А корабли квиттов поспешно уходили на юг. Гримкель и его люди не очень поняли, что за чудовище бесится перед усадьбой Фрейвида и не сама ли Мировая Змея всплыла на поверхность, проголодавшись. Моля Тюра о спасении, квитты изо всех сил налегали на весла, не оглядываясь и даже не желая знать, что стало с противниками.
– Уходишь… – чуть слышно шептала Хёрдис, провожая глазами сияющий позолотой хвост «Красного Волка». Она уже не стояла, а сидела на мху, не имея больше сил держаться на ногах. Усталость вчерашнего дня, ночи, утра, нечеловеческое напряжение ворожбы и потери крови разом обрушились на нее и обессилили так, что даже голос ей отказал. – Уходишь… Ты струсил, Гримкель ярл… Ты даже не посмотрел, кто все это сделал и зачем… Ты, мужчина, знатный ярл, оказался слабее меня, одинокой и слабой женщины…
Вместе с силой ушла и злоба, душу наполнили усталость и равнодушие. Теперь Хёрдис было все равно, много ли фьяллей спасется и что они будут делать дальше. Волшебное огниво казалось тяжелым и ненужным куском железа. Ей хотелось забраться поглубже в чащу ельника, найти местечко помягче, зарыться в мох и заснуть. И спать долго-долго.
А буря успокаивалась так же стремительно, как и началась. Волнение моря улеглось, разбитые остовы фьялленландских кораблей прибивало к берегу. В волнах носились весла, щиты, обломки корабельных снастей. Мокрые и дрожащие фьялли выбирались на берег, шатаясь и едва держась на ногах. Падая в волнах прибоя, они на четвереньках ползли на берег, в кровь обдирая об острые камни руки и колени, но не замечая боли. Пережитый ужас гнал людей прочь от моря, подальше от этой неверной стихии, обманчиво спокойной, но таящей в себе такую опасность. От грозного войска осталось… Сколько бы их ни было на самом деле, сейчас каждому из них казалось, что он чуть ли не единственный, кто чудом спасся из жадной пасти морского чудовища.
Хродмар лежал лицом вниз, прижавшись щекой к прохладному влажному песку. По всему телу разливались слабость и дрожь, голова кружилась, и казалось, будто его все еще бьют и гоняют жадные свирепые волны. Перед глазами плыли огненные круги, в ушах шумело, горло горело от морской воды. Из последних сил Хродмар прижимался к песку, стараясь прийти в себя. Все-таки он выплыл. Он видел прямо возле себя блестящую, черную с бледно-серыми мелкими пятнами спину того самого Большого Тюленя, о котором рассказывала Ингвильда, о котором кричала со скалы ведьма…
Ведьма! Не дух Квиттингского побережья лишил Хродмара бодрости и сил. Он видел ее. В последний миг перед тем, как хвост чудовища ударил по носу «Кленового Дракона» и бросил корабль в пасть бушующих волн, он успел заметить над откосом знакомую до мутной ненависти женскую фигуру. Обгорелая, исхудалая, страшная, как гость из подземелья Нифльхель, мертвая ведьма стояла над морем и выкрикивала проклятья. Это она, сгоревшая ночью в усадьбе, выползла из-под углей, чтобы продолжать вредить им. Пожар не избавил их от нее, она будет пакостить снова и снова. Хотя куда уж хуже?
Корабли… Ни в одной, даже самой тяжелой, битве Торбранд конунг не терял всех своих кораблей. И не такого исхода ждал Хродмар – лишиться своего первого корабля в первом же походе! От горя, стыда и досады ему не хотелось открывать глаза, хотя он знал, что лежать так больше нельзя. Он должен встать и идти смотреть, сколько людей с его корабля сумело спастись. Жив ли Торбранд конунг? А Модольв? Кольбейн ярл и Асвальд, возьми его тролли? Нужно было встать, но не было сил пошевелиться. «Ведьма жива! Жива!» – неотступно стучало в голове. А раз она жива, то беды не кончились. Ему еще понадобятся силы. А где их взять?
Только к вечеру дружина Торбранда конунга кое-как пришла в себя. Все корабли, выброшенные прибоем на берег или болтающиеся в волнах среди крупных камней, были пригодны теперь только на дрова. Из людей в живых осталось чуть больше двух третей. Остальные утонули или были проглочены квиттингским чудовищем – об этом не хотелось думать.
Собираясь кучками, фьялли искали друзей и родичей, с облегчением обнимались, вместе шли искать еще кого-то – к сожалению, нередко поиски были напрасны. Выброшенных морем раскидало так далеко, что выжившие собрались только к вечеру. Идти дальше в глубь Квиттинга никому не хотелось. Тяжесть потерь и страх перед злыми духами этой земли подорвали силы фьяллей.
Торбранд конунг сидел на песке возле остова «Золотого Дракона», с презрением выброшенного морем, как ненужный хлам, и молча смотрел куда-то перед собой. Никогда в жизни он не переживал такого горя и унижения. В волнах он потерял шлем, пояс и меч – счастье, что кремневый молоточек на шее остался цел! У Торбранда бывали тяжелые битвы, но никогда не бывало поражений, и он верил, что Отец Побед благосклонен к нему. Почему же сегодня он отвернулся? Где был Тор со своим всесокрушающим огненным молотом, когда квиттингское чудовище губило дружину? Враг нанес оглушительное поражение, не дав даже ответить ударом на удар. Это было больнее всего. Человек может быть сильнее или слабее другого человека, но перед духами стихий он бессилен, и гордому Торбранду конунгу было горько ощущать свою полную беспомощность.
– Эй, Альвмар! И ты выплыл? Далеко же тебя забросило! А Халльмунда ты не видел? Я все хожу, ищу его… Его ведь очень далеко могло закинуть? Ребята, кто видел Халльмунда?
Эрнольв, младший сын Хравна хёльда из Пологого Холма, с самого утра искал своего старшего брата. Эрнольв стал одной из жертв «гнилой смерти» в Аскефьорде, и теперь лицо его было обезображено множеством красных рубцов, а один глаз ослеп, но он уже окреп и пожелал идти в поход со всеми. Обычай запрещает братьям плыть на одном корабле, и конунг взял Эрнольва к себе. Теперь Торбранд проводил глазами его высокую, мощную фигуру, удаляющуюся вдоль берега. Братья приходились ему родичами со стороны отца: если Эрнольв так и не найдет Халльмунда, это будет и его потеря.
– Только глупый упорствует в безнадежном деле! – сказал конунг под вечер, когда хмурые ярлы наконец задали ему вопрос о дальнейшем. – Удача не с нами.
– Мы возвращаемся в Аскефьорд? – Модольв Золотая Пряжка первым произнес вслух то, что каждый держал в мыслях.
Конунг молча кивнул.
– Но ведьма жива! – хрипло сказал Хродмар, и Торбранд конунг повернул к нему голову, не сразу узнав голос.
Хродмар сидел на песке, по пояс голый, пока сохла рубаха, и на его плече расплывался огромный синяк – ударило волной о корабль. А лицо его, изуродованное рубцами от болезни, с опаленными на пожаре бровями, было таким угрюмым, что даже родичи могли бы принять его за злобного тролля.
– Ведьма жива! – продолжал Хродмар среди общей тишины, нарушаемой только мирным шорохом волн. – Не знаю, телом или духом, но она стояла над морем, когда… когда это началось. Это она наслала на нас… это чудовище.
Хродмар все же не решился назвать по имени Большого Тюленя, при воспоминании о котором пробирала холодная дрожь и твердая земля под ногами начинала ходить зыбкими волнами.
– Я поклялся, – решительно продолжал Хродмар. – Я поклялся не знать покоя, пока не отомщу ведьме за все. И я не отступлю.