– Кого с собой возьмешь?
– Никого. Один справлюсь.
– Меня возьми, – тихо попросил Тополь. – Ты-то справишься, да мне самому надо.
Огнеяр хотел ехать один, но в серых глазах названого брата он ясно увидел какую-то затаенную важную мысль. Он мог бы и разглядеть, какую именно, но не стал. Надо так надо.
– Надо – поедем, – согласился Огнеяр. – Давай седлай – у нас трех дней полных нет.
До знакомых мест Огнеяр и Тополь добрались под самый вечер Ярилина дня. Проезжая вдоль Белезени, они везде видели одно и то же – чахлые луга, где скотина едва-едва находила как прокормиться, высохшие поля, покрытые бледными вялыми ростками.
Но едва они оказались в пределах угодий Моховиков, а потом Вешничей, как все по волшебству изменилось: на лугах волновались пышные травы, поля весело зеленели живыми ростками ячменя и пшеницы. И птицы в здешних лесах пели веселее, а Огнеяр чуял вокруг множество всякой дичи.
Даже Тополь легко заметил разницу и тихо удивленно посвистывал, оглядываясь вокруг.
– Чем-то здешние хозяева на диво богаты! – приговаривал он. – То ли гребень Додолы, то ли ключ от Сварожьих колодцев где-то подобрали.
– Берегиня у Вешничей в роду живет, – ответил Огнеяр, вспоминая голубоглазую красавицу, которую видел почти год назад, после Купалы. – А Моховикам она тоже вроде родни. С ней и благоденствие пришло на оба рода.
Говоря это, он постарался отогнать прочь досаду. Все эти долгие месяцы он не мог спокойно думать о Дивнице-Горлинке, не мог ей простить ухода Милавы в Верхнее Небо, хотя сама Горлинка мало в чем была виновата. Она так же не хотела отдавать свои лебединые крылья, как Милава не хотела их принимать. Огнеяр всеми силами пытался изгнать из души досаду – ему предстояло небывалое дело, и идти на него требовалось с чистым сердцем. Он вспоминал Милаву, каждую встречу с ней, каждый ее взгляд и каждое слово. И особенно те, последние, которые она кричала ему зимой на поляне перед Еловиной избушкой: «Вернись, я же люблю тебя!» Ее любовь сейчас была важнее всего. Только любовь, если она сохранила ее в Верхнем Небе, могла помочь им обоим и всей земле дебричей.
Неподалеку от займища Огнеяр и Тополь, привязав в укромном месте коней, разделились: дальше у каждого была своя дорога. От берега реки до их слуха долетали песни, смех, веселые крики. Вешничам и Моховикам не страшна была засуха, не было причин печалиться и тревожиться о будущем. Благосклонность богов пребывала с ними, и они радостно чествовали Ладу и Ярилу, новые женихи приглядывали новых невест. Жизнь человеческого рода шла по установленному богами порядку, а неизбежные горести, болезни и сама смерть были забыты и бессильны в этот велик-день молодости и радости.
Тополь вышел на берег, где на луговине перед березняком горели костры и кружились хороводы. В прозрачной полутьме вертелись стройные девичьи фигуры, от каждой веяло цветами, в каждую вселился дух прекрасной богини Лады. Оглядывая пестрые стайки, Тополь искал одну – Березку. Все эти долгие месяцы он вспоминал о ней. Если бы не пришлось им так поспешно уезжать прошлой осенью от Моховиков, если была бы какая-то возможность помириться с этим родом, то он просил бы ее в жены. Но вместе с Огнеяром Моховики прокляли и всех его кметей, в каждом видели нечисть. А Тополь не мог забыть смелую сероглазую красавицу, ему досадно, почти страшно было думать, что она за это время вышла замуж. Наверно, вышла – такой красавице в девках долго сидеть не дадут. Но все же, может быть… Она говорила, что любит его и будет ждать – может быть, это все же были не пустые слова?
Он обходил один хоровод за другим, его толкали на бегу, звали в круг, девушки со смехом надевали ему на голову душистые потрепанные венки. В сумерках и суете его никто не узнал, да никто и не приглядывался – в эти ночи все окрестные роды смешивались в один. А Березки нигде не было. Все-таки она вышла замуж – теперь ее надо искать не в девичьих, а только в общих хороводах. А зачем там-то искать?
Почти отчаявшись, Тополь решился-таки спросить.
– А где Березка? – окликнул он нескольких девушек, лица которых показались ему смутно знакомы – вроде видел у Моховиков.
– Да где ей быть – дома, дитя нянчит! – откликнулась одна из девушек, не разглядев в темноте, кто спросил.
– Да зачем она тебе? – крикнула другая. – Мы разве хуже? И без приданого! Поди, поди к ней, коли давно ухватом по лбу не получал!
Смеясь, девушки убежали к берегу, а Тополь сел на траву и сжал голову руками. Услышав про дитя, он сперва подумал, что Березка вышла замуж. Но раз она все-таки может пойти на игрища – значит, нет. И при чем был бы ухват по лбу? У бабы муж есть, ей ухват не нужен.
Рывком поднявшись, Тополь пошел к займищу, потом побежал, как олень, стремясь скорее узнать правду. Если так… У него дух захватывало от мысли, что у него, быть может, есть ребенок. Ведь сказала ему вещая женщина с Макошиной горы: в чужом дому он своего добра не знает! Вот оно, его добро!
Ворота займища были раскрыты, двор пуст. Во всех избах было тихо – дома остались только старики да малые дети. Неслышно пройдя по двору, Тополь приблизился к знакомой избе – здесь жила семья Березки. Возле отволоченного окошка он замер и прислушался.
Ласточки спят
Все по гнездышкам,
Куницы спят
Все по норочкам,
Серы волки спят,
Где им вздумается, —
раздавалось из избы тихое размеренное пение, слышалось поскрипывание люльки. Это был голос Березки, немного изменившийся, ставший более глубоким, полным чего-то нового – заботы, печали, любви. Тополь прислонился лбом к жесткому краю венца. Она не уехала в другой род, значит, она не замужем. И ребенок ее – это его ребенок.
Тополь ступил на крыльцо, ступенька тихо скрипнула. Дверь была приоткрыта, он потянул ее и шагнул через порог в избу. Было почти темно, но он ясно увидел знакомый стройный стан в белой рубахе возле колыбели. На плече Березки лежала коса, только без девичьего венца – уже не пристало.
– Кто там? – шепотом спросила она. – Ты, брате? Уже нагулялся? Не топай, медведь.
– Долго же я гулял, – шепотом ответил Тополь, и не потому, что боялся разбудить ребенка, а потому, что перехватило горло. – Да вот пришел наконец. Не забыла?
Березка вскочила на ноги и тихо ахнула, прижала ладонь ко рту. По первому звуку голоса она узнала его, разглядела знакомое в темной фигуре у порога. Все эти полтора года она ждала, что он вернется, не хотела идти замуж, хотя взять ее и с ребенком было немало охотников. Ведь не чей-нибудь ребенок – кметя княжеского, мальчишка крепкий, быстро вырастет, сильным будет. Но Березка не хотела другого мужа, и родня ее не неволила. И девку сохранить, и мальчишку получить – чего лучше? А Березка упрямо ждала, каждый вещий срок гадала о нем, сначала у Еловы, потом у Горлинки, и обе вещие женщины обещали ей – он вернется.
– Это ты? – Березка сначала нерешительно шагнула, а потом метнулась к нему, схватила за плечи, словно не веря. – Ты?