То ли мед пришелся «Свинье» по вкусу, то ли Гельд действительно умел уговаривать, но в Аскефьорде корабль не делал никаких попыток удрать к вершине, а позволил подвести себя к берегу возле усадьбы конунга. Там к тому времени уже собралась толпа: прибытие любого корабля, жданного или нежданного, событие во всяком фьорде. Жители Аскефьорда таращили глаза, показывали пальцами, возбужденно переговаривались. Привез, не привез? Неужели барландский торговец сделает то, чего не сумели сделать фьялльские ярлы? Уж очень он был в себе уверен! А вид у него не слишком веселый! Молчи, Аста, не у всех же душа снаружи, как у тебя!
Пришел даже конунг. Но Гельд, отметив взглядом его высокую, невозмутимо-величавую фигуру в красном плаще, уже искал взглядом другую – Эренгерды. Ему попалась на глаза Борглинда, которую почему-то держала за руку Сольвейг, попалась фру Стейнвёр, стоявшая рядом с сыном. Множество лиц казалось знакомо, но не доходило до сознания. В другое время Гельд радовался бы, предвкушая, как приятно удивит всех этих людей и как будет рассказывать о своей поездке. Но сейчас он не думал об этом и почти ничего не замечал.
Эренгерды не было, и у Гельда похолодело на сердце. Возвращение, да и весь поход сразу показались бессмысленными. Он отсутствовал больше трех месяцев. За это время могло случиться что угодно. Она могла стать женой конунга, и теперь ей не до того, чтобы встречать всяких торговцев. Она могла умереть зимой… Гельд не имел склонности воображать всякие ужасы без оснований, но сейчас приготовился ко всему. Мысли, пережитые во время бури у квиттингских берегов, оставили тяжелый осадок, и в глубине души Гельд ждал от судьбы любых пакостей.
Но корабль уже выполз носом на берег, время на волнения не осталось. Гельд выскочил на песок и уверенно направился к конунгу. И каждое мгновение ждал, что все-таки увидит ее. Она могла просто опоздать, замешкаться, не услышать о корабле вовремя… Не проделал же он весь этот путь понапрасну!
Если бы еще полгода назад Гельду предсказали, что весь огромный и многолюдный мир сожмется и сосредоточится для него в одной-единственной женщине, он посчитал бы это самой лживой сагой из всех существующих.
– Я рад видеть тебя, Гельд воспитанник Альва, живым и здоровым! – приветствовал его Торбранд конунг.
– Я вижу, что корабль тяжело нагружен – твой поход был не напрасным? – нетерпеливо крикнула фру Стейнвёр.
– Ты можешь поглядеть сам, конунг, что я привез! – ответил Гельд. – Но с моей добычей надо обращаться осторожно. Это «злое железо», выплавленное в огне троллей. Другого железа на Квиттинге сейчас не осталось.
– На Квиттинге? – Торбранд конунг поднял брови. Даже он, при всей его невозмутимости, был изумлен. Народ вокруг них загудел, повторяя эти же слова. – Ты сказал – на Квиттинге?
– Да. Это железо из Медного Леса. И будет лучше, если его сразу возьмет к себе Стуре-Одд. А я, если ты позволишь, расскажу, как мне удалось его раздобыть.
«Рогатую Свинью» повели к вершине фьорда, и только там, под присмотром старого кузнеца, начали осторожно разгружать. Несмотря на предостережения, все время работы над берегом висели брань и вопли. Пять или шесть криц уронили в воду: «Эти тролли сами прыгают за борт», как уверяли фьялли, и их еле-еле выволокли потом на сушу. Один хирдман поскользнулся в воде и грохнулся лицом о крицу, которую искал, так что перебил нос. Несколько ног оказалось отдавлено, несколько пальцев сломано. Наконец Стуре-Одд поднялся на корабль и на каждой крице, прежде чем ее сгружать, начертил по усмиряющей руне «ис». После этого «железные тролли» притихли, и их удалось-таки перетащить на волокушах в клеть возле кузницы. Добычу Гельда Асвальд Сутулый мгновенно прозвал «диким железом» – так в Аскефьорде и закрепилось.
– Зачем нам такая дрянь! – ругались хирдманы, потирая ушибленные места. – Если они нас в крицах чуть не перекалечили, что же будет, когда выкуют мечи! Да каждый такой меч первым делом зарежет своего хозяина!
– Неумелыми руками можно зарезаться и кремневым ножом! – вразумлял Стуре-Одд. – А с оружием надо уметь обращаться. У нас будет самое сильное оружие из всех, что мы только видели. Потому и умение понадобится особое.
Он посмеивался, но посматривал на квиттингское железо серьезно. Барландец, конечно, прирожденный болтун, но насчет «огня троллей» не все придумал. С этим железом и правда что-то не так.
Слова Стуре-Одда повторялись по всему Аскефьорду, обрастая новыми добавлениями. К вечеру уже имелось несколько саг о подвигах Гельда на Квиттинге, созданных буйным воображением фьяллей. Но послушать его самого тоже никто бы не отказался, и к сумеркам из всего населения Аскефьорда по домам остались только рабы да маленькие дети.
Да еще Стуре-Одд не пошел на пир в усадьбу конунга. Проводив сыновей, он отпер клеть, где сложили «дикое железо». При нем имелся мешочек с рунами, вырезанными на гладких костяных бляшках. Эти руны Стуре-Одд получил от отца, а тот – он деда; откуда они взялись, толком никто не знал, но при этом упоминался тролль из Дымной горы.
В клети кузнец сидел долго: положив на землю одну из криц, он раскидывал перед ней руны, потом раскладывал их, перекладывал по-новому, что-то бормотал. Потом, отрубив закаленным стальным зубилом маленький кусочек железа, он унес его в кузницу и принялся над ним ворожить: раскалил в горне, стучал по нему молотком, что-то ковал. Пламя в горне отливало багровым цветом, как густой зимний закат. Стуре-Одд молча, прищурившись, наблюдал за пламенем троллей. В огне черный кусочек «дикого железа» казался еще чернее, а пламя вокруг него багровело, точно он сам горел этим злым нечистым огнем.
На другой день Стуре-Одд послал сыновей за конунгом. Никто другой во всем Фьялленланде не мог бы позволить себе такой вольности, но к Стуре-Одду Торбранд явился сразу. Кузнец, умеющий укрощать квиттингское железо, сейчас был для него важнее всего на свете.
Стуре-Одд увел его в кузницу, где на наковальне еще лежал вчерашний кусочек. Усилия кузнеца придали ему странный вид, и теперь он походил на толстую жабу.
– Я хочу сказать тебе, конунг, что из этого железа едва ли выйдет толк, если обрабатывать его человеческими руками, – начал Стуре-Одд. – Я вчера попробовал… скажу тебе честно, мне было нелегко с ним управиться. А ведь из этого кусочка вышел бы разве что наконечник стрелы. Если взять кусок для клинка… не знаю, унесу ли я целыми руки и ноги от такой работы.
Торбранд конунг испытывающе смотрел на кузнеца и за неимением соломинки покусывал прядь своих бесцветных волос. Стуре-Одд был старше его на несколько лет, и они знали друг друга с детства. Торбранд конунг сам наблюдал год на годом, как росли мастерство и слава кузнеца из усадьбы Дымная Гора. Сейчас это был рослый, могучий, уверенный человек, с рыжеватой сединой в светлых густых волосах и бороде, со множеством тонких умных морщин на внешних уголках прищуренных глаз. Никогда он не говорил, будто чего-то не умеет или не может.
– Гельд Подкидыш рассказывал, что справиться с этим железом непросто, – ответил Торбранд конунг чуть погодя. – По его словам, какому-то кузнецу на Квиттингском Востоке чуть не выжгло глаз, а какой-то раб на его глазах едва не отрубил себе ногу топором из такого железа. Но Гельд полагался на твою мудрость и умение, и все мы нашли, что он рассудил верно. Мне трудно поверить, Стуре-Одд, что ты не справишься с делом, с которым справляются квитты.