Чародейка с тревогой ждала продолжения и с трудом сохраняла внешнее спокойствие. Раз уж она застала Байана живым, то дать ему погибнуть означало погубить и себя саму, окончательно убить доверие Держимира. А если Байана назовут «черным глазом», то спасти его от смерти будет почти невозможно.
– Там с ним одна девка ходит, – запинаясь, продолжал Заревник. – Рыжая такая, глаза как янтарь. Он и ее, как видно, приворожил. Ты бы, матушка, помогла ей.
– Я понимаю тебя, – мягко сказала Звенила. Глядя в смущенное лицо Заревника, она старалась подавить усмешку: ей стало ясно все, что здесь произошло. Несмотря на смуглую кожу и черные глаза, веселый и горячий брат Держимира сумел и в Прямичеве «приворожить» немало девушек. – Я возьму у нее любовь к нему. Ты хочешь, я передам ее тебе?
Заревник вскинул на нее глаза с таким благоговением, что Звенила чуть было не устыдилась. Отнять любовь она могла, а передать – нет. Но чувства речевинских парней и девушек ее не занимали. Она хотела одного – найти Байана и живым вывести его за Истир. Озвень с пятью кметями ждал ее в густых зарослях на берегу, и еще два десятка укрывалось за рекой, готовые броситься сюда по первому знаку. Озвеню во что бы то ни стало требовалось оправдаться, и ради этого он не побоялся бы спалить все речевинские огнища над Истиром.
Ласковым кивком простившись с Заревником, Звенила неспешно пошла в ворота. Ее не заботило, что она скажет хозяевам. Разве мало служительниц Макоши ходит от одного рода к другому, помогая лечебными травами, снимая сглазы, не обращая внимания на границы племен? Все говорлинские племена – единый народ, почитающий одних и тех же богов.
* * *
– Макошь будь с тобой, кума! Не знаю я ничего, и не говори! – Бабка Гладина отмахивалась обеими руками, не желая даже слушать Овсянку.
– Да как так – не знаешь? – недоумевала Перепелиха. – Был же у вас такой холоп, черный весь, вы его еще Грачом кликали. Был или нет?
– Может, и был, а я знать ничего не знаю! Прости – корова у меня…
Бабка Гладина устремилась в хлев, а Овсянка изумленно развела руками. Как это – большуха у себя дома не знает, был холоп или не был! Когда про любого нового человека сразу узнают все на пять дней пути!
– Пойдем у Варовита спросим, – сказала она Звениле. – Уж у него-то авось память не отшибло! Был же у них такой холоп, не примерещилось же нам всем! Я сама его сколько раз видела! И все со Смеянкой!
Но и у Варовита гостьи добились немного толку. Старейшина, правда, не притворялся, что у него отшибло память и он не помнит никакого холопа, но разговаривать об этом явно не хотел.
– Ну, может, и был такой холоп… – неохотно говорил он, отводя глаза и хмурясь. – Да только что-то мы его давно не видали… Делся куда-то, сбежал, наверное, да и ну его к лешему…
– Послушай, добрый человек! – принялась убеждать Звенила. – Он вам много вреда сделает!
Ровная мягкая улыбка ей трудно давалась: ее колотила внутренняя дрожь, от которой даже подвески звенели. Почему они не хотят говорить о нем? Где он? Что они с ним сделали? Тревога томила и мучила Звенилу, как зубная боль, она с трудом сдерживалась.
– Сына моего он сглазил! – горячо подхватила Овсянка, почти перебив ведунью. – Ты бы его видел, дед! Не ел, не пил, на белый свет не глядел! Уж мы его и водой, и словом, и кнутом – ничего не могло сглаза снять! Вот, Макоши спасибо, мудрая женщина нам помогла парня от порчи избавить! – Овсянка размашисто поклонилась Звениле и снова обратилась к Варовиту: – И как вы не боитесь его на огнище у себя держать? Хоть он парень и здоровый, а все же зря! Перепортит он вам всех женщин, всех детей, всю скотину! Гоните его подальше!
– Да уж нет его у нас! – с досадой повторил Варовит. – И не знаю я, где он, и знать не хочу!
– Да не мог ведь он от вас уйти! – воскликнула упрямая Овсянка. – Ваши же бабы рассказывали – Творян на него такой науз наложил, что он с вашей земли нипочем не уйдет!
Варовит досадливо вздохнул, кляня болтливых баб. А Звенила встрепенулась: так вот почему Байан не мог уйти сам! Но куда же они его дели?
– Ты, дед, смотри! – начиная сердиться, пригрозила Овсянка. – Я ведь молчать не буду, нашим мужикам скажу! И Мякине скажу! Вам, может, пять гривен жалко, а нам не надо, чтобы он нам всех детей перепортил! Не знаешь, где он, – так наши сами придут поищут!
– Да ты что, кума! – рассердился Варовит. – Полудянка тебе голову на лугу закружила! Да разве стал бы я дурного человека у себя прятать! У меня, чай, тоже дети есть, я из ума не выжил! Был он, говорю тебе, да нету! Не знаю я, куда его Смеянка задевала!
– Так ты у Смеянки-то и спроси! – напористо подсказала Овсянка. – И вот что я тебе скажу, дед: кабы эта девка была моя, я бы ей водиться с холопом черным не дала бы! Она у вас и так непутевая, а он еще и ее сглазит – совсем пропадет! Вот как мой Заревник едва не пропал…
– Так, говоришь, матушка, сняла ты с Заревника порчу? – спросила бабка Гладина. Из хлева она вернулась удивительно быстро, не в силах оставаться в стороне от такого важного дела.
Овсянка принялась снова рассказывать об избавлении Заревника, а Звенила незаметно оглядывалась вокруг. С каждым мгновением чувство тревоги становилось острее, Звенила незаметно покусывала губы и сжимала кулаки, чтобы пальцы не дрожали. Она чуяла след знакомого духа, знала, что Байан-А-Тан где-то близко. Его образ она смутно угадывала в мыслях и этого старика, и его неразговорчивой жены. Баян где-то рядом, но куда его спрятали?
– Может, и правда, дед, расспросить Смеянку? – нерешительно предложила бабка Гладина. – Что-то она тоже вот уж третий день невеселая ходит…
– Оно верно… – пробормотал Варовит. – Невеселая…
Со времени приезда князя Велемога прошло уже больше недели, и все это время Грач не появлялся на огнище Ольховиков. Смеяна часто исчезала из дома, уносила горбушки хлеба, и старик не сомневался, что она прячет своего холопа где-то в лесу, но не расспрашивал, опасаясь, что городник как-нибудь дознается. Но последние три дня девчонка уже не пропадала от рассвета до заката, а почти все время проводила дома, такая скучная, что бабки и тетки забеспокоились, не заболела ли их егоза. Она не смеялась, не пела, не играла с младшими, а сидела, вяло тюкая пестом о дно ступки. Послушав Овсянку, Варовит и Гладина встревожились: а вдруг и правда сглаз?
Боговита с его кметями сегодня не было: он уехал к Чернопольцам, у которых имелись богатые дубравы, и назад его ждали дня через три-четыре. Сегодня можно вспомнить и о Граче.
– Ну, Смеянку так Смеяну! – согласился Варовит и повел Звенилу в избу деда Добрени.
– Вот она знает! – сказала Гладина, показав чародейке Смеяну. Та лишь на миг подняла глаза, бросила на пришедших равнодушный взгляд и снова обратилась к своей ступке.
А Звенила окинула ее жадным взором, как будто хотела съесть. Рыжеволосая девушка выделялась среди русых Ольховиков, и чародейка сразу вспомнила слова Заревника. Несомненно, это она. Даже не подходя близко, Звенила видела на челе девушки тень Байана: она думала о нем. Она обязательно что-то знает. Только эта девчонка осталась последним препятствием, отделявшим чародейку от Байана, от Держимира и его долгожданной благодарности. Впившись в Смеяну взглядом, Звенила с трудом сдерживала желание вцепиться в рыжую, как коршун в курочку. Но в полутьме избы не было видно теней, мелькнувших на ее лице.