Атла замолчала. Как ни жаждало мести за погибший Перекресток ее упрямое сердце, всему остальному телу нужно было где-то жить. А в Тингвале ей жилось хорошо. Сохраняя на лице выражение молчаливого несогласия, она тайком косилась на Дага и посмеивалась сама над собой. После этой беседы, похожей на ссору, сердитый и замкнутый от внутренней борьбы Даг показался ей прямо-таки красивым. «Он еще пачкал пеленки, когда я уже умела ходить!» – напомнила себе Атла, знавшая, что хозяйский сын моложе ее на целых два года. Но это не помогло. Он делал совсем не то, чего ей хотелось, но почему-то все больше нравился ей.
Хельги хёвдинг во время всех этих волнений по большей части молчал, но вид у него был недовольный.
– Я не вправе запретить знатному человеку выбирать себе конунга и отправляться на войну, если уж ему хочется! – сказал он только однажды, когда Арнхейда хозяйка, с неохотой отпустив среднего сына с Брендольвом, приехала вместе с младшим посмотреть, как собирается в дорогу Даг. – Но если бы у меня попросили совета, я сказал бы: неразумно вмешиваться в распрю двух конунгов, пока ничего еще не ясно.
– Плохо то, что Брендольв и Гудмод восстановят против себя Стюрмира конунга, – заметила фру Мальгерд. – И неизвестно, поможет ли ему наше заступничество.
– Но мы ведь вступимся за него, если понадобится? – тревожно уточнила Хельга.
Отец в ответ развел руками, намекая на то, что после обручения отказать в помощи новой родне уже нельзя.
– Не думал я, что он так быстро откажется от конунга, меч которого только что повесил на пояс, – со вздохом прибавил Хельги хёвдинг и покачал головой.
Чем ближе был час отплытия Брендольва, тем острее щемило сердце у Хельги. Кроме беспокойства о будущем жениха прибавилась обида: неужели он так и уедет, не попрощавшись с ней, покинет невесту сразу после обручения? При том, как расстались Брендольв и Даг, это будет похоже на разрыв. К ней вернулось прежнее ощущение, что все это невсерьез: сейчас она проснется, а никакой ссоры нет. Но увы – Даг тоже собирается в дорогу, и очень даже всерьез.
Хельга беспрестанно думала об этом, так что даже голова болела, но никак не могла взять в толк, отчего все получилось так досадно. А время бежало, и ей казалось, что она непоправимо опаздывает куда-то.
Наконец под вечер последнего дня, когда уже начало темнеть, в Тингваль прибежал мальчишка из Лаберга.
– Меня прислал к тебе Брендольв хёльд! – сказал он Хельге, протолкавшись к ней в женском покое. – Он ждет тебя у кривой елки. Просил, чтобы ты непременно приходила.
Едва дослушав, Хельга кинулась одеваться, второпях схватила накидку Сольвёр вместо своей, просунула голову в отверстие, дернула прядь волос, зацепившуюся за нагрудную застежку платья. Она так ждала этого, так надеялась, так отчаивалась, что теперь едва верила в сбывшиеся ожидания.
– Ты пойдешь одна? – обеспокоенно спросила Сольвёр. – Посмотри, уже темнеет! Это опасно! Возьми с собой кого-нибудь! Хотя бы Рэвунга! Он тебе ничуть не помешает! Вспомни, сколько тут нечисти!
– Ничего, ничего! – торопливо отговаривалась Хельга, отчаянно боясь, что кто-нибудь ее задержит. – Ничего не будет! Нечисти больше никакой нет! Он меня потом проводит! Не говори пока никому, что я ухожу!
Не дождавшись от Сольвёр ответа, Хельга кинулась к дверям. Сердце ее громко стучало от радости, что Брендольв все же вспомнил о ней, и она боялась только одного – как бы кто-нибудь не помешал. Хельга чувствовала, что отцу и Дагу не слишком понравилось бы это вечернее свидание – если бы Брендольв одумался и захотел на прощание оказать уважение новой родне, то мог бы и сам прийти в Тингваль. Уж не выгнали бы, и не мог он ждать плохой встречи. Но Хельга не давала воли этим мыслям. Мужчины вечно выдумывают всякую ерунду, чтобы всем осложнить жизнь, вечно ссорятся из-за пустяков и чувствуют себя оскорбленными всякой малостью. Чего стоят два-три неосторожных, в запальчивости сказанных слова по сравнению с многолетней связью их семей? С теми пятью годами, которые Брендольв прожил в Тингвале? С их обручением, которое уже скоро, на Празднике Дис, сделает Брендольва и Хельгу одной семьей?
Брендольв ждал ее, стоя возле той самой кривой елки-скамьи. Услышав торопливые шаги Хельги, он обернулся, и она приостановилась. При виде Брендольва ее радостный порыв поутих: таким непривычным он ей показался в кольчуге, с красным плащом, с богатым мечом у пояса. Тем самым, с волчьей головой на рукояти, что подарил ему Хельги хёвдинг. Мелькнуло недоумение: для чего он вырядился как на тинг? Или он отплывает прямо сейчас? Хельга даже бросила беглый взгляд в сторону моря, не стоит ли там «Морской Баран» со всей дружиной. С площадки у кривой елки моря было не видно, его заслоняли скалы, да Хельга и сама поняла глупость этой мысли. В поход не отправляются под вечер, когда море заволакивается туманом и даже берегов родного фьорда не разглядеть. Движимый неосознанным тщеславием, Брендольв хотел показаться невесте в самом роскошном и воинственном наряде и добился того, что она сразу ощутила его как бы уже ушедшим. Он был похож на того самого «Логвальда Неукротимого», который так напугал усадьбу Тингваль месяц назад.
Медленно подойдя, Хельга остановилась в двух шагах и молчала, то глядя на Брендольва, то отводя глаза. Все те радостные и теплые слова, которые она несла сюда, вдруг остыли, растаяли. Подумалось: ведь это он звал ее сюда – пусть он и говорит…
– Уплываешь? – все-таки первой нарушила молчание Хельга.
– Да. – Брендольв, кажется, был рад, что она подала голос. – Завтра. На рассвете. Альфрида бросала прутья – сказала, что завтра хороший день для начала похода. Что я вернусь живым. [26]
– Конечно, – сказала Хельга. Ничего другого она не могла и представить. – Ты же должен вернуться к Празднику Дис…
Она запнулась, не решившись вслух напомнить о свадьбе.
– Конечно, – повторил за ней Брендольв и опять замолчал.
Обоих мучила неловкость. Они оба желали этой встречи, но теперь, стоя на расстоянии вытянутой руки друг от друга, ощущали между собой неизмеримую холодную даль. Что-то сломалось. Или так и не сложилось на самом деле…
– Лучше бы Даг поехал со мной! – в сердцах воскликнул Брендольв. Он чувствовал, что с Хельгой и Дагом нельзя быть в мире или в ссоре по отдельности. – Тогда все было бы по-другому!
В мыслях его вспыхнула череда приятных образов: они с Дагом оплывают, плечом к плечу стоя на носу корабля, как братья Гуннар* и Хёгни* из древнего сказания, потом возвращаются, утомленные походом, но гордые победой, и счастливая Хельга машет руками с берега, приветствуя разом их обоих…
– Или ты – с ним, – добавила Хельга.
Да, тогда ей было бы спокойно! Оба они знали, в чем корень их нынешней неловкости, но поправить дело не могли.
– Нет! – упрямо возразил Брендольв, и у него стало такое же лицо, как тогда, на пиру в усадьбе Лаберг. – Это он должен был плыть со мной! Разве во время войны достойный человек должен отсиживаться дома или бежать за море? Скажи мне, Хельга! Что с вами случилось? Твой отец и брат не трусы, я знаю! Когда я приплыл сюда от кваргов, они не струсили и вышли на берег с оружием в руках, как мужчины! Что с тех пор изменилось? Или это тролли их заколдовали? Скажи мне!