– Что открыли тебе боги? – настойчиво спрашивал Фрейвид. – О чем они предупреждают нас?
– Я видела горе, – выговорила наконец Ингвильда, и никакими силами из нее сейчас нельзя было бы вытянуть более подробный ответ. – Я знаю одно, – тихо сказала Ингвильда, опустив руки, но не глядя на отца. – Вероломство порождает вероломство, горе и гибель. Не нужно этого делать, отец. Это обручение не принесет ни радости, ни чести никому из нас.
Фрейвид не сразу ответил: неподдельный ужас его разумной, сдержанной и послушной дочери смутил его, и на миг он почти поддался ее уговорам.
Но только на миг. Обещанные несчастья были слишком далеки и расплывчаты. А выгоды от ее обручения – вот они, уже почти в руках. Почетное родство, почти неограниченная власть над Квиттингом, – пока конунга не будет в стране, у Фрейвида не найдется здесь соперников. А потом, когда Стюрмира не станет и у власти окажется муж Ингвильды… Может быть, на этом пути и притаились какие-то ловушки. Но Фрейвид привык верить в себя и свои силы. Его путь и раньше не был особенно глдким, но если он справлялся с неприятностями раньше, так почему бы ему не справиться и потом? Особенно с теми возможностями, которые перед ним сейчас открываются?
– Я согласен с этим, как согласится и всякий разумный человек, – сурово ответил он. – Из дурного зерна не может вырасти ничего хорошего. Вероломство всегда породит только вероломство. Это неплохо бы помнить нашим бывшим гостям-фьяллям. Разве не вероломно с их стороны разорить мою усадьбу после того, как я целый месяц давал им пристанище, кормил и лечил их, да еще и продал железо? Чем был их поход, если не вероломством?
Ингвильда наконец посмотрела на отца. Он ничего не понял.
– Фьялли первыми нарушили обеты дружбы! – настойчиво повторил Фрейвид, как будто убеждал не только дочь, но и самого себя. – Никто тебя не осудит, если ты отдашь это обручье Вильмунду ярлу. Ты не опозоришь своего отца и не заставишь обручать тебя без тебя самой?
– Ты волен поступать как тебе угодно, хёвдинг, – тихо и безразлично ответила Ингвильда. – Но я обещана Хродмару сыну Кари и по доброй воле не буду принадлежать никому другому.
Возбуждение, принесенное видениями, уже схлынуло, в душе осталась гулкая пустота. Ингвильде не хотелось спорить, убеждать – она просто знала, что это не нужно. Фрейвид может нарушить обещание, данное фьяллям. Но сама Ингвильда не могла отступиться от обетов, которыми обменялись они с Хродмаром не в гриднице перед людьми, а наедине. Обетами, которые слышали только они двое да еще богиня Вар*, хранительница людских клятв.
Фрейвид вышел, оставив Ингвильду успокаиваться и одеваться и опять прислал к ней Бломму. Обручье он пока оставил у себя. Ингвильда одевалась к пиру, не замечая, какие одежды и украшения подает ей служанка. Бломма расчесывала ей волосы, а Ингвильда снова вспоминала свое видение. Тьма, полная огненных отблесков, вытянутое человеческое тело, висящее на дереве, – жуткое зрелище отталкивало ее, но она, преодолевая ужас и отвращение, пыталась мысленно вглядеться и понять, что же обещает ей судьба. Но видение ускользало и прятало от нее свой смысл. Одно было ясно: кого-то из тех, кого она знает, ждет страшная смерть, и это событие окажет огромное влияние на судьбу Ингвильды… и, может быть, не только ее. Ингвильда сознавала, что отец толкает ее на гибельный путь, но и сам идет по нему впереди нее.
Ее терзали противоречивые чувства: судьба всесильна, от своей участи не уходил ни один из героев древности; но, с другой стороны, ее видения – как вторая руна в трехрунном раскладе при гадании: они указывают, что может произойти, если человек не свернет с нынешней своей дороги. Однажды ее видения спасли домочадцев, побудив уйти из Прибрежного Дома. Может быть, и теперь еще не поздно изменить что-то к лучшему? Но как? Ее саму Фрейвид хёвдинг не слушает. А у кого можно искать поддержки, кто обладает таким влиянием, чтобы переломить волю упрямого хёвдинга? Конунг Стюрмир? Но он, видимо, хочет того же. Кюна Далла? К ней не прислушивается даже муж, а Фрейвид ее презирает.
В памяти Ингвильды мелькнули смутные обрывки разговоров, что, мол, Лейринги во главе с фру Йорунн жаждут выдать за Вильмунда ярла свою Мальфрид… Ингвильда терпеть не могла сплетни и никогда не прислушивалась к досужей женской болтовне. Однако если это правда, то Лейринги будут ее невольными союзниками, поскольку расстройство ее обручения с Вильмундом послужит к их прямой выгоде. Ингвильда ненадолго задержалась на этой мысли, потом опустила голову. Чтобы она искала дружбы с Лейрингами? Шепталась, рассчитывала, лукавила? Даже думать об этом было противно.
Но… Вильмунд… Ей вспомнилось, как они стояли рядом во время жертвоприношения и как он сжимал ее руку, стараясь подбодрить. Да, он изменился за эти месяцы, повзрослел и поумнел, стал лучше понимать жизнь. Тот, кому случалось бывать в опасности, становится более чуток к знамениям. Может быть, хоть его-то ей удастся убедить? Ингвильда не слишком верила, что властный и упрямый Стюрмир конунг посчитается с волей своего юного сына больше, чем Фрейвид считается с ней самой, но она нуждалась хоть в какой-то опоре.
Когда Фрейвид Огниво в окружении родичей и домочадцев шествовал к усадьбе Лейрингагорд, никто по их виду и заподозрить не мог бы, что самоуверенный хёвдинг только что получил недобрые знамения на будущее, а его прекрасная и благоразумная дочь впервые в жизни осмелилась противиться воле отца. Еще не совсем стемнело, но челядинцы с горящими факелами в руках окружили семью хёвдинга, и они шли в огненном кольце, как боги, озаренные небесным сиянием. Сегодня был значительный день в их жизни.
Двор Лейрингов напоминал муравейник. В домах и на дворе сновали нарядно одетые люди, из дверей и дымовых отверстий неслись, перебивая друг друга, запахи жареного мяса и рыбы, разных похлебок, душистого меда. Ингвильда беспокойно оглядывалась по сторонам, не зная, на что решиться. Сейчас они пройдут в гридницу, их усадят за столы, Вильмунд будет за мужским столом очень далеко от нее, и она не сможет сказать ему ни единого слова.
Ингвильда схватила Бломму за руку и притянула к себе.
– Пойди разыщи Вильмунда ярла, – шепотом приказала она. – Скажи, что мне нужно поговорить с ним, пока не начался пир. И приведи его на задний двор, туда, в угол за стену. Помнишь?
– Ой! – Бломма сморщила нос.
В прошлом году, когда она тоже приезжала с фру Альмвейг и Ингвильдой на осенний тинг, какой-то пьяный хирдман Лейрингов чуть не утащил ее в угол за отхожим местом, и это неприятное событие навек врезалось ей в память. Ингвильда тоже без удовольствия вспоминала шум по этому поводу, да и место для свидания с сыном конунга было мало подходящим, но выбирать не приходилось.
– Иди! – прошипела Ингвильда и подтолкнула служанку к гриднице. – Наверняка он уже здесь.
Сама она замедлила шаг; Фрейвид вопросительно обернулся.
– Идите, – стараясь скрыть дрожь в голосе, сказала Ингвильда. – Я… зайду ненадолго в девичью. Мне надо… кое-что поправить.
– Не задерживайся. Нас ждут.