Ведунья с намеком смотрела на оборотня, ожидая, не спросит ли он о Милаве. Сама Милава всего три дня назад приходила к ней, сидела на этом же самом месте, смотрела в огонь, вздыхала, но тоже ни о чем и ни о ком не спросила. И сейчас, глядя на Огнеяра, Елова видела, что хотя бы в одном княжич-оборотень не отличается от простых парней.
– А жеребец мой где? – спросил он вместо этого.
– На займище свела. У Лобана на дворе живет. Девка за ним как за родным ходит.
Елова выжидающе замолчала. Оборотень переменился в лице, и только теперь с него исчезла звериная замкнутость. Но он опять промолчал. После встречи с Малинкой он особенно много думал о Милаве, но сейчас пришел сюда не ради нее.
– Вот что, матушка моя, – сказал он наконец и поднял глаза от огня. Красная искра на дне его зрачка, словно напитавшись пламенем, разгорелась ярче. – Хочу я тебя попросить… Позови Князя Кабанов.
Ведунья выронила ложку. Двадцать пять лет никому не удавалось так удивить ее.
– Зачем? – в изумлении воскликнула она, не веря своим ушам. – Что ты надумал?
Нежданная просьба Огнеяра встревожила ее. Князь Кабанов, Сильный Зверь этих мест, недолюбливал волков, и Елова знала, как его злит появление в ближних лесах нового оборотня.
– Зачем? – с неожиданной злобой повторил Огнеяр, в упор глядя на нее поверх пламени, и ведунья в замешательстве опустила глаза.
Никому не удавалось ее напугать и заставить отвести взгляд, но сын Велеса был не то что другие. Если простые люди подозревали и чуяли его страшную силу, то ведунья хорошо ее знала.
– Что же ты, матушка, сама не знаешь? – продолжал Огнеяр. – Шесть человек у вас волками остались! Меня за них из Чуробора выгнали, чуть на рогатину не посадили! Не меня, так хоть их тебе не жаль? Куда Кабан твой смотрит – под дуб, где желуди? Рылом только в землю уткнулся, а люди – пропадай? Девка ваша, Моховушка, который месяц в тоске, по лесам одна ходит, ее чуть мара давеча не сожрала – где Кабан был?
– Ты ведь ее научил по лесам ходить! – Ведунья опомнилась и вскинула на Огнеяра колючий обвиняющий взгляд. – Не ты – сидела бы дома, забыла бы давно все, с другим бы парнем сговорилась! А ты – ищи, найдешь! Ты сам ее в болото послал!
– Я? – грозно повторил Огнеяр, но тут же крепко прикусил нижнюю губу белым клыком. Он шел сюда не ссориться и сумел сдержаться.
– Так что же – пусть Князь Волков, старый людоед, чего хочет, то и вытворяет? – спросил он чуть погодя. – Кабану самому-то не обидно – ведь тут его земля!
– Чего ты хочешь?
– Поговорить с ним хочу. Может, вдвоем и придумаем, что делать.
Елова негромко засмеялась.
– Нет, голубь мой! – Она насмешливо покачала седой головой. – Что ему Велесом дано знать – то он знает. Что он сам повидал – то он помнит. А придумать… Нет, думать – не его дело.
Огнеяр помолчал, глядя на нее, а потом тоже усмехнулся. Ведунья знала, в чем силен ее Сильный Зверь, а чем боги обделили его. Знал это и сам Огнеяр.
– Позови, – снова попросил он. – Он думать не горазд – так хоть послушает.
– Тебя? – с насмешливым сомнением спросила Елова. – Он никого не слушает. Разве что Отца Стад послушал бы, да тот с ним не говорил отродясь.
– Так я же сын его.
– Не будет он тебя слушать!
– Зови! – прикрикнул Огнеяр, теряя терпение.
Все еще посмеиваясь, Елова сняла горшок с огня. Она послушалась, хотя двадцать пять лет не слушала никого, кроме Надвечного Мира. Но Огнеяр тоже принадлежал к нему.
Усевшись перед огнем, она опустила веки и стала перебирать кабаньи клыки в ожерелье у себя на груди, потом сжала в кулаке клык самого Князя, подаренный ей двадцать пять лет назад. Губы ее беззвучно забормотали что-то, дух устремился на поиски. Где-то в бескрайнем дремучем лесу был Князь Кабанов, и она звала его прийти.
Из-под камня очага Елова вынула клок жесткой темной шерсти и бросила в огонь. Кабанья щетина ярко вспыхнула, Огнеяр брезгливо сморщил нос, и в тот же миг Князь Кабанов услышал зов ведуньи. Теперь она знала, что он идет.
Из ларя Елова вынула просторную мужскую рубаху безо всяких вышивок. Держа крышку ларя поднятой, она оглянулась на Огнеяра, и он понял – его одежда и оружие лежат там же. Ему захотелось увидеть свои человеческие вещи, прикоснуться к ним, ощутить в ладони рукоять боевого топора, напоминавшей ему деда Гордеслава. Но время еще не пришло. Не стоит раздражать Сильного Зверя запахом стали. Это только люди думают, что она ничем не пахнет.
С рубахой в руках Елова вышла из избушки и повесила ее на ветку, где висела недавно рубаха Огнеяра. Вернувшись, она оставила дверь избушки открытой, чтобы свет огня был виден из леса далеко-далеко.
Огнеяр молча наблюдал за ее приготовлениями и ждал. Предстоящая встреча с Князем Кабанов его не радовала, но она была необходима.
После встречи с Малинкой на краю болота Огнеяр потерял покой. Как ни пытался он убедить себя, что ему нет дела до человеческих бед, как ни растравлял свои обиды воспоминаниями о последнем вечере на займище Моховиков или о чуроборском поединке, его родство с человеческим миром не хотело порастать быльем и снова напоминало о себе. Огнеяр жалел Малинку и ее жениха, тосковал по Милаве, снисходительно усмехался, вспоминая старейшин, искавших на него управы у князя Неизмира. Вдали от людей его злоба на них таяла, обиды показались незначительными и пустыми. К этому племени принадлежала его мать. Каждый день он пробегал многие десятки верст, даже когда не был голоден, но выносливые волчьи ноги не могли унести его от человеческого духа и разума, которые всегда сохраняет оборотень, рожденный человеком.
В лесу постепенно темнело. Было тихо, но где-то в глубине чащи появился Сильный Зверь. Ведунья и оборотень почуяли его приближение почти одновременно. Огнеяр подобрался; по привычке ему казалось, что волчьи уши чутко встают торчком у него на затылке, шерсть на спине ощутимо вздыбилась. Елова подкинула сухих веток в огонь.
– Идет, – шепнула она, но Огнеяр знал это и сам.
Ведунья сделала ему суровый знак глазами; он неслышно отошел в дальний темный угол избушки.
Оттуда ему не была видна поляна, но он ясно слышал, как шуршат ветки, задевая могучую щетинистую спину, как трещат сучки, попавшие под тяжелые копыта, как громко, горячо дышит Князь Кабанов. Вот он вышел на опушку… вот раздался удар, словно невидимая молния пала на землю. Сопение зверя сменилось учащенным дыханием, вырывающимся из человеческой груди. Чьи-то шаги тяжело, неуверенно прозвучали по мху, словно человек впервые встал после тяжелой болезни. Зашуршала ветка, затрещало полотно. И тяжко, словно застонав, проскрипела ступенька под тяжелыми стопами.
На пороге показался невысокий, коренастый, плечистый мужчина лет пятидесяти на вид, с короткой толстой шеей. Лицо его было коричневым и морщинистым, густые жесткие черные волосы падали с низкого лба, почти закрывая маленькие желто-зеленые глаза, густая темная борода почти скрывала черты. На нем была надета только та рубаха, что Елова повесила на ветку, подошвы его босых ног были грубы, как копыта.