– А скажи-ка, Брендольв, ведь это славный подвиг – прогнать или убить тролля? – сказал Равнир и подмигнул Брендольву. – Такого тебе и за морем совершать не приходилось, да?
– Это верно! – Брендольв засмеялся и подмигнул ему в ответ, а потом посмотрел на Хельгу. – Если здесь и правда завелся тролль, то я знаю кого-то, кто скоро отправится на поиски!
– Я знаю даже двух таких, – подхватил Даг. – А заодно проверю, не ты ли притворяешься троллем, чтобы испытать доблесть добрых бондов.
Брендольв расхохотался, отчасти жалея, что сам не додумался, а теперь поздно.
– И меня! И меня! – Хельга радостно захлопала в ладоши, чувствуя, что такого забавного приключения в ее жизни еще не выпадало. Как все же хорошо, что Брендольв вернулся!
* * *
Пир в усадьбе Тингваль продолжался три дня, и эти три дня для Хельги слились в один длинный и восхитительный день. С утра до ночи по всей усадьбе шевелился народ, везде звучали голоса, служанки суетились на кухне, в гриднице не убирали столов. Шум и радостная суматоха, непохожая на обычный порядок, наполняли душу Хельги восторгом, блаженным чувством, что жизнь сильно изменилась к лучшему и навсегда. Это все равно что весна. Жители округи радовались случаю свидеться и обменяться всеми новостями, какие у кого набрались. Кто-то летом путешествовал и теперь имел что рассказать; кто хвастался новыми нарядами, кто толковал сны; вечерами рассказывали саги и пели предания о богах, играли в тавлеи. Фроди Борода посватался к овдовевшей невестке Торхалля Синицы, и вечером отмечали обручение; Бьёрна Валежника помирили наконец-то с фру Арнхейдой из усадьбы Мелколесье, и они пообещали больше не топтать поля друг другу и не портить снасти. Мальчики и девочки, взятые родителями в гости, целыми днями носились по усадьбе и вокруг, наполняя воздух криками и мельканием снежков. Даже ночью в покоях не смолкали разговоры вполголоса – находилось немало умельцев рассказывать страшные саги про мертвецов и еще больше охотников слушать. Усадьба Тингваль жила дружно, и всякий, кто попадал сюда, с каждым вдохом впитывал в себя мир и расположение к людям. Оттого-то здесь никогда не ссорились, оттого-то все соседи так любили бывать здесь. Даже огонь здесь горел как-то по-особенному: всех согревая, но никого не обжигая.
Хельга была бы рада, если бы йоль никогда не кончался. Но время проходит, гости разъезжаются, и остается только смотреть на солнце и считать дни до весеннего Праздника Дис*, когда все повторится в усадьбе Лаберг.
Из грустной задумчивости, которая неизбежно наступает после большого веселья, Хельгу вывела Сольвёр. Утром она отлучалась из усадьбы и вернулась с таинственным и озабоченным видом.
– А я видела кое-кого, кто тащил лошадиный череп! – загадочно сообщила служанка.
– Кого? – Хельга тут же обернулась к ней. Лошадиный череп прямо наводил на мысль о колдовстве. – Куда тащил?
– Куда! – воскликнула Троа, другая служанка. Она шла с вымытыми деревянными ведрами для молока, но остановилась, поставила ведра на землю и воинственно уперла руки в бока. – Куда же еще, как не к старой Трюмпе? Кому еще у нас может понадобиться такое добро!
Работники, женщины, даже кое-кто из хирдманов подходили поближе, прислушивались. Трюмпой звали старуху, которая жила с двумя сыновьями и невесткой в самом дальнем конце фьорда. Она была колдуньей, да и вся семья ее зналась с нечистью, потому их сильно не любили. В другом месте колдунов давно бы прогнали прочь, но Хельги хёвдинг не разрешал этого делать. «Здесь – „мирная земля»! – говорил он. – Здесь находит приют каждый, кто в нем нуждается, и никого мы не будем гнать отсюда! Каждый имеет право жить, где хочет, пока не вредит другим».
– А кто нес к ней череп? – спросил Даг. Брезгливо хмурясь, он все же не хотел пройти мимо: опасностью колдовства нельзя пренебрегать.
– Тот, кто обещал это сделать. Ауднир сын Гейрмода, – ответила Сольвёр и поджала губы. Дескать, вы можете сердиться и даже не верить, но я-то знаю, что сказала правду.
– Это верно! – согласилась Хельга. – Я помню, на пиру в самый первый день Ауднир обещал, что не оставит дела так. Он обещал, что прогонит троллей!
– Это обещал не один Ауднир! – без улыбки, а даже с некоторым беспокойством вставил Равнир (вот уж кто не проходил мимо, если собирались вместе хотя бы три человека). – Помнится, и Брендольв Морской Грабитель, и ты, Даг, тоже что-то такое говорили.
Хельга улыбнулась, опять услышав прозвище, которым Брендольва наградили после недавней шутки. Но на самом деле ей было не до смеха. Даг с беспокойством посмотрел на сестру; у Хельги горели глаза, щеки ярко разрумянились, дыхание участилось, а внутренние концы бровей подрагивали, как крылья бабочки. Она слишком близко к сердцу принимала эти события.
– Значит, Ауднир хочет колдовать! – опять заговорила Троа, и ее круглое полное лицо затряслось от сдерживаемого негодования. – До добра это не доведет! Когда в округе живут колдуны, это никогда не доводит до добра! Если они кого невзлюбят, то могут погубить! И тогда прогонять их будет поздно! Я всегда говорила! И люди говорили! А наш хёвдинг не хочет слушать! Он, конечно, хороший хозяин и мудрый человек, – Троа бросила уважительный взгляд на хозяйского сына – но многие скажут, что напрасно он позволяет Трюмпе и ее родне жить здесь!
Люди молчали, но на всех лицах отражалось согласие со словами женщины. А Хельга вдруг прижала ладони к щекам, с которых разом сошел румянец.
– Я слышу! – шепнула она, глядя на мерзлую грязь двора и не видя ничего. – Я слышу… Она поет… Она будит духов… Я слышу…
– Дождались! – мрачно бросил Равнир.
Сольвёр сделала движение, будто хотела обнять Хельгу, и на лице ее проступило беспокойство, как при виде больного. Но Даг опередил девушку и обхватил сестру рукой за плечи. Хельга уткнулась лицом ему в грудь и затихла. Даг смотрел поверх ее головы на север, туда, где жила старая Трюмпа, и лицо его было таким суровым, словно перед усадьбой стояло целое полчище врагов. Хельга тонко чувствовала перемены погоды, солнечные затмения, обращение луны. И колдовство. Пропетое за три горы отсюда заклинание эхом отзывалось в ее душе, и она дрожала, не в силах защититься от холодного ветра чужой недоброй воли.
* * *
Вершину фьорда венчала гора, которую так и называли – Вершина. Кое-где она поросла еловым лесом, но в основном каменистые склоны оставались открыты, и даже трава здесь не росла. Поэтому вокруг Вершины никто не хотел селиться, и старая Трюмпа, явившаяся сюда лет тридцать назад, пока муж ее был еще жив, выбрала это место для жилья. Никто не понимал, каким образом ее муж в одиночку, всего за одно лето, сумел построить избушку из толстых елей, которая стояла вот уже тридцать лет, низкой дверью на север, [11] похожей на провал беззубого старческого рта. Наверное, здесь не обошлось без колдовства. «Тролли ей помогали!» – говорили люди, и Хельга, бывало, смеялась, воображая несчастных остроухих троллей, изнемогающих под тяжестью огромных бревен. Никто не знал, как Трюмпа растила своих сыновей, родниться с ними никто не хотел. Когда прошел слух, что один из них женился, все были уверены: он взял в жены троллиху. Правда, кое-кто встречал его жену возле моря, но от разговоров она уклонялась, чем укрепляла подозрения. Само собой понятно, что жители округи старались не приближаться к Вершине, где обитало это семейство.