Он слышал голоса, говорившие что-то не ему, а Колю с Туаля, которого здесь видели якобы в первый раз, и не понимал смысла. Ему показывали дорогу к Драконьей роще, а он не понимал зачем – ведь он найдет ее с закрытыми глазами. Его не узнавали люди, но узнавала земля, и каменистая тропа тайком приветствовала его при каждом шаге. Он был для нее таким же сыном, как эти старые сосны, уходящие корнями в глубину.
А на поляне перед древним, наполовину вросшим в землю поминальным камнем его ждала мать. И при виде лица кюны Хёрдис Торвард враз опомнился. Мать смотрела на него многозначительно, чуть насмешливо, с неприкрытым ликованием в блестящих карих глазах. И он понял, что наконец-то пришел. Его странный путь преображения окончен.
Рядом с ней стояла Сэла, одетая в красивое новое платье из дорогущей голубой парчи, с золотыми застежками и цепями на груди. Хитроумная кюна все предусмотрела: раз уж туалы считают свою бывшую пленницу сестрой Торварда конунга, то ее место среди его родичей. Ей приятно было похвастаться Сэлой перед туалами, как отнятой игрушкой: вот она, ваша бывшая добыча, снова у нас! Что, съели? Ради такого случая кюна не пожалела драгоценной ткани из своих запасов, и теперь Сэла, нарядная и уверенная, выглядела настоящей дочерью конунга. Ей уже было не привыкать к этой должности, и она ликовала при мысли, что вот-вот увидит Торварда. Настоящего Торварда!
Эрнольв ярл с поддельным конунгом, с кюной и ярлами встал с одной стороны от Поминального Дракона, Торвард с Фуилем и Форбулем – с другой.
– Этот камень поставлен в память о Торгъёрде Принесенном Морем, сыне Харабаны Альфёдра! – заговорил Эрнольв ярл. – Харабану Могущественного Отца чтут и на острове Туаль, так пусть он будет свидетелем нашей встречи. Расскажите же нам, чего вы хотите. Кто ты, имеющий право говорить от имени всех?
– Я – Коль сын Хеймира, военный вождь острова Туаль! – Торвард сделал шаг вперед, отчаянно стыдясь этой лжи перед Поминальным Драконом. – От имени фрии Эрхины, правительницы острова Туаль и лица Богини на земле, я требую, чтобы вы вернули нам амулет, похищенный у нее!
– Откуда вам известно, что амулет похищен, да еще нами? – осведомился Эрнольв ярл.
Кюна Хёрдис делала ему знаки глазами: продолжай! Ей требовалось время. Вот они начали говорить: ее настоящий сын и Эрнольв ярл. Вот они пересказывают всю сагу прошедшей зимы: как туалы напали на Аскефьорд, как похитили, по их дурацкому убеждению, сестру Торварда конунга, как она, в свою очередь, в Ночь Цветов похитила амулет фрии и убежала… Каким образом она исчезла с острова, не имея корабля, туалы сами не знали, и тут уже Стуре-Одд просветил их, заново пересказав сагу о Сольвейг Старшей.
А кюна Хёрдис тем временем делала свое дело. Наученная ею Сэла потихоньку подталкивала локтем Коля, и он понемногу выдвигался ближе к предводителю туалов. Торвард тоже вышел вперед, и вот они уже стоят друг против друга.
А кюна Хёрдис вертит в руках кожаный ремешок, на котором завязаны пять узлов. Вертит, будто бы прислушиваясь к разговору вождей, и словно невзначай развязывает один узелок за другим, расплетая собственное хитроумное заклятие, связанное одной весенней ночью, когда ее сын-конунг и бродяга Коль стояли друг против друга, как сейчас, в полосе прибоя в самую полночь, и ветер ворожбы овевал их тела. Теперь, на глазах множества людей и среди бела дня, подменить их будет сложнее, но выбирать не приходится. Она должна успеть, и кюна Хёрдис не сомневалась, что успеет.
Руна Райд первой тронулась в дорогу, подтолкнула колесо к порядку и обретению законных прав каждого из двоих – на свой облик и свое место в мире. Руна Кано – вторая – зажгла волшебный факел, священный огонь обретения формы. Всякую вещь требуется растворить, размягчить, прежде чем ковать, это вам и Стуре-Одд подтвердит, он кузнец… И вот уже облик того и другого слегка задрожал и заколебался, как отражение на воде под ветерком, – это развязан второй узелок, державший форму, но никто не замечает, потому что все теперь смотрят только на Эрнольва ярла. Третья – руна Эваз, руна Коня, а сейчас тот молот, который кует размягченную сущность и направляет в ней преображающую силу. Тот же конь везет руну Гебо – обмен: поток силы движется из одной сущности в другую, преображается там и возвращается в исходную… И черты ее родного, единственного, так горячо любимого сына проступают в облике бывшего Коля, того, кто стоял слева от Поминального Дракона…
Руна Инг – быстрым движением Хёрдис развязала последний узелок. Знак всемогущего Фрейра, любимцем которого Торвард, без сомнения, был, довершил чудо своей троякой силой: отъятие – превращение – возвращение. Каждый из них лишился своего облика и своей судьбы, побыл другим и кое-чему научился, но вот круг завершен!
Справа от Поминального Дракона, перед фьялленландскими ярлами стоял Коль, а перед строем туалов – Торвард. Торвард, с короткими волосами, едва достающими до плеч, в туальской одежде, с черной бородкой на щеках, в которой с этого мгновения не было нужды. И он сам еще не знал об этом. Теперь выдать происшедшее могли бы только их одежда и оружие, но все вокруг так напряженно следили за разговором вождей, что этого не замечали. Ну, и кюна Хёрдис помогла. Ведь ей не стоило труда сотворить мимоходом еще одно маленькое заклинание, еще один небольшой отвод глаз… Сущий пустяк по сравнению с тем, что она только что завершила!
Торвард действительно не замечал, что с ним происходит. Предупрежденный Коль знал заранее, что с того мгновения, когда кюна развяжет последний узелок и бросит ремешок под ноги, отвечать от имени туалов уже должен будет он.
– Фрия Эрхина вызвала дух своей бабки на ее кургане! – сурово говорил Торвард Эрнольву ярлу. – И дух старой фрии открыл, что амулет унесен этой девушкой, сестрой вашего конунга, и что она – на корабле, плывущем к земле сэвейгов. Фрия требует, чтобы украденный у нее амулет был ей возвращен, иначе она проклянет вашу землю и ваше племя.
– Видно, мало ей было того, что она зимой пыталась разорить Аскефьорд! – насмешливо сказала кюна Хёрдис. – Но у нас есть острые мечи, которые снимут проклятье. Я верно говорю, конунг, сын мой?
Произнося эти слова, она смотрела на Торварда, и он встретил ее взгляд. Кюна Хёрдис делала ему выразительные знаки глазами и бровями. Он посмотрел на собеседника – и увидел перед собой лицо Коля. То самое, которое ему в последние месяцы нередко приходилось видеть в лоханке для умывания.
И Торвард застыл, пытаясь сообразить, кто же теперь он сам. Перед ним стоял Коль – с черной бородкой, в его, Торварда, собственной красной рубахе, с его собственным мечом у пояса, тем самым, где на клинке выбиты рунами имена его и Стуре-Одда… Но видно же, что это Коль, только одетый в чужую одежду! А значит…
– Но, может быть, конунг, ты согласишься вернуть ее амулет за какой-нибудь выкуп? – лукаво улыбаясь, произнесла Сэла, и она тоже обращалась к Торварду. – Надо сказать, что фрия Эрхина хорошо обращалась со мной… кроме того случая, когда Коль убил их старого военного вождя и она предложила меня в посмертные спутницы. Но я готова забыть обиду и помочь ей помириться с тобой. Что ты на это скажешь?