Из-за орехового куста послушно выкатился бочонок, обмотанный цепями, которые звенели, когда он двигался.
– Хочешь – лови, – разрешил старик. – Поймаешь – все твое будет. А ты ведь не за золотом пришел? – Он посмотрел на Зимобора. – Зачем тогда?
– Ты ведь сам знаешь. Я пришел за моей невестой. Отпусти ее со мной.
– А которая твоя? – лукаво спросил старик.
– Которая? – Зимобор оглянулся и охнул.
Под березами стояла целая толпа девушек – две, три, четыре… семь, девять, десять… Их было двенадцать, и все они были похожи, как капли росы на листьях. У каждой из них было лицо Дивины, и все они тревожно, недоуменно улыбались.
– У меня внучек много. – Лесной Пастух усмехнулся. – И все красавицы, как одна. Выбери, которая твоя. Ошибешься – только до границы Зеленой Межи и доведешь ее. А там растает, как отражение, что в воде живет, а на берег не выходит. На белый свет только одна выйдет.
Зимобор оглядел девушек:
– Один раз можно выбирать?
– Один. Тебе ведь одну надо, не три?
– Зеркало возьми! – подсказал Хродгар, который уже убедился, что все двенадцать совершенно одинаковые. – Наша в нем отражается, а здешние не должны.
– Какое зеркало? – Старик удивился. – Что такое?
Зимобор тем временем снова вынул зеркало и поднес его к лицу той, что стояла рядом, потом заглянул сам, но увидел только свое лицо. Не эта.
Переходя от одной к другой, он только на седьмой раз увидел в зеркале девичье лицо, и тут же девушка сама схватила его за руку.
– Ты здесь? – обеспокоенно спросила она, безуспешно ловя его взгляд напряженным и растерянным взглядом. Она по-прежнему его не видела.
– Вот эта! – Зимобор поднял ее руку, пока не потерял снова, и тут же девушка осталась на поляне одна – прочие одиннадцать исчезли. – Вот эта моя невеста.
– А чем докажешь? – Старик нахмурился, и небо вдруг потемнело. Солнце спряталось, вершины берез тревожно зашумели, листья залопотали: не уходи, останься с нами, с нами!
– У нее половинка кольца, и у меня половинка, вместе будет целое. Нас этим колечком когда-то обручили.
Зимобор оторвал с пояса пришитую половинку золотого кольца, а вторую снял с ожерелья Дивины и показал обе старику.
– Да что-то ваше колечко пополам разломано. – Лес Праведный покачал головой. – Твоя мать, когда его рубила, что говорила? Как двум половинкам вместе не бывать, так и ей тебя не видать?
– Дай сюда! – Хродгар вдруг забрал у Зимобора обе половинки и положил их в свою чашу. – Могучий Фрейр! – попросил он, держа чашу перед собой. – Силой жертвенной крови и оленьего рога, твоей любовью к прекрасной Герд, заклинаю тебя: сделай кольцо целым, неразделимым, как ожерелье сестры твоей Фрейи, владеющей силой жизни и смерти!
Из чаши раздался короткий звенящий звук. Хродгар заглянул туда, удовлетворенно кивнул и вынул целое золотое кольцо.
– Держи!
Зимобор взял у него колечко и вложил в ладонь Дивины. Она взяла его руку и ощупью надела кольцо ему на палец – точно так же, как уже однажды сделала это десять лет назад.
И радостно ахнула – она увидела его!
– Ледич! – Смеясь от радости, она обняла его за шею, оживившись, словно проснулась от глубокого сна и наконец-то вспомнила все, что было. – Все-таки ты здесь! Дедушка! – Она обернулась к старику: – Дедушка, отпусти меня! Ты меня от смерти спас, два раза мне пропасть не дал, но уж отпусти теперь, не могу я у тебя больше оставаться! Не для того же ты меня спас, чтобы я навсегда в той избушке на ножках осталась! Отпусти меня, у меня отец есть, жених вон есть, я жить хочу, и чтобы детки были, чтобы род наш продолжался. Отпусти!
– Я-то тебя отпущу, – со вздохом ответил старик и сурово взглянул на Зимобора. – Да только здесь не лучше ли тебе будет, чем там, снаружи? Здесь я тебя, внучка, от любой беды укрою, потому и забрал. В детстве была тебе судьба в лесу пропасть – ведь тебе обручаться проклятье не давало. А отец обручил тебя, не послушался. Упрям он, отец твой, нипочем с судьбой мириться не желает, желает все по-своему сделать! И брат твой такой был, за упрямство свое и погиб. Но брат сам свою участь выбрал, хоть умер – да по-своему. А ты, овечка моя белая, была дитя неразумное, за тебя все другие решили, потому мы с Матерью и пожалели тебя. Она тебя увела, от Девы спрятала, мне отдала, я тебя столько лет берег и растил. Как его мать ваше обручение разрубила – ты стала свободна, я тебя, когда всему выучил, назад в белый свет выпустил. А ты там и двух лет не прожила – опять обручилась, да все с тем же! Что тут скажешь – судьба! Что у Старухи посеяно, то у Девы прорастет! Хочешь – иди к своему земному отцу. Пока ты с ним живешь – ничего тебе не грозит. И ты, голубь, пока верен той, какой обещался, – Лес Праведный многозначительно глянул на Зимобора, и тот понял, что старик говорит о Младине, – она тебе будет помогать, все по-твоему делать. А изменишь ей, женишься – тогда смерть твоя. Сами решайте, что вам делать. А отпустить – я отпускаю. Ступайте!
Лес Праведный взмахнул посохом, и, не успев опомниться, все трое увидели перед собой покосившуюся избушку с приоткрытой дверью. Справа блестела широкая река, а впереди виднелся большой город – первая улица посада за луговиной, выше – детинец на холме.
Занимался рассвет.
– Куда это мы попали? – с беспокойством спросила Дивина. Она ведь никогда здесь не была.
– Это Плесков, – с облегчением пояснил Зимобор и сжал ее руку. – Здесь теперь правит моя сестра. Ну, пойдем, что ли. Она ведь никак не ждет, что я справлюсь с этим делом так быстро!
– Да, идем скорее, пока мои добрые хевдинги и большие бонды не заметили, что их конунг прогулялся на тот свет! – бодро подхватил Хродгар. – А главное, брат мой, не рассказывай королеве про Рагнхильд! – душевно попросил он, прижав руку к сердцу. – Я не виноват, я ведь тогда еще не знал твою сестру!
* * *
Месяц белояр близился к концу, когда Зимобор и Дивина подъезжали к Полотеску. Зимобору было приятно вновь увидеть этот город, в котором он когда-то так неплохо прижился, а для Дивины он был почти новостью. От воспоминаний двенадцатилетней девочки почти ничего не осталось, она не узнавала ни окрестностей, где когда-то гуляла с матерью и няньками, ни Двины, по которой ее когда-то катали на расписной ладье, ни детинца, ни княжьего двора с той баней, где родились она и ее брат, где когда-то горели на краю лавки два светильника и где к ним впервые явилась Та, Которую Не Звали.
Даже князь Столпомир поначалу показался ей чужим человеком, и прошло несколько дней, прежде чем она привыкла к тому, что этот рослый, сильный, красивый зрелой красотой человек – ее отец. Они действительно были похожи, и теперь, видя их рядом, Зимобор убеждался, что ему не померещилось когда-то сходство их темно-голубых глаз, изгиба черных бровей, овала лица, густых русых волос. Княжич Бранеслав, как он его запомнил, был похож на мать, а Дивина – на отца. Своего прежнего имени она совсем не помнила, и князь Столпомир тоже стал звать ее Дивиной, привыкая к новому имени, как привыкал к высокой, статной, красивой девушке с умным лицом и твердым характером, которой стала прежняя резвая девочка. Она знала многие тайны леса, и сам Столпомир невольно робел перед ней. Но это была именно такая дочь, какую мог только пожелать любой князь, и он знал, что снова полюбит ее, как только привыкнет.