– Он ведь был не мальчик, он был взрослый муж! – говорил Столпомир. – Он знал. Знал, воевода, что проклятье на нем лежит и что нельзя ему обручаться, если хочет долго жить. Знал. И сам за себя решил.
– Смелый он был! – Доброгнев протирал рукавом глаза, слезящиеся словно бы от дыма. – Прямо орел!
– То ли не верил, то ли упрям был, не хотел даже перед судьбой склониться… – Князь ходил взад-вперед по гриднице и вертел свои перстни. – Я думал, может, за морем-то его не достанет…
Князь старался не показывать вида, какой страшный удар ему нанесен, но все понимали, как тяжело ему лишиться единственного наследника, последнего из своих детей.
И за морем, выходит, достало…
В первый же день после приезда князь велел позвать к нему Зимобора и приказал повторить последние слова княжича. Зимобор повторил, насколько смог вспомнить.
– Значит, сестру он вспоминал? – переспросил князь.
– Назвал Звяшку. Если это ее имя, значит, сестру. И матушку поминал. Два раза даже.
– Конечно. Матушка-то им и не велела… Права была, а я… Ну, иди.
Поскольку из четырех посланных за море десятков вернулось только два с половиной, людей приходилось набирать заново. Сделать это предполагалось во время полюдья, когда князь Столпомир будет объезжать свои владения и можно будет набрать в лесных родах молодых крепких парней. А пока Зимобор оставался десятником без десятка, но из-за этого не стал менее уважаем. Наоборот, эта поездка его прославила, несмотря на печальный исход. То, что он вынес на свой корабль тело Бранеслава и не оставил его в руках врагов, считали подвигом, и князь Столпомир именно за это подарил ему боевой топор с серебряной насечкой, серебряную застежку для плаща и пару красивых сапог. Зимобор принял подарки, но не считал, будто сделал что-то особенное: можно подумать, что Радоня или Невеля не вынесли бы тело княжича с чужого корабля, если бы он упал возле них! Рядом с Бранеславом в то время уже оставалось очень мало своих, и что быть в конце тяжелой битвы живым, почти не раненным и рядом с вождем – уже само по себе подвиг, ему не приходило в голову. Ведь именно для этого его и растили.
Под началом у него пока оказался один Хродлейв, сын Гуннара, который после гибели Бранеслава предпочел поехать на его родину.
– Достойный человек должен побывать в дальних странах и посмотреть разные земли! – объяснял он всем тем, кто спрашивал, зачем ему это понадобилось. – Такого человека уважают везде, куда он ни приедет. А я уже старый, мне двадцать пять лет, а я так и не видел ничего, кроме этой мокрой холодной лужи, которую у нас называют Восточным морем! Я тоже хочу стать достойным человеком! А потому поеду с вами.
Пока не выпал снег, сосуд с прахом спрятали под землю в длинном кургане, где уже лежали предки Бранеслава. Князь Столпомир молчал, наблюдая за погребением, но лицо его так осунулось и потемнело от горя, словно он разом постарел на десять лет. У Зимобора сжималось сердце: он хорошо понимал, как тяжело князю западных кривичей остаться совсем без наследников.
– А что он еще раз не женится? – шепнул Зимобор сотнику Требимиру, который стоял с суровым и важным видом, засунув пальцы за пояс. – Невест, что ли, мало? Он же еще не стар, хоть семерых сыновей еще дождется.
– Да были у него другие жены, – неохотно ответил Требимир. – Еще три или четыре было. И все – без детей. То ли сглаз, то ли заклятье – тьфу, чтоб им провалиться, всем этим бабкам-шепталкам! Не будет, короче, больше детей.
На пиру пелись длинные погребальные песни, сказания о начале земли кривичей – ведь где конец, там и начало.
По земле текут реки, реки великие,
Златыми струями поют, разговаривают.
О делах поют, о стародавних,
Поют славу, славу долгую,
Несут речи, речи вещие.
Жил-то Крив-отец у зеленых трав,
Много стад водил в лугах широких,
А в дому растил трех дочерей.
Перва дочь была как заря утренняя,
Втора дочь была как красно солнышко,
Третья дочь – как ясна звездочка…
Далее рассказывалось, как Крив вырастил своих дочерей до возраста и отправился искать им мужей. Ехал он три дня и три ночи, и вот на утренней заре встретил он всадника на белом коне, ясного лицом, с белым плащом за плечами. «Куда держишь ты путь твой?» – спросил его всадник. Крив ответил, что ищет мужей для своих дочерей. «Я буду мужем старшей твоей дочери», – ответил Белый Всадник, и Крив указал ему дорогу к своему дому. Поехал он дальше, и в полдень встретил другого всадника. Тот ехал на красном коне, лицом был румян, а за плечами у него вился красный плащ. Он тоже спросил Крива о цели его пути и тоже вызвался взять в жены вторую его дочь. Дальше поехал Крив и на вечерней заре встретил всадника с лицом сумрачным, как тень, на сером коне, закутанного в серый плащ. В нем нашел Крив мужа для младшей своей дочери. А были те всадники Перун, Ярила и Велес. От мужа своего каждая из дочерей имела сына, и, когда подросли сыновья их, Крив каждому из внуков выделил землю, чтобы там они пахали пашни, водили свои стада и умножали род. Старший его внук, сын Перуна и Прерады, звался Тверд. Он остался на землях Крива и построил город, названный Смоленском. Средний внук, сын Войданы и Ярилы, звался Избор. Он ушел на север и там построил город Изборск [47] . Младший внук, Дивнич, сын Светлины и Велеса, ушел на запад и там основал город Полотеск. Но все три кривических племени равно почитают Сварога верховным божеством, ибо он был отцом трех божественных братьев. Он послал их навстречу Криву, и он стал небесным дедом трех племен, как Крив был их земным дедом.
Слушая, Зимобор вспоминал Смоленск, погребение князя Велебора, все свои тогдашние мысли и чувства. Казалось бы, прошло всего полгода, совсем немного времени – но как сильно все изменилось! Даже войди сюда вдруг княжна Избрана, едва ли она узнала бы своего брата Зимобора в десятнике по имени Ледич, в одежде с чужими узорами, с варяжской серебряной застежкой плаща, с маленькой рыжеватой бородкой. Но сейчас он ненадолго стал прежним – перед ним стояли, как живые, все домочадцы Велеборова двора, бояре, кмети, челядь, знакомые лица посадских, чинно и торжественно сидевших за своим столом. Под звон бронзовых струн он унесся в какие-то дали, где все его предки, сколько их есть, собрались за столом в честь княжича Бранеслава – ведь у них были общие предки!
А рядом бормотали, делясь воспоминаниями, два хромых деда, один – из самых старых кметей, другой – из посадских, ходивший когда-то с ополчением, – оба давно не годные к службе, но из уважения приглашаемые на пиры.
– Я у князя всегда в разведке служил, – шамкал один, уже не помня, кому и сколько раз он об этом рассказывал.
– У меня тесть был в разведке, – подхватывал другой. – А у брата моего пасынок у радимичей погиб. Десятником…