– Что – он? – Эрнольв вскочил с места, но опомнился и снова сел. – Что?
– А он ушел к живому, – устало отозвалась Тордис. – Живой снял его с мертвого. И Халльмунда мы не найдем никогда, никогда…
Она сжала голову руками и стала горестно раскачиваться, спрятав лицо под спутанными волосами. Эрнольв сидел на своей скамье, не зная, как отнестись к этому открытию. Кто-то снял амулет с тела Халльмунда? И… и носит? Вот почему сам он не мог набраться решимости снять свою половинку – не пускало слабое притяжение чужого, но живого человека!
– Что же мне теперь делать? – недоуменно воскликнул Эрнольв и умоляюще взглянул на Тордис. Ах, будь в ней хоть чуть-чуть побольше здравого рассудка! – Снять свою половину? Кто бы там ни подобрал полумесяц – он мне не брат, он мне не нужен!
– Можешь снять, – равнодушно и устало бросила Тордис. Теперь она сидела, вяло уронив руки на колени, и смотрела мимо Эрнольва в лес через раскрытую дверь избушки. – Зачем тебе чужой брат? А он пусть носит. Ведь рунный полумесяц и один принесет здоровье и удачу. В нем руны силы. Пусть он владеет. А тебе не надо…
– Да как так – не надо? – возмутился Эрнольв и вскочил, в последний миг сообразив пригнуться, чтобы не удариться головой о низкую кровлю. – Это наше! Это наш родовой амулет, никакие квитты не имеют на него права! Или кто он там, чтобы его тролли взяли!
– Теперь не возьмут, – вяло поправила Тордис. – С ним Тюр и Олгиз. И Манн. Теперь его так просто не возьмешь!
Эрнольв снова сел, бесцельно сжал кулаки, кипя от возмущения. Руна Манн, разрубленная пополам на середине рунной луны, должна охранять братьев из их рода, а вовсе не приносить удачу тому, кто ограбил тело Халльмунда. И рунный полумесяц должен вернуться! У мертвого ничего не возьмешь – но живого можно и нужно заставить вернуть то, что он взял!
– Забирай! – Тордис протянула ему амулет. – Мне не нужно твоего золота. Оно тяжелое.
Эрнольв взял у сестры золотой полумесяц и в нерешительности повертел, не зная, что с ним делать.
– Отдай матери, пусть спрячет, – посоветовала Тордис. – Если его не носить, то связь между половинками будет слабеть и совсем прекратится. И уходи. Я от тебя устала.
С этими словами Тордис улеглась на пол прямо там, где сидела, закрыла лицо волосами и затихла. А Эрнольв все стоял возле порога. Она права: если не носить одну из половинок, то связь между ними ослабеет и пропадет. И будущие поколения рода не получат амулета, охраняющего братьев. Да и второй половинки не получат. Как ее искать? Как найти кусочек золота размером с половину березового листочка на чужом полуострове, среди десятков тысяч чужих людей?
– Послушай, Тордис, – позвал Эрнольв. Она не ответила, но он продолжал: – А если я буду носить свою половину, они по-старому будут тянуться друг к другу?
– Живое всегда бежит от мертвого и тянется к живому, – вялым голосом ответила из-под волос Тордис. – Я же тебе сказала: уходи, я устала.
Эрнольв шагнул через порог. Жмурясь от дневного света, слишком яркого после полутьмы домика, он опять надел ремешок на шею и сунул золотой полумесяц под рубаху.
Для рода Стролингов настали невеселые времена. Вот уже десять дней по округе ходили разговоры о мертвеце. И если бы только разговоры! Ходил и сам мертвец. Его видели в разных местах, в сумерках и на рассвете, ночами он бродил вокруг усадеб и дворов, стучал в двери, тряс столбы. С приближением вечера люди прятались по домам, разводили огонь и жались друг к другу, обложившись самыми разными амулетами, от древних мечей до стеблей чертополоха. Пастухи отказывались ночевать со стадами на пастбищах.
Рагна-Гейда жадно собирала все слухи о мертвеце, и ее терзало непонятное, но сильное беспокойство, отчасти сходное с угрызениями совести. Хоть потревожили курган ее братья, но их подбил на это Вигмар. Это придумал Вигмар, но… Но сама она, быть может, стала причиной того, что он вечно ищет случая отличиться, посадить в лужу и ее братьев, и всех прочих, например, Модвида и Атли. Пусть между нею и Вигмаром не было сказано ни слова о золоте Гаммаль-Хьерта, но Рагна-Гейда привыкла соотносить все поступки Вигмара с собой и не ошибалась. «Да кто он мне? – с мучительной досадой рассуждала она по ночам, не в силах заснуть. – Разве я просила об этом, требовала каких-то подвигов? Он сам все это придумал. У него вечно колючка в башмаке – нет покоя. А я чем виновата, если он сумасшедший?» Но спокойнее от этих бессвязных рассуждений не становилось. «Похоже на то, что наша девушка влюбилась! – зевая, рассуждали по утрам служанки. – Всю ночь не спит, все ворочается!» И Рагна-Гейда не знала, сердиться или смеяться.
– Там, у Торда Косого, говорят, это все оттого, что удача покинула Стролингов! – шепотом рассказывала Рагне-Гейде служанка Ауд, ездившая в одну из соседних усадеб к родичам. – А там еще была старая Дюлле, так она бормотала, что это все к большой беде. Все равно что увидеть в небе звезду в обличье дракона!
– Это все от бабской болтовни! – злобно отвечал Гейр. – Звезда им в обличье дракона! Попадись мне эта старая троллиха…
Рагна-Гейда положила ладонь ему на колено, и брат замолчал. Он и сам понимал, что глупо бранить старух, когда сам и выпустил мертвеца из могилы, но выдержки не хватало на молчание.
– Смотри, больше никому не рассказывай об этом! – велела она Ауд, и девушка закивала, с серьезным видом тараща глаза. – Если дойдет до отца, то ему это совсем не понравится. И все это неправда. Удача Стролингов никуда не делась. Наши родичи выпустили мертвеца, они и загонят его обратно. И если те трое бродяг, что сидят сейчас на кухне, станут об этом спрашивать, так им и скажи!
Но слухи все равно ползли среди домочадцев, и это означало, что за пределами усадьбы Стролингов они носятся бурными волнами. Доходили они и до хозяев – таким людям, как Модвид Весло или Логмунд Лягушка, не завяжешь рот платком. Сначала Кольбьерн не хотел верить слухам, не поверил даже Гриму Опушке, хотя тот настолько славился своей честностью и правдивостью, что даже очень знатные люди порой приглашали его быть свидетелем своих сделок. Но вскоре мертвый оборотень добрался и до своих настоящих обидчиков.
Первые вести принесли рабы. Однажды утром, бросив скотину, они во весь дух прибежали с пастбища, и у всех вместо лиц были бледные личины страха.
– Что такое? – гневно воскликнул Кольбьерн, выйдя во двор. Рагна-Гейда и Гейр выглядывали из-за его плеча, у дверей дружинных домов толпились хирдманы, из хлевов и конюшен смотрели рабы, потихоньку отталкивая друг друга. – Почему вы бросили стадо? Что вы несетесь, ведьмины дети, как будто за вами гонится мертвец?
– Пришел… Он пришел… – бессвязно бормотали рабы и все оглядывались назад.
– Кто пришел?
– Ста… Старый… – Рабы не смели назвать имя того, кого так боялись. – Тот мертвый оборотень, которого потревожили в могиле!
Наконец, испугавшись хозяйского гнева не меньше, чем мертвеца, пастухи взяли себя в руки и рассказали, как все было. В полночь они услышали суматошное мычание и увидели страшную рогатую тень, гонявшуюся за коровами по темному загону. Коровы давили и топтали друг друга, а тень кидалась на всех подряд и била рогами. Вопли, стоны, мычание несчастных животных, дикий яростный рев чудовища висел над луговиной, а пастухи до утра сидели в землянке, дрожа от ужаса и призывая богов. С первыми проблесками зари мертвец исчез, зато нашлись два десятка убитых или покалеченных коров.