Хозяева избушки попрятались, завидев несколько больших кораблей с вооруженными дружинами на борту. Корабли пристали, хирдманы потянули их на берег, Гельд пошел вверх по откосу к избушке. Нет, добрым людям незачем волноваться, им не причинят вреда или обиды. Он просит устроить на ночь под крышей только восемь человек женщин, стариков и детей, они могут спать на полу, тюфяки и одеяла у них с собой, а за место на лежанке для своей жены с девочкой он готов заплатить отдельно.
– Какая хорошенькая у тебя девочка! – приговаривала успокоенная хозяйка, когда Тюра разматывала с головы Асты два платка и утирала ей промокший нос. – И так похожа на отца…
Вскоре Гельд уже рассматривал у огня куски янтаря, которые хозяйские дети во множестве находили на песке после бурь, отбирал пригодные для перепродажи и обработки, взвешивал на маленьких весах, для расплаты его люди несли с «Кабана» куски цветной ткани и мешочки ржи, особенно ценимой весной, когда осенние запасы кончаются. Между делом Гельд расспрашивал семейство рыбака, что они думают насчет фьяллей и пойдут ли в поход, если до них доберется «ратная стрела». Он везде об этом расспрашивал. И везде его спрашивали в ответ, кто из знатных людей возглавит поход. Имя Бергвида пока что никому ничего не говорило: его историю выслушивали с любопытством и простодушным восхищением перед всем чудесным, но присоединиться к нему высказывали готовность немногие.
Хагир теперь уже старался не присутствовать при этих разговорах: его мучил какой-то тайный стыд. Порой на него накатывало ощущение, что они, взрослые мужчины, играют в войну, как дети. Он вспоминал, что враг у них отнюдь не воображаемый и не понарошку, что землю квиттов грабят всерьез и убивают их всерьез, но чувство серьезности затеянного дела возвращалось не сразу. Хагир сам стыдился этих приступов неуверенности, боялся их, как топких мест в болоте, и никому о них не рассказывал. Дракон Памяти помогал ему воспрянуть духом, но при этом Хагир помнил: войско из кубка не выскочит, биться за честь и свободу им предстоит самим.
Стемнело, море было почти спокойным, только холодные порывы ветра с гор трепали пламя костров. Кое-кто из хирдманов уже спал, многие разговаривали, кто-то пел вполголоса. Яльгейр Одноухий и Халльгард сын Халльгрима играли в кости возле самого большого костра.
– Ой, смотрите, к нам девочка идет! – радостно воскликнул кто-то из хирдманов у крайнего костра. – Ты откуда, малышка? – крикнул он куда-то в темноту. – Не замерзла? Иди к нам, погрейся!
– Тебе, Хард, мерещится! – посмеивались вокруг. – Давно не видел девочек? Откуда ей тут взяться?
Но, смеясь, многие заметили, что кто-то действительно приближается. Вдоль берега кто-то шел, раздавался чуть слышный скрип шагов по мерзлому песку… или просто шумит волна… То ли человеческая фигура идет из темноты, то ли дрожат неверные тени от лунного света, что падает сквозь рваные облака… Хирдманы моргали, щурились, трясли головами: возникало ощущение сна. Вот только как они попали в этот сон, когда и где уснули?
Кто-то, смутно похожий на тень от черной ночной птицы, приближался по самой границе песка и воды. Хагир, щурясь и вглядываясь в темноту, шагнул вперед. Вдоль спины скользнул холодок: память отозвалась на знакомое ощущение. Сердце холодело и при том билось сильнее, как будто само боялось и хотело убежать от опасности.
Нет, это была не тень и не морок: теперь уже ясно слышался легчайший скрип песка и камешков под чьими-то ногами, ветер с моря раздувал чьи-то длинные волосы, и от этого ночной гость походил на летучую мышь с распростертыми крыльями… Хагир испытывал немыслимую смесь чувств: странное удовлетворение оттого, что встреча в сердце Медного Леса ему не померещилась, тревожное ожидание, недоверие и даже страх, что она может выходить из своего живого царства. Или ее владения не кончаются у перевала Троллиное Седло, а простираются до самого моря? Так или иначе, но она здесь, трепет и ужас, сердце Медного Леса, душа камней в человеческом теле. С чем она пришла?
Дагейда вышла в круг света от ближайшего костра и тут остановилась. Хирдманы столпились вокруг, но шуточки замерли на губах: такой странной девочки никто еще не видел. Глаза ее в свете костра разбрасывали вокруг пронзительные желтые отблески, рыжие волосы вились по ветру, а ее лицо, в котором не было заметных недостатков, все же казалось отталкивающим из-за холодного, дикого, насмешливого и недоброго выражения.
– Отдыхаете? – язвительно произнесла Дагейда, и всем стало нехорошо от первого звука ее голоса. – Валяетесь здесь, славные герои, и не знаете, что ваша добыча лежит у вас под носом! Где Бергвид, сын Стюрмира и Даллы? Я хочу его видеть.
– Если хочешь, то почему бы тебе не подойти поближе? – спросил издалека Бергвид, не трогаясь с места. – Я не побегу навстречу каждой бродяжке!
Дагейда обернулась на голос, глянула через темноту, бывшую для нее прозрачнее светлого дня. И Бергвид вдруг вскочил и поспешно сделал несколько шагов к ней, от торопливости спотыкаясь о песок. Лицо его из надменного стало тревожным, даже испуганным: он не понял, что за великан схватил его за ворот и толкнул вперед. Он даже оглянулся, но сзади над ним было лишь синее небо весеннего вечера в белых огонечках звезд.
– Я принесла тебе подарок, а ты не хочешь даже встретить меня! – насмешливо сказала ведьма. – Иные подолгу ищут меня, а к тебе я пришла сама. Неподалеку отсюда стоит фьялльский корабль. Козлиные головы не хотели здесь ночевать, но Ньёрд оказался сильнее их. К тому же у них руль поврежден. До утра им не уплыть. Смелый сумеет воспользоваться случаем, не так ли, Бергвид сын Стюрмира? Я не так уж много попрошу за то, чтобы показать вам это место. Только одно: ты поклянешься перебить всех фьяллей до единого и отдать их души корням и камням Медного Леса.
– Всего ничего! – озадаченно произнес кто-то из хирдманов.
Но Дагейда не обернулась, а продолжала смотреть на Бергвида.
– Кто ты? – с беспокойством воскликнул он. – Зачем тебе…
– Я – Дагейда дочь Свальнира! – Ведьма гордо вскинула голову. – Я – хозяйка Медного Леса.
– Зачем тебе убитые фьялли? – спросил Хагир.
Дагейда посмотрела на него и на миг расширила глаза, бросила ему тот загадочный взгляд, что заменял ей улыбку. Она как будто намекала на что-то, известное им обоим, на какой-то тайный сговор между ними.
– У меня с вами общая месть, хотя у меня мало общего с людьми, – сказала она вполголоса, и, казалось, сами волны притихли, ловя ее слова. – Моего отца убил Торбранд конунг. Тот же, что продал в рабство твою мать, Бергвид сын Стюрмира, и взял в жены Хёрдис Колдунью, убийцу твоего отца! Я буду мстить фьяллям. Их жалкие души пойдут в пищу моему Медному Лесу, душой которого раньше был мой отец. О, мой отец был выше этих гор и сильнее этого моря! – Ведьма горделиво повела рукой вокруг, и в темноте все ею названное казалось еще более огромным и могучим, горы уперлись в самое небо. – Мне еще не скоро удастся дорасти до него. Но они мне помогут, те, кто виноват в его смерти! А тебе ничего не придется делать! – Она опять посмотрела на Бергвида. Взгляд ее представлялся ласковым, но каждому, на кого он падал, казалось, что глаза ведьмы вытягивают из него душу. – Только сказать: я посвящаю убитых мною тебе, дух корней и камней! Больше ничего. Пока больше ничего.