоже изображая рукой плывущую рыбу.
— А увидишь — поймешь. Хорошо, тяжелое цьто-нибудь она поднять не может, а то давно бы голову мне пробила. И так полкосы повыдергала, выдра лысая! А сегодня и вовсе…
Она махнула рукой, не желая рассказывать, что случилось сегодня и почему ей показалось, что лучше утопиться, чем жить таким образом дальше.
— Вот судьба-то. — Она опустила ложку и снова закрыла лицо руками. — Жила, как люди… Пока эти русы… И все. Ни дома, ни родных, ни жизни… ницьиво.
— Ничего, — как младшего брата, бывало, поправил Велем. — Скажи — ни-че-го! Можешь?
Краса послушно повторила: она могла, просто, родившись в Вал-городе среди чудинов и их потомков, привыкла говорить, как они.
— Говоришь, хозяин поехал к брату снопы возить? — задумчиво переспросил Велем.
— Да. Коротень, брат его, за рекой живет. У них двое старших умные, а третий… как всегда.
— Хозяйка дома одна?
— Одна. При ней еще бабка, но та глухая и не смыслит уже ницьиво. — Краса смотрела на него с явной надеждой и мольбой. — Миленький, забери меня, а? — она просительно прикоснулась к его плечу. — Я тебе работать буду… цьито хоцьешь, только забери. Вас тут никто не видел, куда я пошла, никто не знает, они и не узнают ницьиво… ничего то есть.
— Не, девок я не краду. — Велем качнул головой. — Шум поднимут, будут искать, а мне шум не нужен. Я тебя куплю. Она продаст?
— Продаст, — сказал Званец. — Раз избавиться хочет, то продаст. Ей же выгоднее, чем просто взять и цепом пришибить!
— Собираемся. — Велем поднял остывший пустой котелок и потер закопченные бока о траву. — Ты нам дорогу покажешь, а сама вернись, будто нас не видела. Мы потом подъедем и будем спрашивать, не продаст ли девку. Но чтобы она не знала, что мы тебя видели. Поняла?
Краса с готовностью кивала. Лицо ее выражало смесь надежды с собачьей преданностью, и Велем чуть не рассмеялся. Вот ведь повезло! И особо далеко ехать не пришлось.
Пошли по тропинке — Краса и Велем, а Званец остался сторожить лошадей и пожитки. Краса уже переоделась в свою полувысохшую рубашку, подпоясалась лыком, и Велем, окинув ее фигуру пристальным оценивающим взглядом, остался доволен. Стройная, и грудь есть. И ростом точно с Дивляну! Вспомнив Ложечку, он подумал: на роду ему, что ли, написано спасать умирающих полонянок?
Глаза у Красы горели, она покусывала губу, будто перед прыжком через огонь. Еще немного — и она, возможно, вырвется с ненавистного займища, где ее чуть не сжили со свету! Что ее ждет впереди и какую участь ей подготовил спаситель — она не думала. А Велем и сам этого не знал. Он хотел иметь под рукой девушку, похожую на Дивляну, чтобы в случае чего сбить с ее помощью со следа… Как? Да как Макошь напрядет, но если есть опасность, то и о спасении лучше позаботиться заранее.
Показав впереди три соломенных крыши — изба, хлев и баня, — Краса глубоко вздохнула и медленно двинулась туда. Ресницы она опустила, чтобы скрыть огонь в глазах, но на ее застывшем лице читался скорее гнев, чем страх перед хозяйкой. Это хорошо, отметил про себя Велем. Если даже три месяца скотской жизни, голода, побоев и безнадежности ее не сломили, из нее выйдет толк.