Бергвид задыхался от гордости, что приходится сыном такой выдающейся женщине, что кровно причастен к этим волнующим, грандиозным событиям. «Вёльсунг-сага» бледнеет рядом с сагой о Далле дочери Бергтора! И ведь он, Бергвид, сопровождал ее во всех превратностях судьбы! Он был младенцем, но на руках у матери он сопутствовал ей, его глупые детские глаза видели всех этих людей, которые так много для нее значили… И ему уже казалось, что он так же тесно привязан к этому славному и мрачному прошлому, что оно не кончилось, не прервалось, а лишь затаилось, как огонь под слоем пепла, и вот наконец вспыхнуло, осветило ему дорогу судьбы! Осенним днем в запахе ветра Бергвиду чудился запах весенней грозы. Молния разбила его неведение и беспамятство, он вспомнил самого себя и снова стал тем, кем был от рождения – Бергвидом, сыном Стюрмира и Даллы! Все эти грозные события происходили как будто вчера… но как хорошо, что теперь он мужчина и может постоять за себя и свои права! Он, Бергвид сын Стюрмира, законный конунг квиттов! С каждым мгновением Бергвид рос в собственных глазах: высокий род, слава, обиды и обязанность мести делали его огромным, как эта ель, как гора. Неведомые силы бурлили в нем и рвались на волю, и ветер торжествующе ревел, словно признал в нем брата.
– Ты можешь все! – добавила Далла, судорожно покашливая и стараясь одолеть кашель, мешавший ей говорить. – Ты – конунг, твоя сила в десять, в сто раз больше силы простых людей! На тебя смотрят боги! Попроси их – и они не откажут тебе! Проси богов наслать бурю на твоих врагов – и они тебя услышат! Твоих врагов выбросит на камни, а Дракон Памяти, кубок твоих предков, волна принесет к самым твоим ногам! Только ты достоин владеть сокровищем твоей матери. Иди! Ты должен вернуть его мне.
Далла вскочила с камня и сильно рванула сына за руку. Ветер трепал края ее темного плаща, за ее спиной разворачивалась глубина долины, полная ветра. Казалось, сейчас женщина взлетит, как валькирия. Нет, даже те две великанши, что конунг Фроди посадил за жернова молоть ему золото и счастье, не прятали в себе таких исполинских сил, как эта маленькая, исхудалая, замученная лихорадкой и кашлем женщина. Все эти годы она носила в себе огонь, и он выжег ее изнутри. Хрупкая оболочка прогорала, огонь готов был вырваться наружу, с ревом и треском смести и поглотить все… Сильный, здоровый восемнадцатилетний парень стоял перед ней в ужасе и благоговении, восхищенный и подавленный своей ослепительной и грозной судьбой, которую воплощала его мать.
– Иди! – Далла махнула рукой к морю. – Ты видишь – там паруса! Они спустили корабли на воду! Иди к ревущей сосне и попроси у богов бури! И ты увидишь, как эти паруса окунутся в волны, ты увидишь, как волны будут лизать перевернутые днища, ты услышишь жалкие крики тех наглецов, которые посмели запереть тебя в бане! Ты увидишь мертвым, утонувшим того мерзавца, который зовет себя Лейрингом, но смеет идти против чести и долга, отнимает законное право у того, кто много его выше! Иди и возьми твое наследство из его холодных мертвых рук! Иди!
И Бергвид пошел вниз с перевала, не смея даже оглянуться. Слова матери, смешанные со свистом ветра, звенели и бились у него в голове. Так могла бы приказывать богиня, а ее слова вместе с приказом дают и силу его исполнить. Бергвид все ускорял шаг, и идти вниз по каменистым уступам горы казалось все легче и легче, как будто сам он с каждым шагом становился все сильнее и сильнее. Дышалось легко, по жилам разливалась мощь. Буря? Он найдет бурю для своих врагов! И весь мир узнает, что конунг Бергвид сын Стюрмира больше не считает себя рабом по имени Сварт!
Далла опустилась на камень, судорожно кашляя и давясь. Она задыхалась, на лице ее было мучение; хотелось посмотреть вслед сыну, но не хватало сил поднять голову. Она столько мечтала об этом часе, и вот он настал, но вместо торжества ее переполнило чувство потери. Она привыкла к мысли, что сын – это меч в ее руке, и вот этот меч вырвался на волю, а она осталась, одинокая и бессильная, выполнившая свое назначение и не нужная никому. Захотелось вернуть его, но поздно – он далеко, за шумом ветра он ее не услышит, и нет у нее сил даже встать и крикнуть. Все кончено…
Мучительная боль разрывала грудь. Далла из рода Лейрингов смотрела прямо в глаза судьбе и впервые в жизни, без тщеславия, упрямства и зависти честно осознавала жестокую правду. Она возродила конунга, но ей самой это стоило жизни; может быть, сын ее добьется славы, но она этого уже не увидит. Все существо Даллы кричало о несправедливости судьбы, которая заставляет ее умереть сейчас, когда вот-вот начнется новая, настоящая жизнь, но она оказалась бессильна перед этой несправедливостью, и сознание этого мучило ее сильнее удушья и боли в груди. Все кончено, стремление к мести перестало ее поддерживать, душу залила пустота, и сожженному болезнью телу больше негде было взять сил. Ни чести, ни любви, ни надежды – только холодный камень, рвущая боль в груди и скачущие пламенные пятна перед глазами.
Ветер был попутным, и победители оборотня отплыли от берега в полном блеске славы, распустив цветные паруса. На свой корабль Гельд пригласил и Ярну, чтобы подвезти ее до дома: пешком она добиралась бы целый день.
– А здорово прокатиться на таком кораблике! – обрадовалась она. – У меня-то тоже лодка ничего себе, мы еще вдвоем с папашкой ее делали, но на такой морской зверюге я сроду не бывала!
– Может быть, хочешь прокатиться на звере побольше? – Гельд кивнул ей на «Дракона», которого как раз сталкивали в воду. – Я попрошу Фримода ярла, он возьмет тебя на корабль.
– Нет, пусть на своем страхолюдине ярл сам катается! – Ярна помотала головой. – Нам бы чего попроще. Я тебе скажу: Фримод ярл, конечно, умный человек, знатный, доблестный и все такое, но, по-моему, глупо разгуливать по морю на таком огромном и страшном корабле!
– Почему же? – оживленно осведомился Гельд.
– Потому что Мировая Змея его заприметит и решит, что это народился другой дракон, который хочет занять ее место. Она так подумает и утянет его под воду. Ну, хочешь ты быть на таком корабле?
– Да, пожалуй, не хочется, – Гельд не мог не согласиться. – Но, я думаю, по дороге до твоего дома ничего такого не случится.
– Ты думаешь? – Ярна с сомнением покосилась на него. – Провалиться мне, если все так и кончится. В том волке слишком много злобы было, чтобы она вот так просто вся и кончилась. Вы ему брюхо-то вспороли, злоба-то вышла и теперь тут в воздухе носится. Еще он нам о себе напомнит.
– Ну, надеюсь, все будет не так страшно!
– Ты – провидец?
– Нет! – Гельд честно покачал головой. – Я, понимаешь ли, иногда умею угадывать, что будет, когда хорошо знаю, что было и есть. Это тоже род ясновидения. Но иногда… Знаешь, норны, как правило, ведут себя по-умному и продолжают тот узор, который начали. Но иногда и на них находит дурь, и они выткут такое, чего никак не ждешь.
– Ну, и не зарекайся! – посоветовала Ярна. – Моя мамашка говорила: в жизни надо ничего не бояться, но ко всему быть готовым!
– Эге, да мне повезло повстречаться с дочерью очень умной женщины! – восхитился Гельд. – Твоему отцу повезло… Да, а как же вы с ним делали лодку, если ты говорила, что никто его не видел?