– Никто не мог еще узнать, да еще и собрать войско, снарядить корабли! – поддержал ее Аринлейв, который почти всегда думал с ней одинаково. – И вообще у уладов не бывает таких больших кораблей, они, говорят, между своими островами плавают на лодках из прутьев, обтянутых коровьими шкурами. Торвард ярл их называл «плавучими коровами». А это… смотрите же, это лангскип скамей на двадцать шесть!
Большие корабли шли на веслах и приближались не очень быстро, но уже можно было разглядеть, что это боевые корабли с разноцветными щитами на бортах. Не торговцы какие-нибудь.
– Не повернуть ли нам назад? – предложил осторожный Альвир, оглядываясь в сторону берега. – Все-таки, если что… Если это «морской конунг», нас же просто утопят, чтобы шум не подняли.
– Нет, ни за что! – пылко воскликнула Сэла. От жгучего нетерпения ей хотелось бежать по воде навстречу кораблям. – Ари, давай, гребите! Гребите! Скорее! У них ведь нет красных щитов на мачте! [2]
Аринлейв, разделявший ее чувства, тут же взялся за весло, и братьям осталось только присоединиться: родич из Аскефьорда, ходивший в походы с конунгом, пользовался у сыновей простого бонда большим уважением. Сэла, перебравшись с кормы на нос, тянулась и вглядывалась, так что Аринлейв окликнул ее:
– Эй, сдай назад! А то вывалишься еще… Как Сольвейг!
Сэла оглянулась: историю с исчезновением Сольвейг, сестры их отцов, она отлично знала, и неспроста Аринлейв вспомнил этот случай именно сейчас, когда другой конунг возвращается в Аскефьорд… Но размышлять об этом было некогда: большие корабли все приближались, и Сэла узнавала их.
– Там «Ушастый», первым идет «Ушастый»! – твердила она, в нерассуждающем восторге едва не прыгая на дне лодки. – Я же говорю, это он!
«Ушастый», дреки на двадцать шесть скамей по каждому борту, был кораблем Торварда ярла, захваченным в прошлогоднем сражении с конунгом Граннланда. Резную голову дракона на его переднем штевне украшали огромные уши с гребнем, больше похожие на крылья, из-за чего корабль назывался «Крылатый Дракон», но вслед за веселым Торвардом ярлом все стали звать его «Ушастым». Не узнать такой приметный корабль было невозможно – как и самого Торварда ярла, чью высокую, сильную фигуру Сэла уже вскоре разглядела. Он стоял на носу, вглядываясь в лодку, плывущую навстречу. Сэла замахала ему, и он взмахнул рукой в ответ, должно быть, узнав ее. Искрой блеснул золотой браслет на его запястье, словно осколок солнечного луча, и сам, рослый, мощный и стройный, в красной рубахе, с поясом, густо усаженным золотыми бляшками, – Торвард ярл любил одеваться ярко даже в походе, – был похож на молодого бога, выплывающего на заре из-за грани Иного Мира. Сэла нетерпеливо махала ему, и слезы просились на глаза от внезапной радости – Торвард ярл был гораздо лучше, чем заморский конунг на хрустальной ладье! Торварда ярла, открытого, дружелюбного, ничуть не надменного, отважного и веселого, в Аскефьорде все любили. Но первые двадцать пять лет он прожил как бы в тени своего сурового прославленного отца, и только теперь, когда он остался их единственной опорой и защитой, Сэла по-настоящему осознала, как он дорог им всем – всем, для кого он отныне равнозначен солнцу в небе.
Свободные от весел хирдманы на «Ушастом» тоже узнали людей в лодке, над морем пролетел приветственный крик: все были рады еще здесь, за целый переход до Аскефьорда, увидеть знакомые лица.
– Так он же, выходит, ничего не знает… – пробормотал за спиной у Сэлы озадаченный Ульв.
Тем временем лодка подошла к «Ушастому» вплотную; Торвард ярл, крикнув что-то, сделал знак гребцам у себя за спиной. Лодка ткнулась в борт «Ушастого», Торвард перегнулся и протянул руки Сэле; она подала ему свои, и он мгновенно, так что братья только ахнули, выдернул ее из лодки, поднял и посадил на борт, крепко держа за талию. И вот он был перед ней – смуглый, с черными бровями, со своим знаменитым шрамом, который неровной беловатой полосой тянулся от правого угла рта до заднего края челюсти. Как всегда после разлуки, он показался Сэле каким-то очень ярким, бурным, новым и неожиданным. И его весело блестящие карие глаза смотрели на нее с таким восторгом, словно к ней-то он и стремился через моря. В походах Торвард всегда скучал по дому и был рад увидеть хоть кого-то из Аскефьорда уже сейчас, а тем более девушку, потому что из всего населения Аскефьорда девушек он любил больше всех!
– Сэла! – радостно восклицал он и жадно целовал ее, покалывая щеки и губы своей черной щетиной, не бритой уже дня три. – Вот так подарок! Ты меня встречаешь, мне не мерещится! Как же ты догадалась, что я сегодня вернусь? Вещий сон видела? С меня колечко! Ну, как у нас там, солнце мое?
Сэла засмеялась и положила руки ему на грудь. «Солнце мое» Торвард ярл называл девушек, с которыми его связывали теплые чувства известного рода. Она не стремилась попасть в их число, но сейчас его бурная и искренняя радость от встречи, его горячие поцелуи и это «солнце мое» – знак ближайшей сердечной привязанности – вызывали в душе неразумную и такую приятную слабость. Все-таки он был лучше всех парней Аскефьорда, выше всех не только положением, но и качествами. Сэла твердо решила, что не станет в него влюбляться, – они не пара, и нечего зря вздыхать! Правда, на том памятном Празднике Дис и она среди общего веселья чуть не лишилась рассудка, а с ним и еще кое-чего, для девушки даже более важного. Почему она не противилась, когда ее бережно, но решительно увлекали в укромное место за выступом скалы в Драконьей роще, – она и сама не могла потом объяснить. Почему-то в то время предчувствие того, как сильные руки Торварда ярла мягко положат ее спиной на мох, вызывало не ужас, а скорее наоборот… Должно быть, возбуждение весеннего праздника и манящая страсть его поцелуев свели ее с ума. И долго еще при воспоминании об этом вечере ее пробирала дрожь – но, пожалуй, не от страха… Конечно, потом она опомнилась и была признательна брату, который так своевременно вмешался, но и теперь, несмотря на мудрые и решительные обещания, данные Аринлейву и самой себе, Сэла не могла не признать, что нет во Фьялленланде человека, более достойного любви, чем Торвард ярл!
Но то грустное известие, которое ей предстояло передать, лежало на сердце тяжелым черным камнем.
– Торвард… – начала она и запнулась, не зная, как теперь назвать его, Торвард ярл или Торвард конунг. Оттого вышло, что она назвала его просто по имени, но он не имел ничего против и смотрел на нее с тем же теплым ликованием в блестящих карих глазах. – Ты… ты ведь не знаешь? – полуутвердительно произнесла Сэла, понимая, что если бы он знал , то едва ли сейчас был бы так весел.
– Что? – с живой готовностью к любым новостям спросил Торвард. – Ничего я не знаю! Ну, как вы тут?
– Что ты… – Сэла глубоко дышала от волнения и жалела, что эта выдающаяся честь досталась ей, а не кому-нибудь поумнее, вроде Эрнольва Одноглазого.
– Что я опять стал отцом? – весело предположил Торвард, видя, что она не решается что-то вымолвить. – Кто меня осчастливил на этот раз? Не ты и не Хильделинд, не может быть, я точно помню!