– А два наших клыка, капитан? По-вашему, они ничего не стоят? – возразил Пьер Берто.
– Значит, вы полагаете, ребята, что нам нечего бояться?
– Нет, – подтвердил Пьер Берто. – Мы их прихлопнем вот так.
Он прищелкнул большим и средним пальцами.
– Давайте сначала узнаем, с кем имеем дело, – предложил капитан.
Он снова обратился к Парижанину.
– Эй, наверху! Ты знаешь все посудины этих еретиков, словно сам их крестил. Можешь мне сказать, что это за бриг?
Парижанин поднес трубу к глазам, осмотрел бриг со вниманием, свидетельствовавшим о том, как горячо ему хотелось оправдать доверие капитана, и, сложив наконец трубу, словно ему нечего больше высматривать, произнес:
– Капитан! Это «Калипсо».
– Браво! – сказал Пьер Эрбель. – Ну что ж, ребятки, пойдемте утешим ее после отъезда «Улисса».
Экипаж понял эти слова буквально, так как матросы не знали, что хотел сказать капитан, однако смекнули, что это одна из обычных странных шуток Пьера Эрбеля, какие он любит отпускать перед стычкой.
Слова капитана были встречены таким громким криком «ура!», что, прозвучи он на римском форуме, пролетающий над ним ворон упал бы замертво от страха.
Другой капитан долго бы думал, прежде чем напасть на корабль, в полтора раза превышающий по вооружению его самого; однако капитан Эрбель испытывал удовлетворение, знакомое каждому смельчаку, встречающему достойного противника.
Как только отзвучали крики одобрения, капитан с довольным видом посмотрел на загорелые лица матросов, не сводивших с него горящих глаз и показывавших в улыбке белоснежные зубы.
– Спрашиваю в последний раз: вы твердо решили? – громко произнес он.
– Да, да, – единодушно отозвались матросы.
– Вы готовы биться до последнего?
– Да! – донеслось со всех сторон.
– И даже больше! – прибавил Парижанин со своей выбленки.
– В таком случае, братцы, вперед! Поднимите трехцветный флаг и внимательно следите за тем? как поведет себя «Калипсо».
Приказание капитана было исполнено. Война разгоралась, подобно радуге, и все взгляды были направлены в сторону неприятельского брига.
Едва французский флаг был водружен, как, словно приняв вызов, англичане подняли и свой флаг, да еще сопроводили это пушечным выстрелом.
«Прекрасная Тереза» пока не трогала чехол, скрывавший батарею, сохраняя скромный и безобидный вид, более подобавший простому торговому судну.
– Мы посмотрели, теперь давайте послушаем, – предложил Пьер Эрбель.
Матросы «Прекрасной Терезы» стали прислушиваться, и, хотя их еще отделяло от «Калипсо» приличное расстояние, ветер донес до их слуха барабанный бой.
– Отлично! Их нельзя обвинить в том, что они скрывают свои намерения, – молвил Пьер Эрбель. – Ну, дети мои, покажем, на что мы способны, мэтру Джону Булю; пусть знает, что если зубов у нас и не полон рот, как у него, то кусаться мы все-таки умеем.
Едва он успел отдать этот приказ, как чехол, скрывавший батарею «Прекрасной Терезы», исчез как по волшебству, и с борта «Калипсо» могли теперь, в свою очередь, насчитать с каждой стороны «Прекрасной Терезы» по дюжине портов, а в каждом из них – по восемнадцатифунтовой пушке.
Затем Щелкунчик, бывший на судне не только юнгой, но еще и флейтистом, соскользнул с марса на палубу в одно время с барабанщиком; тот поднял палочки, приготовившись по знаку капитана извлечь первый звук из своего певучего инструмента.
Капитан подал долгожданный знак.
На «Прекрасной Терезе» заиграли «По местам стоять, к бою готовиться!»: барабанная дробь прокатилась по палубе, проникла в задний люк и снова вырвалась через передний на свободу под аккомпанемент Щелкунчика, умудрявшегося играть к бою в виде вариации на тему народной песни: «Счастливого пути, мсье Моле!»
Первые же звуки обоих инструментов произвели поистине магическое действие.
В одно мгновение каждый матрос занял положенное ему в подобных обстоятельствах место, вооружившись тем, что ему полагалось.
Марсовые матросы бросились на марсы с карабинами в руках; те, что были вооружены мушкетами, выстроились на баке и шкафуте; мушкетоны были устроены на подставках, а пушки выкатили. Запасы гранат были приготовлены на каждом шагу, откуда только можно было вести огонь по палубе неприятельского судна. Наконец главный старшина приказал подобрать все шкоты и приготовить запалы и абордажные крючья.
Вот что происходило на палубе.
Но под палубой, или, иначе говоря, в утробе судна, поднялась ничуть не меньшая суета.
Пороховые склады были вскрыты, сигнальные огни зажжены, а перегородки разобраны.
Образовалась группа шутников: это были самые высокие и мускулистые матросы «Прекрасной Терезы». Каждый выбрал оружие по себе: один – топорик, другой – гарпун, третий – копье.
Они напоминали великанов, вооруженных давно уже исчезнувшим из обихода оружием, бывшим в употреблении в дни титанов, но незнакомым со славных времен Антея, Анкелада и Жериона.
Капитан Эрбель, сунув руки в карманы бархатной куртки, в которой он сильно смахивал на мирного буржуа из Сен-Мало, гуляющего на молу в воскресный денек, обошел судно, удовлетворенно подмигивая то тому, то другому; при этом он щедро раздавал табак, отламывая от скрученных в трубку табачных листьев, торчавших у него из кармана, будто голова любопытного ужа.
Окончив осмотр, он сказал:
– Дети мои! Вы, вероятно, знаете, что на днях я женюсь.
– Нет, капитан, – возразили матросы, – нам об этом ничего не известно.
– Ну, будем считать, что я поставил вас в известность.
– Спасибо, капитан, – поблагодарили матросы. – А когда свадьба?
– Пока не знаю точно. Зато одно я знаю твердо.
– Что, капитан?
– Если уж я женюсь, то подарю госпоже Эрбель мальчика.
– Надеемся, что так и будет, – засмеялись матросы.
– Обещаю вам, братцы: кто спрыгнет на палубу «Калипсо»
вторым, станет крестным отцом моего сына.
– А первый что получит? – не утерпел Парижанин.
– Первому я раскрою топором череп, – пригрозил капитан. – Пока я здесь, я не потерплю, чтобы кто-то лез вперед меня!
Итак, договорились, ребятки: подтягивайте на гитовы грот и бизань, убирайте бом-кливер, иначе англичанин никогда нас не догонит и мы так и не поговорим.
– Отлично! – обрадовался Парижанин. – Я вижу, капитан не прочь сыграть в кегли. Займи свое место, Пьер Берто!
Тот взглянул на капитана, желая понять, следует ли ему исполнить предложение Парижанина.
Эрбель кивнул.