Колодец старого волхва | Страница: 87

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Требование оставить коней не понравилось печенегам, для которых конь был и божеством, и частью самого всадника, но упоминание о священном месте подействовало. Тоньюкук первым соскочил с седла и отдал повод белгородскому гридю, остальные печенеги сделали то же. Тысяцкий сошел с седла и сам повел гостей в детинец. Те шли за ним, пытаясь вообразить, что же могут им показать, но уже готовые увидеть самое невероятное чудо. Да и мало ли чудес в этой многолюдной и такой богатой земле?

Тоньюкук шел первым, стараясь ступать уверенно, но чувствуя себя неверно и неуютно на земле среди высоких прочных построек. Всем видом он старался показать, что ему любое чудо нипочем, но в сердце его шевелился холодный, противный червячок тревоги и неуверенности. В кольце бревенчатых тынов, без любимого коня, Тоньюкук сам себе казался слабым и незначительным. Да пошлет Тэнгри-хан свои громы на головы племени, которое царапает священный лик земли своими пашнями, обременяет его тяжелыми городами-ловушками!

Печенегов привели в самое сердце города, где стояли большие и богатые дворы. Среди них возвышалось жилище одного из многочисленных богов славянской земли, украшенное деревянным крестом на верхушке крыши, похожей на русский воинский шелом. Задирая головы, печенеги разглядывали постройку, изумленно охали, принимая серебристый осиновый лемех на крыше за настоящее серебро. Да, с таким богатством можно и десять лет сидеть в осаде! Должно быть, новый бог дал его славянам. Правда, и среди печенегов некоторые слышали о Христе, но таких было не много, — в степи среди стад и постоянно меняющихся пастбищ он был совсем непонятен. А здесь, среди его народа, от него можно было ждать любых чудес.

Но повели гостей не к жилищу бога, а к одному из соседних дворов. Его резные ворота были окрашены в красный цвет — один из священных цветов этого сидящего на одном месте народа. По обеим сторонам ворот были разложены костры, в них горели можжевеловые ветки и сухая полынь, окуривая горьким дымом гостей. Ни один чужак не может вступить в святилище без очищения священным огнем, и печенеги, хотя и морщась, прошли меж костров. После этого ворота раскрылись, и Тоньюкук со своими людьми вступил во двор.

Перед ними было множество построек, в глаза бросались свежевыбеленные стены, красные и желтые косяки дверей, резьба под крышами. Посередине двора лежал огромный белый камень, а за ним виднелся очаг со сложенными дровами.

Из самого большого дома вышел высокий, крепкий старик с полуседой бородой и густыми темными волосами. Одет он был в длинную белую рубаху и ярко-алый плащ с золотой запоной на правом плече, на груди его было ожерелье из медвежьих зубов, на поясе висели обереги. В руке он держал высокий резной посох с медвежьей головой на верхушке. Увидев его, все русы разом низко поклонились, почтительно приветствуя, и печенеги догадались, что это главный в городе служитель богов.

— Это Обережа, наш главный волхв и хранитель священных колодцев, — сказал Тоньюкуку оказавшийся рядом с ним Галченя.

— Каких колодцев? — спросил Тоньюкук, но ответ слушать уже не стал. Взгляд его был прикован к большому дому.

Вслед за волхвом на пороге показались две девушки, одетые в длинные белые рубахи с красной вышивкой, под косами их звенели восточные монеты, на руках блестели серебряные браслеты. И тут же Тоньюкук узнал их: голубоглазую дочь воеводы, обещанную его брату, и ту, с волосами как мед, обещанную купцом ему самому. И сейчас она показалась ему так прекрасна, что на миг он даже забыл об обещанном чуде. Но она даже не посмотрела в его сторону, словно он, сын хана и. первый батыр Родомановой орды, был последним рабом и ничтожной мошкой перед славянскими богами и их стариком служителем.

Обе девушки держали в руках небольшие глиняные кувшины, раскрашенные красными священными узорами. Вслед за Обережей они подошли к белому камню посередине двора. Волхву подали факел, и он зажег костер позади жертвенника. По знаку волхва девушки приблизились к жертвеннику и вылили на него из своих кувшинов мед и вино. Громким голосом он выговаривал слова заклинания, видимо прося землю принять жертву, а все русы во дворе хором повторяли за ним.

— Это мы богам и земле нашей жертвы приносим, — пояснил Тоньюкуку Галченя. — Благодарим ее за то, что кормит нас.

Потом волхв отошел от жертвенника и приблизился к двум колодцам в углу двора. Их срубы были выкрашены красной охрой, вороты и крыши украшали резные узоры, — они были похожи на маленькие нарядные теремки.

— Вот они, наши священные колодцы, — сказал Тоньюкуку тысяцкий, подходя к нему. — Идите ближе, гости дорогие, глядите. Вот сейчас Обережа из колодца наше пропитание достанет.

Обережа неспешно пошел вокруг колодца, постукивая о землю своим волшебным посохом и поводя широкими рукавами, делая такие движения, словно вытягивает что-то из земных глубин. Наполнявшие двор русы благоговейно молчали, следя за каждым движением служителя богов, а печенеги ощущали суеверный страх перед чудесным могуществом чужой земли. Казалось, вот-вот из темных глубин появится божество и раздавит их, слабых и беззащитных среди чужого города.

Сотворив все необходимые заклятья, волхв откинул крышку первого колодца и опустил в него дубовое ведро. Два парня принялись вращать ворот, ведро на крепкой веревке ушло в глубину. Склонившись над срубом, волхв наблюдал за ведром; вот он подал знак парням, и они завертели ворот обратно. Волхв вынул ведро из сруба и поставил на край, и печенеги увидели, что бока ведра мокры не от воды. Их покрывала густая беловатая болтушка — разведенная водой овсяная мука, из которой варят кисель. Это было и меньше и больше, чем гости ожидали. Сначала они были разочарованы, не сразу поняв, что это значит, а потом ощутили ужас. Такой силы они не ждали даже от земли славян, веками обогащавшей своих разорителей.

— Сие болтушка, из нее кисель варят, — словно малым детям, пояснял гостям тысяцкий. — В сем колодце дала нам Земля-Матушка источник ее.

Ал-Чечек подошла с большой корчагой, и волхв перелил в нее болтушку из ведра. После этого все перешли ко второму колодцу, и там все повторилось, корчага второй девушки наполнилась медовым напитком. Тоньюкук посмотрел на белые руки Кумыш-Чечек, с усилием державшие тяжелую корчагу, и заметил, что на одной из них блестит гладкий серебряный браслет. Точно такой же вдруг появился вчера на запястье его брата Тимергена, но даже брату не захотел сказать отчего.

— Теперь угостим вас, гости дорогие, — говорил тысяцкий, добродушный и гостеприимный. Должно быть, боги позволили ему принять в гостях чужаков, а печенеги все оглядывались, ожидая еще каких-то чудес.

На двор принесли дубовые лавки, поставили перед воротами и пригласили печенегов сесть. Тем временем к огню на жертвеннике поставили большой горшок и женщина в красной плахте и с блестящим на груди ожерельем из монет принялась варить в нем кисель из той болтушки, которую достали из колодца. Обе девушки помогали ей, волхв наблюдал за работой, вполголоса приговаривая заклятья. Печенеги смотрели в растерянности. Весь этот шум, многолюдство, пышность святилища, еда из колодцев так поражали и удивляли их, что они даже не разговаривали друг с другом, а только смотрели и дивились, крепко держась за свои бронзовые амулеты. Один Тоньюкук сохранял самообладание, и то потому, что здесь была Ал-Чечек, занимавшая его гораздо больше любых чудес.