– У меня два брата погибли… – отвечал первый, словно стараясь перещеголять товарища понесенными потерями.
Зимобор невольно прислушивался: ему было смешно это полубессмысленное бормотание, но он не мог не думать, что лет через сорок, если вдруг доживет, будет вот так же делиться подвигами молодости.
Он и не замечал, что почти все время, пока звучала песня, князь Столпомир рассматривал его, словно хотел прочитать мысли, которые сказание про Крива и его дочерей навеяло Ледичу. Не подавая вида, Столпомир никогда не забывал, что Ледич – не простой десятник. И в том, что именно у него на руках умер Бранеслав, его отец видел вовсе не пустой случай.
Когда песня была допета, Столпомир велел кравчему подозвать к нему Ледича.
– Хороша песня? – спросил он.
– Хороша, – несколько растерянно отозвался Зимобор, знавший ее, как и многие, почти наизусть.
– Про твоих ведь дедов?
– Про моих, про твоих. Все кривичи – Кривовы внуки.
– Ну, все, не все, а некоторым так напрямую. Ну-ка, у Перуна и Прерады какие дети были?
– Князь Тверд.
– А у него?
– Князья Гремислав и Огнегост. Старший, Гремислав, погиб в битве, тогда престол принял Огнегост, его дядька по матери, и правил он тридцать лет. У него сыновей было трое: Твердислав, Благомир и Перунник, а еще дочь Благомила, – продолжал Зимобор, видя, что князь поощрительно кивает.
Так он перечислил все поколения днепровских кривических князей, назвал, кто из них роднился с другими ветвями Кривовых потомков, включая князя Волебрана, который был их с Бранеславом общим предком в шестом колене. Князь Столпомир так же благосклонно кивал, а потом отпустил его, сказав:
– Ну, молодец, княжеский род знаешь.
Только вернувшись на место, Зимобор сообразил: он ведь считался родичем смоленских князей через свою сестру, ставшую княгиней, то есть предки нынешних князей не были его предками. Но и в том, чтобы знать княжеский род, ничего необычного не было, его знали все, кто вообще слушал сказания. Хотя и не все могли так связно пересказать.
Однако… Взяв со стола уже чистую косточку, он в задумчивости зажал ее в зубах. Теперь, когда у Столпомира нет прямых наследников, после его смерти Полотеск будет вынужден выбрать нового князя. Но выбирать можно только из мужчин знатных полотеских родов, желательно таких, чьи сыновья уже когда-то становились князьями. Он, Ледич, пришелец и всем здесь чужой, ничего такого требовать не вправе. И князь Столпомир это должен понимать. Но, леший его побери, зачем он тогда спрашивал о древних князьях? Так спрашивают отрока о его роде, вручая ему меч и признавая мужчиной.
Неужели предсказания Младины начинают сбываться? И она нарочно перерезала жизненную нить Бранеслава, освобождая место для него, Зимобора? Но думать так было противно, и Зимобор отбросил эти мысли.
До конца пира князь Столпомир больше ничего не сказал ему, только попрощался, когда пошел наверх, но Зимобор ушел в дружинную избу в тяжких сомнениях. Князь Столпомир то ли догадывался, то ли знал гораздо больше, чем должен был знать.
* * *
А наутро князь Столпомир спустился в гридницу с таким потрясенным, ошарашенным видом, что даже его мрачность отступила. За едой он ни с кем не разговаривал и не замечал, похоже, что он ест. Разглядев его необычное состояние, дружина, сидевшая за длинными столами, поумерила шум, и лишь немногие переговаривались вполголоса.
– Ему дурной сон приснился, – шепнул Зимобору Хродлейв, сидевший, как всегда, рядом. – Вот увидишь.
Он говорил на дикой смеси варяжского и славянского языков, и Зимобор часто переводил для него, что сам сумел понять.
– А ты откуда знаешь? – шепнул с другой стороны Радоня. Он очень гордился поездкой за море и старался с тех пор держаться поближе к Зимобору.
– У меня на это нюх, – охотно отозвался Хродлейв. – Если человеку снился дурной сон, то у него и утром на лице остается тень. И пока ему не растолкуют сон, эта тень не сойдет. У вас в дружине есть мастер толковать сны, а, Ледич?
– Это у нас считается женским занятием, – заметил Зимобор. – Я мало что об этом знаю.
– А у нас это как раз самое подходящее занятие для мудрых мужчин. У нас у каждого уважающего себя конунга в хирде имеется толкователь снов. А если у конунга такого человека нет, то он всеми силами старается раздобыть. Это же очень важно. Если конунг неправильно истолкует свой сон, это изменит судьбу всей страны. Вдруг боги во сне приказывают ему начать войну или, наоборот, запрещают? Или указывают на время, когда может быть зачат великий будущий герой, или предостерегают от врагов, порчи, болезни? Все не так просто.
– Ладно, помолчи пока, – одернул разговорившегося товарища Радоня. – Наш-то князь пока тебя в толкователи не звал.
– А зря! – шепнул в ответ Хродлейв.
Покончив с едой, князь Столпомир еще некоторое время молча сидел за столом, положив крупные сильные ладони на широкую подставку своего золоченого кубка греческой работы, и слегка покачивал его, глядя вроде бы на стол, но видно было, что мысли его очень далеко.
– Послушайте, сыны мои, – начал он, и негромкое бормотание за столами разом смолкло. – Сон я видел нынче ночью удивительный.
– А я что говорил! – шепотом восхитился Хродлейв, но Радоня толкнул его коленом под столом.
– Снилась мне женщина, рослая, зрелая, одетая по-праздничному, в красной поневе, в белой рубахе и с рогами коровьими, – продолжал князь. Зимобор невольно вцепился в край стола: он уже узнал женщину, приходившую к князю во сне, и с тревогой, почти с ужасом ждал, что же за вести она принесла. – И сказала: «Раз первое предсказание сбылось, пора и второму сбыться. Были у тебя сын и дочь, потом не стало ни дочери, ни сына. Теперь колесо повернется, и будут у тебя опять и дочь, и сын. Только найти их трудно. Дочь твоя не умерла, а на Ту Сторону ушла. Судьба ее губит, судьба и охраняет. Найдешь ее – снова с потомством будешь, и род твой умножится, и внуки твои будут править и в двинских, и в днепровских кривичских землях».
Князь замолчал и поднял глаза на дружину. В гриднице повисла тишина. Бояре старшей дружины и кмети младшей смотрели на него во все глаза.
– Вяз червленый в ухо! Но ведь она же умерла! – тихо и потрясенно выдохнул Зимобор, но в молчащей гриднице его голос прозвучал ясно и отчетливо. – Ведь говорили же, что она умерла…
– Кто говорил? – Князь пристально глянул на него, вроде бы и не удивленный, что первым подал голос именно Ледич.
– Не помню… Но ведь тогда… семь лет назад… от вас приехали и сказали, что ее больше нет…
– Я и ездил, – мрачно обронил воевода Доброгнев. – Помню, что в Смоленске говорил. Сказал: «Нет у тебя больше невесты, княжич Зимобор, потому что нет у князя Столпомира больше дочери. Ищи другую себе жену, а с нас не взыщи». Я не сказал, что она умерла. А ты был, что ли, при этом? – Он нахмурился, припоминая. – Не помню. Княжич ваш сам тогда отрок был, вон, как Гремяха.