Корни гор. Битва чудовищ | Страница: 82

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Только Один знает, чем кончился бы этот спор, перешедший помалу в неприглядную свару. Но со двора стали раздаваться невнятные крики, сначала вдалеке, потом все ближе и ближе. Звенели женские вопли, где-то стучали шаги, хлопали двери. Колдуны и даже сама Далла стали поглядывать на дверь, прислушиваться. В сердцах возникло общее беспокойство, а в головах – общая мысль. Фьялли? Уже? В глубине души их ждали каждый миг.

В гридницу ворвался сын Эйвинда Гуся – с вытаращенными глазами, бледный, как кость, и остановился на пороге, жадно ловя воздух ртом.

– Там… э… – Он оглянулся назад в сени, потом опять безумными глазами посмотрел на Рама, судорожно глотая и дергая челюстью. – Там пришел мертвец!

– Какой мертвец?

Все, кто был в гриднице, при появлении парня вскочили на ноги, а теперь сделали шаг к нему.

– Ме… ме… Это Кар! – вдруг решился выпалить парень, по-прежнему глядя на Рама и обращаясь к нему, как к самому надежному здесь человеку. – Это он! Только он… совсем мертвый!

Он нисколько не преувеличил. Беженцы, что выкопали себе землянки над самым морем, своими глазами видели, как в мелких волнах вдруг замелькала чья-то голова. Тюлень? Но нет – из глубины вод приближался, пешком шагая по дну, человек, и уже видно было его лицо, густо облепленное мокрыми волосами, страшнее самого страха.

Смотревшие с берега поначалу лишь моргали, думая, не от блеска ли волн рябит в глазах. Потом вдруг кто-то вскрикнул, и тут же, как от искры, криками покрылся весь берег. Кто-то кинулся бежать, кто-то застыл от ужаса. Широким уверенным шагом морской житель выходил из воды и приближался к берегу. Был он так темен, страшен и дик, что мысль возникала только одна – морской великан!

Пошатываясь, великан выбрался на берег, кое-как пробрел через полосу прибоя, несколько раз споткнулся, но не упал, опершись руками о мокрые камни. С его длинных волос и одежды текла вода, много воды, а кожа была серо-синей. Так же пошатываясь, он направился прямо к усадьбе Речной Туман, и бегущие с визгами люди задолго вперед несли весть о его приближении.

– Кар! Кар! Это Кар! – вопил то один, то другой. – Он вернулся! Вернулся из Хель!

Да, это оказался Кар – посиневший, с выпученными глазами, горящими ярким серо-синим светом. На его горле отчетливо виднелась рана – не свежая, но и не зажившая, а вялый обескровленный порез, какие бывают только на мертвых телах. Но он шел к усадьбе, шел широким шагом, лишь изредка покачиваясь и для равновесия размахивая руками. На лице его застыло дикое выражение, никогда не виданное у него прежде: сила, решимость и сосредоточенность, как будто он старается не забыть, зачем идет.

Двор вымер, все попрятались, ворота остались открытыми. Мертвец вошел во двор и направился прямо к дверям хозяйского дома. Его шаги тяжело отдавались в тишине затаившей дыхание усадьбы, и у каждого жутью схватывало сердце. В появлении мертвеца видели знак, которого каждый в глубине души давно ждал и все же надеялся не дождаться. Она пришла, злая судьба побежденного Квиттинга! Все разом показалось безнадежным: сама Хель прислала мертвого колдуна за теми, кому суждено умереть.

Эйвинд Гусь хотел запереть дверь в гридницу, но Сиггейр остановил его.

– Послушаем, что он скажет, – негромко и даже равнодушно сказал жрец из Тюрсхейма. – Не бойтесь. Светлые Асы защитят нас.

Каждый из колдунов казался сосредоточенным, сплетая в уме оберегающие заклятья. Мертвец встал на пороге, и Далла ахнула. Ужасно преображенный колдун, ее бестолковый управитель, потряс даже ее душу и заставил почувствовать, до чего она мала и слаба перед судьбой и богами.

Кар помедлил, наклонил голову, с волос которой продолжала капать вода, и с трудом шагнул через порог. Его нога ударила о земляной пол, как каменная. Мертвец поднял голову и медленно обвел гридницу мерцающе-синим взглядом. Из глаз его рвались мертвые молнии, и женщины закрывали лица руками, уверенные, что этот взгляд убивает.

– Вы… – хрипло произнес мертвец, и голос его был совсем не похож на прежний – он стал низким, грубым и каким-то бессмысленным, точно он сам не понимал смысла произносимых слов. В гриднице веяло холодной морской солью и жутью. – Вы, квитты… Я отдал свою жизнь за то, чтобы помешать врагу. Враг был сильнее… морские великанши не достали его. Они пустили меня сказать сейчас: ваш враг близок. Фьялли в одном переходе. Завтра они будут здесь. Многие из вас пойдут за мной. А ты… женщина… – Жуткий взгляд мертвеца уперся в Даллу, и она зажмурилась. – Ты сама назовешь себя мертвой.

Сказав это, Кар еще какое-то время постоял, глядя вниз, точно сделал все нужное и забыл, что дальше. Под его взглядом край ближайшей скамьи постепенно задымился, на обтертом дереве появился маленький синеватый огонек.

Горм протянул свой посох и нижним концом толкнул мертвеца в грудь. Кар, точно дерево без корней, повалился на спину, рухнул на пол и застыл. По гриднице покатился трупный запах, Далла первой охнула и прижала ладонь к носу.

Теперь Кар Колдун был мертв окончательно. Он сделал то, зачем морские великанши выпустили его со дна.

Глава 10

Дагейда дочь Свальнира сидела на крутом склоне горы, пристроившись в россыпи розовато-серых гранитных валунов. С двух шагов человеческий глаз не различил бы среди кустов можжевельника, среди камня и мха ее маленькую фигурку в серой волчьей накидке. Жадный лежал в нескольких шагах ниже по склону, где среди валунов хватило места для его длинного тела.

Маленькая ведьма мастерила стрелу и так погрузилась в работу, что не поднимала головы и лишь изредка принималась бормотать что-то нескладное. Древком служила тонкая можжевеловая палочка длиной не больше локтя, с одной стороны обломанная, а с другой – обкусанная мелкими острыми зубками. Для острия Дагейда подобрала где-то осколок кремня, очень похожий на настоящий наконечник стрелы. Может быть, он и был настоящим, обколотым еще теми древними людьми, что жили в Века Великанов и не умели плавить железа. Дагейда вставила кремневый наконечник в расщепленный конец палочки и теперь старательно обматывала его тонкой и прочной полоской березовой коры.

Стрела получалась кое-как: искривленная, вертлявая, непрочная, словом, никуда не годная. Пятилетний мальчик высмеял бы такую стрелу. Но не боевые качества требовались Дагейде. Эта детская стрела служила ей лишь знаком, как зримое воплощение заклинающих сил, образы которых она пока еще с трудом могла удержать в уме.

Вдруг она бросила стрелу на колени, подняла голову, прислушалась. Потом со звериной ловкостью прянула к земле и прижалась ухом к камню. Не закрывая глаз, Дагейда вслушивалась во что-то, происходящее глубоко в теле горы. Откуда-то издалека под землей катились медленные тихие волны, и с каждым мгновением они становились сильнее и отчетливее. Дагейда вскочила на ноги.

– Жадный! – крикнула она, торопливо стряхивая приставшие хвоинки с ладоней. – Где ты?

Огромный волк, поднявший голову еще при первом ее движении, серой косматой змеей скользнул вверх по склону и поставил передние лапы на камень рядом с хозяйкой.