Ей вспомнился Светловой, и сейчас, в воспоминании, его красивое лицо с милой, чуть смущенной улыбкой показалось неприятным, даже отталкивающим. Вот кто должен расплатиться за дело своих рук! Дарована глянула на Огнеяра, хотела спросить, нельзя ли как-нибудь устроить, чтобы жертвой оказался Светловой.
– Эй, сестра, дай мне гребешок какой-нибудь! – Огнеяр сам прервал ее мысли. – Только покрепче! Железный бы!
И он усмехнулся, разбирая пальцами свои густые, отчаянно спутанные волосы.
– А то, знаешь, Вела меня там не баловала, не ласкала! – Он опять усмехнулся, с задором глядя на Даровану, и она невольно улыбнулась в ответ. И теперь ее не испугали его блестящие белые клыки. – Знаешь, как в песне:
Доставались кудри,
Доставались русы
Старой бабушке чесать.
Уж она не чешет,
Уж она не гладит,
Только волосы дерет!
Огнеяр пропел это так звучно и весело, что Дарована засмеялась. Вынув из княгининого ларца костяной гребень с конскими головками на концах спинки, она подала его Огнеяру, но он, вместо того чтобы взять гребень, поймал ее руку.
– Сделай милость, сестра, почеши сама! – попросил он, глядя на нее так просительно и ласково, что у нее дрогнуло сердце. – Устал я, сил нет! – доверительно пожаловался Огнеяр. – Огненным Змеем жил, в Ледяных горах лежал, думал, не выберусь уж никогда! Умаялся! Ну, пожалей меня!
Дарована вздохнула и села на скамью рядом с ним. Огнеяр опустился на пол и положил голову ей на колени. Дарована принялась разбирать и понемногу расчесывать его жесткие спутанные длинные волосы – работы явно было много. Ей хотелось спросить еще что-нибудь о будущей битве, но эти вопросы не шли на язык: Огнеяр, похоже, совсем об этом не думал.
– Который теперь месяц… должен быть, не знаешь? – глухо спросил он у нее из-под рук.
– Что-то вроде червеня. [56] – Дарована вздохнула. – А вообще я не знаю. Я из Глиногора ушла, когда должен был червень начинаться. По счету, по луне, а так все та же зима. А была я у Макоши в Золотом Саду. Там-то совсем немного времени прошло, а тут – не знаю. Не догадалась у княгини спросить. Может, тут пара месяцев прошла.
– Это может! – согласился Огнеяр. – Я когда из Чуробора ушел, сечен [57] был. Там внизу дня и ночи нет, а мне так казалось, дня три прошло. А тут – полгода. Ладно! Хорошо, не сто лет!
– За сто лет тут бы никого не осталось.
– Понятно. Я про то и говорю. Вылезаю, а тут одна пустая земля. Жуть! Ой! У меня там парень, наверное, уже говорить научился, а я тут брожу все… Леший знает чем занимаюсь!
– Какой парень? – не поняла Дарована.
– Ну, какой! Сын, конечно! Гордеслав. Ему уже третий год шел, когда я…
Рука Дарованы с гребнем замерла: образ жуткого Змея, противника Перуна в битве за весну, никак не вязался с человеком, у которого маленький сын учится говорить.
И она вдруг ощутила такое теплое, почти материнское чувство привязанности к Огнеяру, возвращенному из Подземелья ее усилиями, что испугалась за будущее: как ей пережить ту грядущую битву, в которой оба непримиримых противника дороги ей?
Дверь из верхних сеней внезапно распахнулась, внутрь проник сперва заостренный осиновый кол, потом чье-то бородатое лицо, выражавшее разом испуг и решимость. Позади мелькало еще несколько лиц и фигур.
Огнеяр мгновенно оказался на ногах: Дарована даже не успела заметить, как он вскочил, гребень отлетел в другой угол.
– Поди ты, Огненный Змей, под сухую корягу, где солнце не светит, роса не ложится… – суетливо и поспешно забубнил чей-то дрожащий голос.
– Чур! Чур! Рассыпься! – вразнобой закричало еще несколько голосов.
Острие осинового кола надвинулось на Огнеяра; из-за спины державшего его выскочил еще один мужик с корчажкой и плеснул на Огнеяра водой; в горнице запахло отваром травы дедовника. Огнеяр охнул и закрыл лицо рукавом; когда он опустил руку, лицо его недовольно искривилось, но он не рассыпался и не исчез.
– А ну брось, дурачье! – рявкнул он, и разноголосые заговоры прекратились.
– Ты – Огненный Змей? – неуверенно спросил тот, кто пришел с осиновым колом. Теперь Дарована узнала в нем княжеского дружинника, [58] которого видела утром во дворе.
– Я! – решительно подтвердил Огнеяр. – И что дальше?
Дружинник поглядел на Даровану, потом растерянно обернулся к своим помощникам. Такого они не ждали.
– Он не опасный! – подала голос Дарована. – Он не со злом пришел. Это же чуроборский князь Огнеяр. Мой названый брат, сын княгини Добровзоры. Я его позвала, и он ко мне пришел. А Огненным Змеем, так это чтобы быстрее. Вот и все. Ничего страшного.
– А мы думали… – забормотали челядинцы. – Видели люди Огненного Змея… Думали, за княгиней нашей прилетел… Князя-то как раз дома нет, ну, он и того… Мы думали…
– Думали! – передразнил Огнеяр. – Полотенце дайте!
Дружинник кинулся к полотенцу, которым раньше была покрыта кадушка, и подал его Огнеяру. Брезгливо морщась, Огнеяр стал вытирать лицо и волосы.
– Дрянью всякой… – бормотал он. – Чуть что, сразу за дедовник… Вам бы в морду этот дедовник, возьми его Вела…
Дарована улыбнулась и прикрыла рот рукой. Все знали, что Огнеяр почти неуязвим: он не боится огня и его не берет железо. Но отвар травы, прогоняющей нечисть, был ему неприятен, хотя большого вреда причинить не мог. Значит, все же что-то в нем есть такое… Да как не быть! Он же оборотень! Он же Князь Волков!
– Ну, ладно! – Огнеяр бросил полотенце на пол и обернулся к дружиннику: – Ты здесь над челядью старший?
– Я! – сознался дружинник, чувствуя себя дураком. Огненный Змей был несомненным Огненным Змеем, но вел себя уж очень странно.
– Покажи, где мне до утра прилечь, – распорядился Огнеяр. – А то… – Он весело оглянулся на Даровану, – как бы тут о девичьей чести худая слава не пошла. Огненный Змей как-никак!
– Княгиню бы спросить, – растерянно отозвался дружинник. – Князя-то нету дома…
– Не надо княгиню тревожить! – попросила Дарована. – Я же вам говорю: это Огнеяр Чуроборский, князь дебричей. Устройте его получше, а княгине утром скажете. Я сама ей все расскажу.
Дружинник недоверчиво просмотрел на нее. Эта девица, смолятическая княжна, и сама появилась как-то странно – как с неба упала. А тут еще этот… Огнеяр Огненный Змей! Что за напасти!