– Иди, иди! – Ингвильда старалась оттолкнуть его, через силу отстраняя лицо от поцелуев, и силы ее были на исходе. Долго прощаться – дольше мучаться, и она почти жалела, что вообще пришла сюда сегодня. – Иди же!
Она вырвалась из объятий Хродмара, отступила на несколько шагов, взмахнула руками.
– Иди! – отчаянно крикнула она, понимая, о чем он думает, и чувствуя, что еще несколько мгновений – и она сама пойдет с ним к кораблю. Но под молчаливо-бесстрастным взглядом стоячего камня она не могла решиться на такое нарушение долга перед родом. – Иди!
Хродмар подчинился. Повернувшись, он быстрым шагом пошел по тропинке к кораблю. Ингвильда смотрела ему в спину, прижав руки к лицу, и из глаз ей на пальцы неудержимо бежали горячие слезы. Теперь она знала, что чувствуют, когда говорят, что «разрывается сердце». Оно разрывается пополам, когда от тебя уходит тот, в ком твоя истинная жизнь. Она уже не помнила, как жила полтора месяца назад, пока еще не знала Хродмара. Это осталось в другой жизни, а прежней Ингвильды больше не было, была новая, неотделимая от него.
Он уходил, и по его быстрым уверенным движениям никто не заподозрил бы, что не так давно он был тяжело болен, обезображенного лица не было видно. Длинные светлые волосы мягко поблескивали под первыми лучами солнца, и в глазах Ингвильды Хродмар был красив, как сам Бальдр. Ее душа уходила с ним, а оставалась только пустая оболочка, для которой само существование будет томительной пустотой, пока он не вернется и не принесет ей ее саму. Наверное, о такой любви и говорят древние сказания, которые маленьким внучкам когда-то рассказывала Сигнехильда Мудрая. Сигурда Убийцу Дракона обманом заставили жениться на Гудрун, но как она любила его! Она не хотела жить, когда он умер.
Ночь мне казалась —
как в новолунье,
когда над Сигурдом
в горе сидела я;
мнилось, что волки
благо бы сделали,
если б меня
жизни лишили! [18] —
вспоминала Ингвильда плач Гудрун, и ей хотелось не умереть, но заснуть на все время долгой разлуки и проснуться только тогда, когда Хродмар вернется и склонится над ней, чтобы он был первым, кого увидят ее глаза. И никакие волшебные силы не помогут ей перенести тяжесть этой разлуки.
И едва Ингвильда подумала об этом, как словно морская волна с силой толкнула ее в грудь. Уже знакомое пугающее ощущение провала в пустоту охватило ее, перед глазами вспыхнули, расцвели, понеслись шумным потоком вереницы неясных картин: она слышала тяжелую поступь великана и дрожь земли под ногами, в бурном море плясали на волнах десятки кораблей и толпы духов-двойников носились над темной водой, незнакомые голоса в чужой гриднице кричали славу кому-то, мечи бились о щиты в Долине Тинга, но кого они одобряли, кого проклинали?
Схватившись за голову, Ингвильда села, почти упала на землю, не сознавая, где она и кто она. Целый мир, зeмли и годы разом вошли в ее душу. Нестерпимая тяжесть придавила ее к земле. Если таков он, чудесный дар ясновидения, то какой же человек его выдержит?
«Хороший хозяин каждому работнику дает задание по силам! – вдруг вспомнился ей голос бабушки. – Так и боги. Они не возлагают на плечи людей непосильного бремени – только то, что по силам. А кто еще не знает своих сил, ищи – и найдешь».
Ингвильда открыла глаза. Она сидела на земле, на влажном от росы мху с мелкой травой, прислонясь плечом к черному округлому боку стоячего камня, трезво-холодному в этот ранний час. Чтобы понять, где будет солнце в переломный день года, нужно сначала узнать, откуда смотреть. Чтобы понять цель и смысл своей судьбы, нужно сначала узнать себя. Ингвильда сделала только первый шаг на этом пути, и от трудности его у нее подогнулись ноги.
Красивый корабль отошел от берега. Блестели под солнцем мокрые лопасти весел – гребцы вели «Тюленя» на широкий простор, туда, где его подхватит ветер. Ингвильда уже не видела Хродмара, но вместо прежних отчаянья и пустоты вдруг ощутила в сердце стойкое тепло. Пусть сейчас им приходится расстаться – душа ее будет с ним всегда.
Она вытерла лицо, поднялась и поспешно вышла к самому берегу. «Тюлень» проходил мимо нее, она смотрела сверху и видела каждого человека на скамьях. Она видела Хродмара; вот он поднял голову и заметил ее. Руки его лежали на весле, но он кивнул ей, улыбнулся издалека. Ингвильда подняла обе руки над головой и широко помахала ему. Она будет его ждать. И какие бы пугающие видения ни бросал ей ее нежданно обретенный дар, она будет верить в добрую судьбу. Если не верить, то и жить станет незачем.
Прищурившись, Хродмар всматривался в знакомые очертания берега. Уже отчетливо был виден Дозорный мыс, стороживший горловину Аскефьорда, а на мысу мелькало неясное движение: их тоже заметили. Раньше самыми лучшими в дружине Модольва глазами обладал Геллир. Теперь же Геллир по старой памяти еще сидел на привычной скамье со своим длинным носовым веслом, к которому за долгие годы привыкли его сильные руки, но веки его опущены над мертвыми, навсегда погасшими глазами. Лицо хирдмана было неподвижно и спокойно, но он не мог не думать о том, что сидит на весле, как видно, в последний раз.
Ездить может хромой,
безрукий – пасти,
сражаться – глухой;
даже слепец
до сожженья полезен —
что толку от трупа? [19] —
так говорил Повелитель Битв. Хродмар вспомнил рассказ об одном хирдмане, который, лишившись в бою ноги, продолжал сражаться, опираясь коленом о корабельную скамью. Человек с любым увечьем может найти себе применение – но и сам Один не нашел достойного дела для слепца. На что годится ослепший воин? Только складывать саги о прошлых походах и подвигах, чтобы долгими зимними вечерами заставлять слушателей дивиться чужой доблести, создавать в сердцах мальчишек нетерпеливую жажду воинской славы и тяжко терзать собственную душу. Кто больше всех имел, тот больше и потеряет, осенило вдруг Хродмара горькое открытие.
Берег быстро приближался, и на сердце Хродмара посветлело от близости дома. Самые трудные дороги легче для того, кто в конце их видит огонь родного очага, а над почетным хозяйским сиденьем – меч славного предка, зазубренный в легендарных битвах.
С Дозорного мыса уже поднимался в небо столб густого дыма – знак о прибытии корабля. Обойдя мыс, «Тюлень» вошел в Аскефьорд. Здесь они были дома, хотя по самому фьорду предстояло плыть еще долго – от горловины до вершины был целый день пешего пути. Для обороны это место было удобным: в прибрежных скалах имелось лишь пять низких песчаных площадок, годных для причаливания большого корабля. Возле каждой из них стояла большая усадьба знатного хёльда*, одного их тех, кто был среди первых жителей этого древнего места. Усадьба Бьёрндален, где родился Хродмар, тоже принадлежала к «стражам причалов». На зеленых лужайках между скалами стояли небольшие дворики бондов* и рыбаков, везде качали верхушками сосны и ели – довольно густо населенный Аскефьорд сохранил очень много леса, который оберегал его от суровых ветров.