Ясень и яблоня. Черный камень Эрхины | Страница: 63

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– И целое войско бергбуров, которые повинуются одному ее слову!

– Нужно любой ценой не дать им убежать в горы со всем имуществом и скотом!

– А значит, они не должны знать о нашем приближении!

Их было трое против одного, и даже его собственная сестра их поддерживала, так что в конце концов Бергвиду пришлось смириться. Не очень-то ему хотелось осуществлять свою справедливую, полжизни вынашиваемую месть тайком, как ночной вор, но его убедили, что это для его же пользы. На север мимо Рауденланда корабли шли порознь, и предводители их называли себя другими именами, изобретая для любопытных раудов всякие ложные цели похода: торговать с уладами или вандрами, искать славы на Эриу, мстить кровным врагам с Козьих островов. Молодой Халльдор Змей, родич Эйрёда конунга, и вовсе выдумал: еду, мол, свататься к йомфру Гроа, родственнице Роллауга конунга!

Все эти цели вполне оправдывали наличие больших боевых кораблей с дружиной. Но у границ Фьялленланда осторожность пришлось усилить: вдоль берегов, рассказывая на стоянках те же «лживые саги», плыли только самые маленькие из кораблей. Большие, в том числе все корабли Бергвида и сам Эйрёд конунг, трое суток провели в открытом море, не приставая и вообще не показываясь в виду берегов. Бергвид принес жертвы Ньёрду, и владыка морей не тревожил их бурями в эти дни.

Перед Аскефьордом все корабли собрались вместе и к берегу приблизились после заката. Многие, особенно тиммеры, возмущались тем, что их вынуждают нападать ночью и тем навлекать на себя позор, но Эйрёд конунг успокаивал их: ведь их врагом сейчас выступают не простые люди, а колдуны и бергбуры. За прошедшие годы молва превратила кюну Хёрдис в настоящую великаншу, и тиммеры, да и квитты тоже, ожидали увидеть на ее месте чудовище в два человеческих роста, с головой как бочка и пастью как котел.

Миновала полночь, тьма постепенно стала рассеиваться. Переждав самое глухое время, когда в темноте нельзя отличить сушу от воды, корабли один за другим, как вереница голодных драконов, обогнули Дозорный мыс и стали входить во фьорд. Словно черные тени, они бесшумно, на веслах, шли по тихой воде, где изредка поблескивали лунные блики.

У причалов Бергелюнга и Висячей Скалы оставалось по несколько кораблей: Эйрёд конунг настоял, что начинать битву все должны одновременно, по данному знаку. Бергвид на своем «Черном Быке», в сопровождении пяти или шести квиттингских кораблей, шел к Конунгову причалу.

До рассвета оставалось совсем недолго, когда наконец впереди появилась широкая песчаная площадка, обрамленная поодаль высокими старыми соснами. И квиттам, и самому Бергвиду казалось, что под покровом ночи они миновали грань Иного Мира и заплыли в сагу. Сколько лет Аскефьорд означал для них гнездо драконов, источник зла, черную пропасть, откуда приходят грозы и где пожирается все то лучшее, чего Квиттинг лишался все эти тридцать лет.

В их воображении это был не то Асгард, не то Нифльхель, но на деле это легендарное место оказалось не похоже ни на то, ни на другое. Обычные постройки, то усадьбы за земляными стенами, то рыбацкие хижины с соломенной или дерновой крышей, полоски огородов с рядками для прополки, маленькие полевые наделы, сараи и лодки у воды, рыбные сушилки с сотнями желтоватых тушек на ветру, каменистые выпасы – все как везде!

«Черный Бык» коснулся днищем песка, и Бергвид наконец-то взмахнул рукой. До главной цели всей его жизни оставался только один шаг. У него кружилась голова от предвкушения близкого торжества и притом от ощущения конца жизни: вот-вот он отомстит, и тогда жить дальше будет незачем и невозможно!

Он спрыгнул с борта, но сам не верил, что ноги его стоят на песке Аскефьорда, что сапоги его омывает та самая вода, в которую фьялли все эти тридцать лет сталкивали боевые корабли, чтобы идти разорять его родину. В руках его были щит и копье, но он не ощущал их тяжести. Со всех кораблей вокруг, впереди и позади, на всей протяженности фьорда звучали вразнобой боевые рога, и рев сотни драконов гулко отдавался в каменных стенах над водой. Даже один корабль, с пением рога проходя по фьорду, давал знать о себе сразу всем; что же вышло теперь, когда заревела в ночной тишине сразу сотня рогов! Сама богиня Бат издала свой ужасающий вопль над Аскефьордом, песнь смерти многих и многих.

Вооруженные квитты и тиммеры прыгали в воду со всех кораблей, выбирались на берег и бежали к домам, а навстречу им выскакивали полуодетые или даже вовсе не одетые фьялли, наспех подхватив то оружие, что попалось под руку. Все ждали увидеть перед собой туалов, и внезапное появление совсем другого врага, нежданного, непредсказанного, но такого многочисленного и яростного, поначалу многих заставило растеряться. Сопротивление хижин и мелких хуторов было подавлено почти мгновенно: тех из хозяев, кто не погиб сразу, разоружали и запирали в сараях и хлевах вместе с женщинами и детьми.

С большими усадьбами у захватчиков получалось не так гладко. И Бергелюнг, и Висячая Скала, и сам Аскегорд, хоть и оторванные от самого сладкого предутреннего сна, показали себя пристанищами истинных воинов. Несмотря на то что многие ушли с Торвардом конунгом на Туаль, в каждой из больших усадеб оставалось еще по сотне мужчин, способных держать оружие.

Братья Хродмаринги вывели почти две сотни, спешно собрав, в придачу к собственной дружине, всех жителей окрестных домов и усадеб за Аскегордом, куда нападавшие еще не добрались. Когда три или четыре тиммерских корабля приблизились к причалу Бьёрндалена, с прибрежных скал на них внезапно обрушился целый дождь факелов и тонких глиняных горшков, набитых просмоленной берестой и соломой. Часть из них угодила в воду или отскочила от щитов, но многие разбились на кораблях и мгновенно загорелись. Еще не подойдя к берегу, тиммеры были вынуждены тушить пожар на кораблях, чтобы не угодить в глубокую воду в полном вооружении.

Но и высадиться на берег было нелегко: пока они с криками и лихорадочной суетой пытались сбить или залить огонь, черпая за бортом ведрами и даже шлемами, в них, освещенных этим самым пламенем, с береговых скал летели сотни стрел и копий. Едва тиммеры успевали погасить один огонь, как рядом в дыму с грохотом разбивался новый пылающий горшок и все начиналось сначала. Кашляя, задыхаясь, ничего не видя в дыму, тиммеры суетились, сталкивались, мешали друг другу, роняли и теряли оружие; корабли качались на волнах перед самым причалом, и тиммеры, занятые огнем, не могли даже как следует отвечать на выстрелы.

Сам Эйрёд конунг взял на себя вершину фьорда, показав этим, как велика его жажда мести. Бергвид в своей заносчивости решил, что «старик» хочет оттянуть свое вступление в битву, но на деле для этого решения требовались храбрость и готовность взять на себя самое трудное, достойные истинного героя. Ведь в вершине фьорда жил не кто-нибудь, а Эрнольв ярл, Эрнольв Одноглазый, ближайший родич Торварда конунга, наиболее опытный и прославленный боец Аскефьорда.

И у него оставалось время, чтобы поднять свою дружину и приготовиться к обороне. Еще до того как впереди показалась Дымная гора, дружины Эйрёда конунга увидели впереди три или четыре корабля. И на носу первого из них, с выкрашенной в белый цвет драконьей головой, стоял настоящий великан. Его седые длинные волосы свешивались из-под железного шлема и лежали на широких плечах, обтянутых кольчугой, в руках был большой красный щит и тяжелое длинное копье. А тех, кто успевал разглядеть его изуродованное багровыми шрамами лицо и опущенное веко над левым глазом, пробирала дрожь: полное сходство с Одином навевало жуть, и встать против него казалось верной смертью.